— Тебе бы стоило перед ним извиниться, — осуждающе покачал головой Бэкхён. — Серьезно, он заслужил.

— Ладно, а хорошая новость какая? — Чондэ оперся на стол и выжидательно посмотрел на Купидона. Это было немного грубо. Отдавало наплевательским отношением к Исину.

— Вот ты знаешь, — с сомнением протянул он, — я даже не знаю, хорошая это новость или нет…

— В смысле?

— Присядь-ка, — Бэкхён указал на стул.

Чондэ вдохнул и не выдохнул. Опираясь руками о стол, он осторожно присел на стул, не сводя пристального взгляда с Купидона.

— То, что ты говорил, про идеально подходящих вас на должность… В общем, это не такой бред, как показалось мне с самого начала.

— В смысле? — вскрикнул молодой человек, и ему так и хотелось ответить: «в коромысле». И все же Бэкхён сдержался.

— Разумеется, это вас не обязывает следовать своему предназначению…

— Какому предназначению? — все так же продолжил задавать Чондэ вопросы на повышенных тонах.

— В общем, — Бэкхён надул щеки и выдохнул, — Минсок тут очень убедительно доказывает теорию, что, возможно, вы и есть те самые братья, что стояли у истоков.

— Чего? — у Чондэ в этот момент было лицо дауна. В голове обезьянка била в тарелки. Сказать, что он ничего не понял, значило совершенно ничего не сказать.

— Знаю, знаю, как это звучит, но ты погоди, — вскинул вверх руки Бэкхён, будто останавливая Чондэ от глупостей. — Ты прекрасно знаешь, как я отношусь ко всем этим теориям заговоров и прочей выдумке подобного рода, но это… — он ткнул пальцем в ежедневник, — почему-то звучит разумно.

— Разумно? — ахнул Чондэ. — Вот сейчас даже мне кажется, что это звучит, как бред, но поправь меня, если я ошибаюсь.

— У меня, конечно, возникает ряд вопросов, связанных с тем, как Минсок представляет себе перерождение бессмертных, чуть ли не божественных душ в обычные, и да, это действительно кажется немного странным, но…

— Но? — с нажимом спросил Чондэ.

— Даже не знаю, как сказать, — растерянно махнул рукой Бэкхён, не отрывая взгляд от ежедневника, — возможно, он имеет в виду вовсе не перерождение, а то, что вы являетесь их отражением. То есть, не прямая связь. Может быть, он представляет трех братьев, соответствующих каждой должности, как явление.

Чондэ сильнее нахмурил брови в надежде, что это поможет ему лучше соображать, однако это все равно не помогло понять сложную мысль Бэкхёна. Или это мысль Минсока?

Еще ни разу Ким Чондэ не ощущал себя настолько тупым, как в эту минуту. Он действительно пожалел, что за всю свою жизнь ни разу не попытался получить высшее образование как полагается, потому что, чудилось, оно бы сейчас очень помогло. Точнее, его наличие.

— Не понимаю, — бросил он, сдаваясь.

— Да, — эхом отозвался Купидон, — речь о том, что три брата, стоявшие у истоков, это не единичный случай. Не знаю даже как это объяснить, но… история делает круг и все повторяется. Обнуляется и начинается заново. Это бесконечный цикл. Каждую, допустим, тысячу лет вновь рождаются три брата, которые соответствуют заданным позициям, и…

— Три брата? Почему ты повторяешь «три брата»? В смысле, да, нас в семье трое, но ведь братьями были только Смерть и Оле-Лукойе или… — тон Чондэ перестал быть уверенным, — нет?

— Нет, — как-то странно, даже немного растерянно усмехнулся Бэкхён, как будто бы Чондэ сказал несусветную глупость, — их было трое.

— И кто был третьим? Смерть, Оле-Лукойе, — принялся загибать пальцы молодой человек, — и?..

— Амур, — Бэкхён осуждающе посмотрел на Чондэ, — мог бы и догадаться.

— Третьим братом был Купидон? — удивленно пробормотал Ким.

— Ты совсем дурачок или как? — раздраженно бросил Бён. — Он был первым, самым старшим, затем Смерть и после Оле-Лукойе. Правда, в отличие от Смерти, он был менее рассудителен и коварен. Как бы это сказать, — Бэкхён вскинул голову к потолку, задумчиво постукивая пальцем по подбородку, — юродивый, что ли. Выглядел он аки Александр в исполнении Колина Фаррелла. Золотые кудри, красивое тело, вечно ходил полуголый в какой-то набедренной повязке и с лирой в обнимку. Играть не умел от слова совсем, но вечно что-то бренчал, чем сильно доводил среднего брата. Кстати, голоса у него тоже было не особо, а петь он любил… В общем, был весьма добродушный и безобидный, но чертовски бесящий персонаж. Ах да, и красивый. Конечно же, красивый, с телом худощавого греческого божка. Я, может быть, не так хорошо сложен, и кубиков у меня не шесть, а один, но в целом, я тоже очень даже ничего.

— А что остальные братья? — Чондэ закусил губу.

— Про остальных знаю мало, — пожал плечами Бэкхён, — уж простите, картинами с их изображениями мой кабинет не обвешан. Как-то наш Амурчик, знаешь ли, больше себе внимания уделял, хотя не сказать, что он был очень уж самовлюблен.

— Ну да, — тяжело вздохнул Чондэ, — тебе было как-то проще с поиском информации о своем предшественнике. На наших-то местах такая текучка была, что не должности, а проходной двор. Было бы чудом, если хоть что-то от праотцов осталось.

— Тут я согласен, — кивнул Бэкхён, — а мне вот как-то и в голову не пришло разведать про других братьев. Никогда не думал, что вопрос о них будет стоять так остро. Впрочем, что-то я все же знаю.

— И что же?

— Ну, вот Смерть была весьма самовлюбленной особой, а еще вечно стремилась к власти и подчинению. Амур-то не особо хотел разделять и властвовать, ему хотелось пить вино и тренькать на своей лире, валясь под оливковым деревом, а вот Смерть власти жаждала. Я бы сказал, средний брат был очень недооценен и испытывал комплекс неполноценности из-за старшего.

— Интересно, почему же? — с сарказмом выдавил Чондэ.

— Да понятно дело, старший был красавчиком. Глупеньким совершенно, но красавчиком. И окружающим он нравился. Им же не умный завоеватель, скачущий на коне своих амбиций, нужен. Им бы того, с кем можно повеселиться, выпить, за жизнь потрещать. Расслабится. А думать, анализировать, кому это к черту надо? Деградировать они хотят, а не чтобы их пинками направляли эволюционировать. Тем более с этими начальниками вечно такая история… они тебя работать заставляют, при чем работать на совесть, а если сделаешь все тяп-ляп, будут попу шлепать. Никто же этого не хочет. Все хотят ничего не делать и получать за это какие-то ништяки. А человека, который их заставляет работать, они будут ненавидеть. Все ненавидят начальников, пока сами не становятся начальниками…

— Значит, Смерть ненавидели?

— Ага, типа того, — согласился Бэкхён, закидывая конфету в рот, — ее и сейчас не очень любят. В конечном итоге, устав бороться с непокорными, Смерть решила, что нужно действовать жестко. Как итог: люди стали умирать и бояться Смерть. Там было еще много разных закидонов с культами и ребрендингом, но не будем вдаваться в эти скучные детали, у нас тут совсем не урок истории.

Купидон плавно махнул рукой в воздухе, будто отмахиваясь от назойливой мухи. Он терпеть ненавидел историю. Но не как явление, а как предмет. Скупые факты, оставшиеся от жизни людей. Когда родился, когда умер, что важного сделал для мира. Пара абзацев в учебнике истории. А чувства где? Где накал страстей? Где сам человек?

Возможно, Бэкхён всегда так скептически относился к истории только потому, что был ее частью. И от него в учебнике истории осталось лишь имя и пара коротких фраз, да небольшая статья в Википедии. У него даже даты смерти не было. Только примерный год, когда кто-то вдруг вспомнил, что давненько Бэкхёна было не видать. Куда же он делся? Действительно, куда? Может умер? Ладно, так и запишем, умер примерно в этом году, но это не точно.

— В этом была суть смутных времен, последствия которых ты застал? — решил уточнить Чондэ. Он о смутных временах имел весьма смутные представления. Было очень мало информации, которая дожила до этих дней, да и к ней Чондэ никогда не притрагивался. Не интересовался. Работа, знаете ли, много времени отнимала. Не оставляла сил на здоровый интерес, желание познавать мир и заниматься самообразованием.