Он знал, очень хорошо и отчетливо понимал, что любить Исина как своего партнера ему будет сложно, и он не имел ни малейшего понятия, сможет ли когда-нибудь преодолеть этот диссонанс в своей голове. Как ни крути, он все равно чувствовал себя мерзким извращенцем.
Лухан лишь молчал. Не знал, что сказать. Ситуация, по его скромному мнению, казалась безвыходной. Это тупик. Нужно пытаться вместе методом проб и ошибок отыскать такую формулу для своей любви, которая бы подошла им двоим. Это требовало слишком много времени и сил, не каждый бы стал заморачиваться. Однако если они действительно хотят, если им это нужно, они смогут, хотя бы попытаются. Только кто-то все равно должен сделать первый шаг и немного уступить.
— И что в итоге? — Лухан повертел в руках бумажную обертку от кекса и стал ее аккуратно складывать. — Чем все закончилось? Вы поссорились? Разошлись?
— Мы…
Чондэ поджал губы. Ему потребовалось снова приложиться к бутылке, потому что он был просто не в состоянии закончить свою историю. Прямо как в жизни. Это было слишком сложно, чтобы обойтись без алкоголя. Это было по-настоящему невыносимо, чтобы справиться с этим самому. В одиночку. Ситуация казалась безвыходной. Она с самого начала была таковой. И чем дальше он продвигался, тем больше начинал в этом убеждаться. Преодолев одну преграду, он обнаруживал за ней другую, еще больше и прочнее.
— Мы поссорились и разошлись…
— И что ты ему сказал? Что не любишь его? — Лухан произнес это без интереса, будто спрашивал для проформы. Он, кажется, уже и сам знал, чем все это закончилось. Они поссорились и разошлись, какая разница, говорил ли он о своих чувствах или нет. Это не изменит факт.
— Для начала я умер, — на выдохе произнес Чондэ, делая последнюю затяжку, прежде чем затушить сигарету и выбросить ее. — В нашу предпоследнюю встречу. Думаю, в этом была причина нашего недопонимания, а вовсе не в чувствах…
— Ты… что? — ошарашенно вскрикнул Лухан, поднимая взгляд на Кима. Он ослышался. Чего-то недопонял. Чондэ произносит что-то как «умер». Это наверняка языковой барьер.
— Я инсценировал собственную смерть, если быть точнее, — стыдливо опуская голову, произнес парень, нервно пробегая пальцами по куртке. Так непривычно было не чувствовать в такой напряженный момент под подушечками пальцев плотную ткань пальто.
— Ты, прости, что? — только и смог выдавить Лухан, не в силах осознать сказанного.
Чондэ повернул к нему голову, снял очки и пронзительно посмотрел в глаза.
— Смерть свою, говорю, инсценировал, — легко и вкрадчиво пояснил он.
Лухану потребовалось время, чтобы переварить эту мысль. Это было просто уму непостижимо.
— Ты в своем уме? — почти шепотом произнес он. — Инсценировал собственную смерть?
— Согласен, звучит немного странно…
— Немного странно? — не совладав со своим голосом, выкрикнул Лухан. — Это не звучит немного странно. Это звучит абсурдно! Это и есть абсурд! Как тебе такое в голову пришло вообще? Даже если отбросить то, что это невообразимо и глупо даже на стадии идеи, не только на стадии воплощения, как ты вообще… Я имею в виду, если абстрагироваться от этой ситуации, от того, что ты инсценировал свою смерть, и допустить, что это не странно, то… Чем ты думал? Ты хоть понимаешь, какой это плевок в лицо Исина, когда после всего он увидел тебя живым и здоровым? Это же насколько ты не хотел быть с ним, что даже собственную смерть инсценировал? Вот так он должен был думать! Так что не удивляйся, что у вас ничего не срослось. Поступи бы ты так со мной, я бы лично закопал тебя заживо за такие выкрутасы!
Лухан замолчал, тяжело дыша. Он выпалил это практически на одном дыхании. Его неожиданно охватило негодование, примерно в половину того, какое было бы, поступи Чондэ так с ним.
— Ну, если бы он не был сыт по горло другими моими выкрутасами, уверен, он бы именно так и поступил, — Ким тяжело вздохнул, опуская взгляд, и посмотрел на полупустую банку алкоголя. — Может это и к лучшему…
— К лучшему что? — не понял Лухан, который еще не отошел от предыдущей новости.
— Что мы разошлись, — тихо произнес Чондэ.
— Знаешь, это не мне судить…
— Просто посмотри на меня, Лухан, — прервал его парень, указывая движением руки на себя, — Минсок прав, я не лучший пример для подражания. Не лучший брат, друг, любовник.
— Никем из этих вариантов ты мне не был, так что я не то что сравнивать, даже хоть какую-то оценку дать не могу…
— Да не в этом же дело! — отмахнулся Чондэ. — Не нужно пускаться во все тяжкие, чтобы понимать, что я хреновый человек…
— Ну, — неуверенно произнес Лухан, потому что больше ему и сказать-то было нечего.
— Он заслуживает чего-то больше, чего-то лучше, кого-то достойного, кого-то, кто не я…
— Уж не знаю, мне ли об этом говорить, — осторожно произнес Лухан, — но тебе не кажется, что не ты один должен решать такие вещи. В смысле, вообще не ты должен это решать. Это право Исина. Он делает выбор и выводы.
— И он их уже сделал, — пожал плечами Чондэ, откидываясь спиной на перила, — он ясно дал понять, что больше со мной иметь никаких дел не хочет. Он сказал, что не любит меня, а может и не любил вовсе…
— Стоило ли проходить через все ради человека, которого он не любил? — вопрос был риторическим, никому Лухан его не адресовал. Так, размышлял вслух. Чондэ не давал подробностей, но, после известия об инсценированной смерти, было стойкое ощущение, что Ким Исину хорошенько потрепал нервишки в этой истории. Иначе ничего просто не сходилось. И Чондэ действительно мог. Почему-то Лухан был уверен, что жизнь с ним одна нервотрепка. Даже становилось немного жаль Минсока с одной стороны, а с другой он вызывал восхищение, раз мог справляться с этим оболтусом.
— Я не знаю, Лухан. Я уже ничего не знаю. Я настолько запутался, что не имею ни малейшего понятия, что происходит и что делать дальше. Я просто хочу все бросить и уехать с Минсоком куда-нибудь очень далеко, потому что здесь мне невыносимо. В этом теле, в этом мире мне невыносимо. Все так непривычно, неприятно и неуютно. Я устал. Я соскучился по кораблям и бескрайнему океану. По небу. По полетам куда-нибудь к вершинам заснеженных гор, где прохлада остужает голову. По ночным крышам Праги соскучился, по шпилю Нотр-Дама… После всего что я видел и пережил, быть загнанным в ловушку четырех стен сеульской квартиры и бытовухи невыносимо. Это так же невозможно и тесно, как впихнуть мою любовь к Исину в рамки вашего банального понимания. Она больше, она шире, она всеобъемлющая. Я люблю его всем своим существом и скучаю по нему всем сердцем. Как по небу, по океану и крышам.
Лухан облизал пересохшие губы. Он не мог отвести взгляда от лица Чондэ. От его мечтательных и грустных глаз, устремивших взор к небу. Они были черными как ночь, и такими же бездонными как бесконечное небо над головой. На секунду у Лухана защемило сердце. От невероятного лица Чондэ, в котором острые и угловатые линии мешались с мягкими, и от его слов, которые хотелось услышать в свой адрес. Однажды. Хоть от кого-нибудь. Так красиво и искренне это прозвучало, что сердцу стало больно. И Лухан пожалел, что не его Чондэ любил. Даже не был уверен, что хоть кто-нибудь его так полюбит, как Чондэ Исина. Теперь ему было невыносимо.
— Вот тебе и ответ, — проглатывая горечь и зависть, тихо произнес Лухан, опуская взгляд и отправляя в рот щепотку чипсов. — Простой и понятный.
— Вот только не на тот вопрос, — усмехнулся Чондэ.
— Ты любишь его, какое имеет значение остальное?
— Я люблю его, но любит ли он меня? Какой в этом смысл если нет?
— Да такой, — Лухан стиснул зубы, — хватит бабушку лохматить. Ты хоть раз говорил ему о том, что любишь?
— Говорил, — кивнул Чондэ.
— А говорил как и насколько сильно?
— Нет.
— Вот и скажи. Просто скажи. Если он будет знать, что ты действительно его любишь, что он тебе нужен, то и его ответ может измениться.
— Тебе, наверно, кажется, — медленно проговорил Чондэ, рывком выпрямляясь, — что любовь способна победить все. Что если она есть, остальное просто не имеет значения.
