К такой неожиданности Исин был не готов морально. Он застыл каменной статуей, не имея ни малейшего понятия что сейчас происходит и как на это реагировать. К сожалению, к тому моменту, как он в полной мере осознал происходящее, Чондэ уже разорвал поцелуй.
— А теперь послушай меня внимательно, — грозно произнес парень, угрожающе заглядывая Исину в глаза. — Это не было ложью. Ничего не было ложью. Ну, может быть за исключением парочки не очень ключевых моментов, но в остальном, все это было правдой. Я пришел к тебе, потому что хотел тебя видеть. Я был с тобой, потому что хотел этого. И тогда я, черт возьми, не вынашивал коварный план с целью причинить тебе максимальную боль. Тебе, конечно, хотелось бы остаться жертвой во всей этой истории. Конечно. Ты так удачно окрестил меня злодеем и назвал все мои действия «игрой», что мне вот просто интересно, тебе от этого стало легче? Тебе полегчало, когда ты придумал мотивацию моим действиям и наугад разделил все происходящее на ложь и правду? Ты ведь совсем не думал обо мне в тот момент, когда все для себя решал. Ты никогда не думал обо мне. О причинах моих поступков или слов. Для тебя это было чем-то веселым, чем-то занимательным, что потом по вине обстоятельств превратилось в кошмар. Не по моей вине, Исин, слышишь? — он дернул Чжана за футболку. — Ты просто принимал все как должное. Как аттракцион. И если что-то шло не так, в этом был виноват я, — Чондэ ткнул пальцем себе в грудь, — потому что я, — еще раз указал на себя, — должен был тебя развлекать, должен был позаботиться о том, чтобы тебе все нравилось и было весело. Вот только я никогда и ничего тебе не был должен! Я не виноват, что обстоятельства сложились не в нашу пользу. Я приложил все силы, но я все равно оказался бессилен. Это было просто неудачное время. Неудачное решение. Я не знаю. Не знаю, что и в какой момент пошло не так. Это просто случилось. И я был в этом виноват ровно настолько же, насколько и ты. Так скажи мне Исин, тебе стало легче, когда ты сделал меня злодеем? А мне, как думаешь, стало от этого легче? Каково, по-твоему, мне? Думаешь, мне нравится, что меня обвиняют во всем? Я никогда не заставлял тебя. Это было твое решение. Только попробуй заявить мне сейчас, что тебе не понравилось. Что в тот момент, когда все еще не успело полететь к чертям, ты не наслаждался происходящим вместе со мной!
Исин ошарашенно смотрел на Чондэ, втягивая голову в плечи и беззвучно то открывал, то закрывал рот в безуспешной попытке что-то сказать. Его просто-напросто застали врасплох. Он не был готов отвечать на заданные вопросы. Он даже не в полной мере мог понять их суть сейчас. Смысл доходил до него с опозданием.
Чондэ, наконец, разжал свои пальцы, отпуская бедную футболку Исина и, толкнув юношу пальцами в грудь, оттолкнул от себя и выпрямился. Поставил на стол почти пустой стакан, плеснул из открытой бутылки еще и, порывисто схватив тару со стола, сделал несколько больших глотков, чтобы промочить пересохшее горло.
Словно бы этого показалось ему мало, он вытащил из пачки новую сигарету взамен истлевшей и сунул в рот.
— Очень удобно обвинять меня, когда ты не знаешь всей истории, — пробормотал парень и замолчал, чтобы прикурить, а потом расслабленно устроился на столе, выдохнул столб серого дыма и продолжил. — Говорить, что я злодей, что использовал тебя, чтобы развлечься. Конечно, ты ведь так представляешь мой досуг, да? Я же всегда мечтал водить парней на ночные экскурсии.
Чондэ тяжело вздохнул и помотал опущенной головой. Он чувствовал, что движется в обратном от нужного направления, и это нужно было срочно исправлять. Если он хотел что-то исправить, кидая обвинениями в Исина, то он выбрал неверную тактику.
— Я ждал этого долгие годы, я выбирал для этого подходящий момент. У меня был только один шанс, только однажды я мог воспользоваться правом семи снов в обход запрета. Я готовился к этому моменту, я, блин, дни в календаре зачеркивал до дня «хэ». За долгие годы накопилось столько ожиданий и планов, что казалось просто невозможно будет вместить их в семь ночей. Это не было спонтанным решением. Я подошел к нему обстоятельно. Я хотел столько всего тебе показать, столько рассказать. Я так ждал этого момента и так его боялся. Что если ты откажешься, что если все пойдет не так, как я хотел? Что если ты больше не тот мальчик, встречи с которым я так ждал? Я так много хотел тебе сказать, попросить прощения, но я просто не мог. Понимаешь? Не мог.
Он посмотрел на Исина жалобно, пытаясь мысленно донести все, что не вмещалось в слова. Вряд ли в тот момент Чжан Исин понимал, что хочет ему сказать Чондэ. Нет, не то, что он хочет сказать словами. В понимании на этом уровне проблем не было. Исин был не способен понять то, что скрывалось под словами, как не мог делать это раньше. Он стал для этого слишком взрослым, а Чондэ по привычке продолжал говорить загадками.
— Я пытался морально подготовить себя к тому, что семь ночей рано или поздно закончатся, что нам придется вновь разойтись. Семь ночей тогда казались большим сроком. Куда больше, чем на тот момент у нас было. У меня. Только… Я ждал много лет, зная, что однажды я смогу вернуться к тебе, меня грела эта мысль. И я был рад, когда смог ей воспользоваться, но… когда я ей воспользовался, я понял, насколько ничтожно мало времени у нас есть. И это все. Больше не будет. Никаких призрачных надежд. Я приходил к тебе каждую ночь, осознавая, что времени у нас все меньше, и когда седьмая ночь закончится, мы не увидимся больше никогда.
Молодой человек опустил голову, часто моргая. Глаза начали слезиться. Это сигаретный дым. Это он. Это все он.
— Тогда я очень хотел верить, что однажды, может еще через несколько лет, у меня все же появится возможность снова прийти к тебе. И, наконец, сказать тебе все, что я так давно хотел. Я надеялся, что однажды наступит такой момент, когда я смогу все сказать, но…
Чондэ болезненно закусил губу и поднес сигарету к губам, но затяжку так и не сделал. Слишком задумался. Заблудился. Заплутал в собственных мыслях. Он хотел сказать так много, но даже не знал как. Не знал, с чего начать.
Исин послушно сидел на стуле, ожидая, когда Чондэ соизволит заговорить. Самому Исину, в сущности, и сказать-то было нечего. Его программа максимум, состоявшая в основном из обвинений, была исполнена.
— Все пошло наперекосяк. Я не предвидел, что для меня это окажется концом. Минсок предупреждал об этом, много раз предостерегал меня, правда не напрямую, обычно намеками, а я относился к этому слишком легкомысленно. Я не думал, что это действительно может случиться. Это ведь… такая глупость была. Ну что может случиться, думал я. Всего лишь семь ночей. Ничего страшного просто не могло произойти. А гляди как вышло…
Чондэ горько усмехнулся, прежде чем глубоко затянуться. Он прятал в сигаретном дыме паузы, а горечь на языке была, вероятно, от слов, которые у него так и не было времени сказать.
— Ты должен знать, Исин, тогда я действительно умирал. Да что там умирал. Я вообще-то умер, только не тогда, чуть позже. Это было очень тихо, по-семейному. Без спецэффектов и долгих прощаний. Почти не больно, но очень страшно. Хорошо, что ты не видел. Хорошо, что никто не видел.
«Моих слез…» – хотел добавить он, но промолчал. Не хотел говорить об этом. Ни к чему Исину было знать, что Минсоку пришлось около получаса изображать безмолвную статую, чтобы дать Чондэ прореветься, а потом держать брата за руку и шепотом успокаивать, потому что тот боялся смерти.
— Ты присутствовал только на торжественной части, — продолжил Чондэ, — и, если быть честным, мне бы не хотелось, чтобы ты видел и это. Я не хотел прощаться с тобой дважды и делать свидетелем этого фарса. Я хотел, чтобы все было тихо. Чтобы после моей смерти, когда запрет Суда перестанет действовать, Минсок показал бы тебе часть моих воспоминаний. Только часть. Вместо всего того, что я так и не успел тебе сказать.
— Ради чего? Чтобы потом все равно заставить меня забыть?
