Если он хотел что-то сказать, то почему просто этого не сделал? Зачем вот эти «ничего», «я ни на что не обиделся», «да все в порядке»? Понятно же, что не в порядке, так почему бы просто не сказать.
Чондэ тяжело выдохнул и торопливо зашагал следом за Чжаном.
— Исин, что? — крикнул он ему в спину.
— Сказал же, ничего, — отмахнулся молодой человек, даже не обернувшись.
— А, ну давай, — всплеснул руками Чондэ, — будешь ходить загадочным тюленем, а я буду угадывать, что не так.
— Да все не так! — вдруг взорвался Исин, сам поразившись, откуда у него взялись силы на крик. — Понимаешь, все не так! Это не я тут загадочным тюлень, а ты. И это я угадываю, какого хрена происходит!
Чондэ возразить, в сущности, было нечего, ведь в последнее время он действительно не был открытым и искренним, потому что не думал, что если выскажет то, что у него на душе, им двоим полегчает. И пусть возразить было нечего, он все равно возразил.
— Что тебе не понятно из того, что происходит? Обозначь мне момент, после которого ты перестал понимать, и я вкратце изложу тебе события…
— Какая радость, что ты у меня есть, — всплеснул руками Исин, — а-то я собирался уже перематывать. Начни объяснять с момента, когда ты вломился в мой дом, поигрывая зонтом, и предложил отправиться в увлекательное путешествие по ночной округе. Вот до этого момента я помню все, дальше — как в тумане.
— Мы сходили на пару свиданий, я умер, потом воскрес, а теперь мы живем вместе, любим друг друга и собираемся взять из приюта щенка! — на одном дыхании выпалил Чондэ.
Исин саркастично усмехнулся, но так, как будто Чондэ совершил отвратительнейший поступок в своей жизни, принять который было сложно. Интересная трактовка событий. Неужто в его восприятии это выглядело именно так?
— Ты сейчас просто какую-то дораму пересказал или что? Звучит как отличный сюжет. Предвижу высокие рейтинги, — Чжан недовольно фыркнул и поспешил в комнату. Он не мог придумать, как логически закончить этот диалог, и раздражение подмывало кричать и ругаться, потому что он устал. У него не было сил сдерживать себя. Хотелось выплеснуть все свое недовольство на мир, и он понимал, что раз себе доверять не может, то лучше оградить себя от источника собственного раздражения. В данном случае это был Чондэ.
— Исин, — вскрикнул он, — да что с тобой не так?
— Что не так? — ахнул молодой человек. — Я просто не понимаю, какого хрена ко мне в дом приходят незнакомые люди и начинают меня втаптывать в какашки. Я весь такой тиран и деспот, видите ли, зашугал бедного Чондэ! — Исин начал кривляться, отыгрывая в лицах каждое свое слово. — А ты сидишь весь такой грустненький, жертву из себя строишь и из дома линяешь как подросток, стоит мне на секунду отвернуться. Какого хрена, Чондэ? Когда это ты вдруг стал жертвой? И почему это я вдруг тиран, который тебя затравил? Разве я тебя хоть когда-нибудь заставлял что-то делать, разве принуждал? Если я весь такой плохой, так что ты со мной делаешь? Потому что это ты сам пришел ко мне, это ты мне втирал, что хочешь все с самого начала начать, что хочешь, чтобы мы были вместе. Я за тобой не бегал, ссаной палкой тебя не бил и на эти отношения не подписывал. Ты сам так решил. И если тебе вдруг тесно и душно со мной, так проваливай! Я тебя здесь не держу! — Исин демонстративно хлопнул дверью спальни прямо перед носом Чондэ. — Иди ты нахрен, Ким Чондэ. Ты и твое сраное чувство вины!
Чондэ замер перед дверью и нерешительно вскинул руку, но так и не постучал. Он слышал, как Исин подпирает стулом дверь, но не находил в себе сил, чтобы сказать ему этого не делать. У него не было слов. Ему было нечего сказать, и это жутко раздражало. Он понятия не имел, почему нападают на него, а мирится, делать первый шаг и сглаживать углы должен тоже он. Он был виноват для Исина по определению, даже тогда, когда ни в чем виноват не был. Чондэ превратился козла отпущения, в грушу для битья, об которую точили когти и зубы.
Он сотню раз пожалел, что однажды ночью явился к Исину, чтобы показать ему семь причитающихся снов. Исин не знал, как Чондэ ждал этого момента, как предвкушал его, как радовался возможности просто поговорить, посмотреть на него совсем близко. Сейчас это казалось таким наивным и глупым желанием. После всего, Чондэ поражался тому, что продолжает радоваться таким простым вещам, как возможность просто с Исином быть. Засыпать и просыпаться с ним. Ведь ни с кем Чондэ не жаждал быть так сильно как с ним. Не ждал так долго, не делал так много. И он бы сделал больше, он бы горы свернул, если бы Исин перестал вести себя так. Если бы однажды, заглянув ему в глаза, Чондэ не увидел там осуждения.
Исину было плевать, что Чондэ готов ради него на все. Он не хотел замечать, каким влюбленными глазами Чондэ на него смотрит, радуясь, что несмотря ни на что, они все же вместе, рядом. И, разумеется, Исин даже не думал о том, что каждый день Ким Чондэ приходится бороться с собой. Решать свои внутренние конфликты, разрешать внутренние противоречия, уничтожать все сомнения, чтобы любить Чжан Исина чисто и искренне.
Чондэ не знал, как еще донести до Исина мысль, что любит его. По-настоящему любит. Он много раз размышлял над своими чувствами, делал круг и всегда возвращался к тому, что это любовь. Исин не понимал, ведь у него была лишь человеческая жизнь, всего каких-то 25 лет, а у Чондэ было полтора столетия и даже больше, чтобы понять, что в этом мире нет никого лучше и ценнее для него, чем Чжан Исин.
— Син, — тихо позвал молодой человек, прислоняясь лбом к двери, — мне ведь тоже завтра на работу. Может быть ты меня пустишь?
— Поспишь сегодня на диване, — последовал незамедлительный ответ. Он шел откуда-то снизу. Исин сидел под дверью.
— Он неудобный. Дай хоть подушку с одеялом…
— Если не устраивает, можешь свалить на старую квартиру.
— У меня все вещи в комнате. Деньги, ключи, — все там. Если хочешь, чтобы я ушел, тебе придется меня впустить.
— Если хочешь забрать свои вещи, я могу просто выкинуть тебе их в окно!
Чондэ с силой ударился головой об дверь. Он просил всего лишь о маленьком одолжении. О том, чтобы Исин перестал упираться. Ведь нет никакого смысла сидеть за дверью и дуться. Они бы могли решить свои разногласия, если бы обсудили их, но даже если Чондэ был готов это сделать, Исин просто фыркал и огрызался. Он не хотел идти навстречу. Будто бы ему обиды были важнее их стабильных отношений. Он специально не хотел решать конфликты, чтобы было о чем спорить, было кого винить.
— Син, — снова позвал Чондэ, но Исин не отозвался, — я люблю тебя.
Они говорили это друг другу так часто, что, наверно, обесценили слова. В них больше не было того смысла, который они вкладывали. Это была фраза для галочки, чтобы подтвердить, что их отношения еще держатся. Вот только сейчас, а может быть и всегда, Чондэ вкладывал в них смысл. Собственные чувства, которые хотел до Исина донести.
В ответ Исин промолчал. Даже для галочки не ответил, что тоже любит. И это было больно.
Чондэ сполз по двери на пол, удобно устраиваясь. Он знал, чувствовал, что Исин в этот момент так же сидит на полу по ту сторону двери, и даже не думает о том, чтобы лечь спать. Почему это с ними происходит? Почему они вдруг стали грызться из-за всяких глупостей. Превращать все в трагедии. Ведь не из-за чужих слов они сейчас повздорили. Нет, это была лишь капля в море. Будь дело только в этом, они бы перебросились парой коротких фраз, пошутили бы и пошли спать. Но сейчас чужие слова задели за живое. Они сидели все это время на бочке с порохом, и вот рядом упала спичка. Все обиды, которые они копили, вся злость и напряжении разом вырвались наружу. Если бы они справлялись с этим по мере возникновения, ничего бы не случилось, но они откладывали. Им хотелось идеальных отношений. Вот что из этого вышло.
— Нам нужно съездить куда-то, — заговорил Чондэ, будто сам с собой. — Закрыть кафе, послать все нахрен и уехать куда-нибудь на пару дней отдохнуть. Ты и я. Сменить обстановку.
