— Ты знаешь во что превращается ребенок, когда вместо любви ему приходится довольствоваться безразличием?

Купидон болезненно нахмурился и прикрыл глаза рукой.

— Нет, — тихо произнес Чондэ, хотя наверняка знал.

— Они пытаются бороться за внимание и любовь, но с каждой неудачной попыткой лишь сильнее убеждаются, что с ними что-то не так. Что они по какой-то причине не заслуживают любви. Проблема не в родителях, а в них самих – так они думают. Стараются максимально подстроится под их желания, чтобы…

Бэкхён обреченно выдохнул и потянулся за коробкой конфет, чтобы как-то исправить грустный момент, вот только впервые в жизни ему не хотелось шоколада.

— Вот и он пытался, пока не перестал быть ей нужен. Сколько ему было, когда она его бросила? Лет шесть?

— Около того, — еле слышно, на выдохе подтвердил Чондэ. Ему тоже хотелось перекрыть горечь на кончике языка, который оставлял этот разговор. Он подхватил и качнул в воздухе пустую бутылку, затем проверил другую – пусто. Запивать было нечем. Тогда он потянулся к пачке сигарет.

— А дальше ты и сам знаешь… Отец признавать его отказывался и только твоя сердобольная мать не могла бросить ребенка на произвол судьбы, так что с радостью приняла его в семью, даже несмотря на то, что он не имел к ней совершенно никакого отношения. А он ей был так за это благодарен, что встал на вашу с ней защиту. И много лет терпел побои и унижения, лишь бы отплатить за свое присутствие в вашем доме. За то, чтобы считаться частью вашей семьи и быть кому-то нужным…

Бэкхён, наконец, поднял взгляд на Чондэ, чтобы очень пристально посмотреть на него, болезненно нахмурив брови. Он не обвинял, в его взгляде было сострадание, жалость, но вовсе не к Чондэ.

— Он ведь любил вас больше всего на свете и до сих пор любит. Поэтому так носился с тобой, так защищал. Он так проявлял свою любовь, понимаешь? Стараясь всеми силами оградить от боли своих родных…

Чондэ кивнул. Он понимал, прекрасно понимал, что Минсок сделал для него много. Что именно благодаря ему он все же смог вырасти нормальным полноценным человеком, а не каким-то ублюдком. Да, в какой-то момент взросления в нем все же случился сбой, однако не стань Минсок для него подушкой безопасности, которая смягчила удар, где бы он сейчас был?

— Не думай, что ему легко далась смерть твоей матери. Она и ему была матерью. Пусть и не по крови, но гораздо лучше настоящей. Она его хотя бы любила…

Бэкхён пошарил взглядом по столу и, не сдержавшись, все же сунул себе в рот конфету. Не мог он вести разговор, не заедая сладким. Нужно было соблюдать баланс. Говорить о чем-то горьком и обязательное есть сладкое.

— Ты воспринял ее смерть как предательство, ведь она не просто оставила тебя, она оставила тебя с твоим отцом. Спаслась из этого ада в одиночку. Бросила своего ребенка, совершенно не заботясь о том, что с ним станет. Наверно, ты до сих пор ждешь от нее извинений за это?

Чондэ презрительно фыркнул. Он до сих пор был на нее обижен. Да. Не понимал, как она могла просто взять и свести счеты с жизнью, не сказав ничего. Не попрощалась даже. Не извинилась за свое решение. Ушла в лучший мир, оставив их с Минсоком как-то справляться дальше.

По правде, где-то в глубине души он до сих пор не мог смириться с этим. С фактом ее самоубийства. Ему казалось, что она не могла. Не таким человеком была. Что кто-то банально ей помог. Только вместо отца, Чондэ винил в ее смерти Минсока. Не имело значения, сама она это сделала или нет, для него при любом раскладе Минсок почему-то был так или иначе в этом виноват.

Спустя годы Чондэ понял насколько неправильно было винить в ее смерти человека, который меньше всего хотел, чтобы она умерла. Долгие годы задавался вопросом, почему виноватым в случившемся сделал не отца, который на самом деле был виноват, а Минсока. Ответ пришел не сразу. Это все потому, что Минсок не плакал. Он вообще никогда себе этого не позволял. Было ли ему больно или грустно, он ни разу не пролил слез. И когда она умерла, он тоже не плакал. Остался совершенно спокоен. На его лице ни одна мышца не дрогнула, когда он между делом вдруг сказал Чондэ, что она умерла. Безразлично. Как будто это совершенно ничего не значило. Именно за это Чондэ ненавидел его больше всего.

— Для Минсока ее смерть была камнем в собственный огород, — продолжал Бэкхён. — Он не винил ее, не считал ее поступок предательством. Для него ее самоубийство значило лишь то, что он не смог ее защитить. Был недостаточно хорош. Плохо справился со своей единственной задачей. Поэтому она его оставила. Он и только он в этом виноват.

— Это не так, — замотал головой Чондэ, — он не виноват. Никто не виноват. Она просто приняла такое решение, и никто в этом не виноват. Ей показалось, что это единственный возможный вариант и…

Он бормотал сбивчиво, будто стараясь оправдать Минсока, но было видно, что он сам ни на секунду не верит своим же словам. Что и кому он пытался доказать, если единственный, кому что-то здесь нужно было доказывать, был он сам?

— Я знаю, Чондэ, — мягко проговорил Бэкхён. — Не нужно говорить это мне. Скажи об этом ему. Он постоянно сталкивался с тем, что от него отказывались и бросали. Собственная мать, отец, твоя мать и даже ты…

— Я не бросал его, — уверенно заявил Чондэ, опустив руку на стол. Он не стукнул ладонью, он ее положил. Аккуратно, неуверенно, как делают собаки, когда дают лапу или что-то просят.

— Не бросал, — подтвердил Бэкхён, — ты его предал.

— Что? Я не… – Чондэ опешил от обвинения. Он не помнил за собой предательства.

— Нет? — удивленно вскинул брови Купидон.

Чондэ предостерегающе посмотрел на него. Он по взгляду понял, к чему клонит Бэкхён. В его жизни были два случая, за которые его вечно будут винить и попрекать – смерть обоих братьев. И не то чтобы он не имел к этим происшествиям никакого отношения и был не виноват. Он был виноват. И в том, и в другом случае так или иначе приложил руку, вот только сейчас, спустя столько лет после случившегося, это выглядело точно так же, как если бы его винили за то, что по его вине брат набил себе шишку. Вроде пустяк, а припоминать будут до конца жизни.

— Если ты о том случае, то это была случайность… — поспешил оправдаться Чондэ. — Я вовсе не хотел! Это случилось само! Я не знал, что он упадет! По-твоему, я хладнокровный убийца?

— А разве нет? Ты ведь убил и второго своего брата…

— Да, но это другое! — вскрикнул Чондэ. — Из-за Минсока я действительно испугался. Когда он упал… Господи, — он выдохнул с надрывом, — это был какой-то «Король лев».

Он растерянно провел рукой по волосам, путаясь в них пальцами. Бэкхён верно что-то сделал. Нагнал атмосферу такую или что-то еще. Чондэ будто вернулся на годы назад. Хватило всего пары фраз. И вот его слова уже не сухая констатация факта, не заученные предложения из дневника. Это будто были реальные воспоминания, которых Чондэ давно лишился. Он видел это явственно, ощущал, помнил свой страх. И картинки были такими зыбкими, что сложно было понять, это действительно было или он себе это выдумал. Может быть все было иначе, может быть он вовсе не сожалел в тот момент, был равнодушен, но чувство вины, накрывшее его после, заставило разум думать, будто тогда он был в отчаянии. Чондэ не мог сказать наверняка. Единственный, кто знал правду – Минсок.

И все же, если это вымысел, игра воображения, то почему Чондэ это казалось настолько реально. Сердце сжималось от страха, и перед глазами стояла картина, одна единственная. Всего лишь маленький фрагмент той истории, но в нем была вся суть. Это было бездыханное тело брата. Этот момент был настолько ярким, переполненный эмоциями, что хорошенько засел у Чондэ в голове и, кажется, даже отсутствие воспоминаний о том случае, не помогло стереть его из памяти.

— Я поверить не мог. У меня был шок. Это в голове не укладывалось, что вот он минуту назад со мной говорил, а сейчас лежит мертвый… — сбивчиво бормотал Чондэ. — Для меня это потрясением было! Я сожалею, понимаешь? Сожалею! Если бы тогда я мог отмотать время вспять, я бы обязательно это сделал. Если бы я мог… мне казалось, что я дышать не смогу, жить не смогу, если не поверну время вспять. Если не оживлю его…