Он медленно поднялся с дивана. Телевизор бубнил на фоне, но ни одно из слов, вылетающее из динамиков, не долетало до сознания Чондэ. В его голове было много мыслей. Много громких мыслей. Они жужжали как рой, кружились. Отключали от реальности. Чондэ блуждал в них как в лабиринте и чувствовал, что вот сейчас ему нужен тот, кто сможет его из лабиринта вытащить и все прояснить. Поставить жирную точку. Ведь лучше знать наверняка, чем теряться в догадках? Или же стоило сделать вид, что ничего не произошло, оставив надежду на лучшее?

Чондэ толкнул дверь комнаты и застыл на пороге. Он долго вглядывался в полутьму, разгоняемую светом настенного светильника. Долго наблюдал, как Минсок то хватается за футболку, то о чем-то вспоминает и бежит это делать, потом опять порывается снять футболку, но его опять что-то отвлекает. И так до бесконечности. Чондэ просто наблюдал за этим и пытался сформулировать в голове хоть какое-то осмысленное предложение. Слова не давались. Они рассыпались на буквы, словно разбитое стекло, и скользили вниз по горлу, царапая его. В какой-то момент Чондэ даже хотел уйти, не спрашивая ни о чем. Оставить все как есть. Потому что он боялся разрушить ту малость, которая была у него сейчас. Ему стоило уйти, если он хотел это сохранить, но отчего-то он медлил.

Минсок вдруг направился к шкафу, на ходу стягивая с себя футболку, и только тогда заметил присутствие брата в комнате. Отступать было уже поздно. Если Чондэ хотел уйти, ему нужно было сделать это раньше.

— Что-то случилось? — Минсок озадачено посмотрел на застывшего в дверях брата, с нечитаемым выражением лица, и принялся выпутывать руки из рукавов футболки.

Чондэ чуть приоткрыл рот в попытке что-то сказать, но не проронил ни звука. Все слова в его голове превратились в бессвязный набор звуков, больше похожий на крики диких животных. Только сказать что-то было нужно. Сердце учащенно забилось.

— Почему? — еле выдавил он.

— Что почему? — не понял Минсок.

— Почему мне нельзя быть с ним? — уточнил молодой человек, растерянно и испуганно смотря на брата.

— Можно, — Минсок непонимающе нахмурил брови. — Я же сказал, делай что хочешь только…

— Нет, — мотнул головой Чондэ, — почему раньше ты был категорически против? Против всего этого? Почему ты так старательно пытался меня изолировать? Почему я не мог быть с ним рядом?

— Потому что ты превысил полномочия, нарушил кучу запретов, вел себя очень некомпетентно… что ты хочешь от меня услышать? Хочешь, чтобы я зачитал тебе предписание Суда?

— Я хочу услышать правду! — вскрикнул Чондэ с силой ударяя рукой в дверной косяк. — Я же не идиот, Минсок! Я бы понял это рано или поздно! Ты должен был сказать мне об этом раньше!

— Сказать о чем? О том, что тебе нужно выполнять указания начальства? Я говорил много раз…

— Нет, — жалобно выдавил Чондэ, — о том, кто он такой. Хватит уже ломать комедию. Исин… он ведь вовсе не Смерть. Не должен ей быть. Смерть старший брат Оле-Лукойе. Это всегда было так. Два брата. Кровные узы. Но у Исина нет младших братьев. Он один в семье…

Чондэ бормотал, додумывая на ходу мысль, которую не смог, не позволил себе додумать в гостиной, просто потому что боялся того, что она может стать материальной.

Лицо Минсока стало напряженным. Он переступил с ноги на ногу, выпрямляясь по струнке. Он хотел заставить Чондэ замолчать, как будто это остановит его поток сознания. Поздно, он уже понял, и это не изменить. Минсок хотел что-то сказать, но лишь шевелил губами, не найдя подходящих слов. Черные глаза Чондэ блестели в полумраке комнаты от подступающих слез, и выражение его лица было таким болезненно-жалобным, как будто он не просто ждал, а умолял Минсока опровергнуть его слова.

— Мне всегда казалось это странным, но я просто не придавал этому значения, — голос Чондэ начал дрожать. — Нас было трое. Три сына от трех разных женщин. Я не младший ребенок в семье. Я средний. Это значит…

Он осекся, сглатывая подступающий к горлу ком. Ему было тяжело говорить. Он боялся, что если произнесет это, то это окажется правдой. Только если произнесет.

— Мальчик, который убил своих братьев и мальчик, который не видит снов, — тихо проговорил Чондэ. — Не ты и не Исин должны были стать Смертью. Ей должен был стать я. А убитый мной в собственной колыбели младший брат, мальчик, который вечно кричал и не мог заснуть… мальчик, который не видит снов… чертов Чжан Исин должен был стать Оле-Лукойе! Но все пошло наперекосяк, все… он был слишком мал, чтобы стать…

Чондэ замолчал. Голос пропал. Вместо слов выходило отвратительное надрывное бульканье. Он давился слезами. Никак не мог поверить в происходящее.

— Ты знал это с самого начала, Минсок. Знал, что это Исин. Что он наш брат. Почему ты не сказал мне? Почему, Минсок?

Молодой человек сделал шаг вперед и попытался обнять своего брата, но тот не горел желанием, поэтому одним рывком пресек любые попытки. Чондэ смотрел на Минсока как на предателя. В его взгляде отчетливо читалось недоверие. Он пытался понять, как давно его водили вокруг пальца, и чем больше он себя об этом спрашивал, тем очевиднее становилось, что с самого начала.

— Ты врал мне, — прошептал Чондэ, делая шаг назад, — с самого начала врал. Обо всем. Хоть слово правды было в том, что ты мне говорил?

— Чондэ, — осторожно позвал Минсок.

— Нет, — коротко мотнул головой юноша, — даже не пытайся. Даже не пытайся, мать твою! С меня хватит! Я устал! Я больше не хочу! Просто прекрати это!

— Замолчи и послушай меня! — властно вскрикнул Минсок, заставляя Чондэ замолчать.

— Нет, — жалобно взмолился он, прижимаясь к дверному косяку, — я не буду тебя слушать. Зачем мне это? Чтобы ты опять соврал мне что-то не очень правдоподобное, но утешительное? Не нужно мне этого.

— Посмотри на меня! — Минсок обхватил лицо брата руками, заставляя посмотреть прямо в глаза. — Посмотри на меня и внимательно послушай, что я тебе скажу.

— Хватит, Минсок, — Чондэ вцепился в запястья молодого человека. — Я прошу тебя. Хватит.

— Нет, ты выслушаешь все, что я тебе скажу. Спокойно выслушаешь, потому что… в конечном итоге, ничего страшного не произошло. Да, все это правда, но какое теперь это имеет значение?

— Что значит какое?

— Заткнись, — огрызнулся Минсок. — Я хотел сказать тебе, много раз пытался, просто не знал как, но даже сейчас… знаешь ты это или нет, это ничего не меняет.

— Это меняет очень многое!..

— Что именно? Что тебя вдруг стало смущать? Что он твой брат? Технически, вы больше не братья. Вас больше не связывают кровные узы. Он совершенно другой человек. Он не помнит, что ты сделал!

— Но душа, его душа все еще…

— Боже, Чондэ, — выдохнул Минсок, — если мы начнем привязывать к душам родство, то выясниться, что все семь миллиардов человек так или иначе братья или сестры. Души перерождаются множество раз, но не они делают нас теми, кем мы являемся. Ты — это твое прошлое, совокупность всего пройденного тобой пути, принятых верных или неверных решений, пережитых взлетов и падений, и вовсе не души это определяют. Ты влияешь на нее, а не она на тебя. Запомни это. Чжан Исин не тот мальчик, которого ты убил. Это совершенно другой человек. Так что хватит закатывать истерику. Иди и умойся!

— Но почему? Почему тогда ты не сказал мне о нем? Чего ты боялся?

— То, чего я боялся, уже случилось, так что…

— Чего же?

— То, что ты не самый образцовый пример для подражания, и что ты испохабишь и опошлишь ребенка.

— Если бы ты сказал…

— Ой, да что бы изменилось, а? — саркастично поинтересовался Минсок, всплеснув руками. — Ты бы не стал его любить? Не стал бы заявляться к нему на правах старшего брата и учить всякой гадости? В роли старшего брата ты был бы еще хуже, так что… даже хорошо, что я тебе не сказал.

Чондэ слабо усмехнулся. В чем-то Минсок был прав. Его слова, конечно, успокаивали, но они не помогали вернуть все на свои места. В голове Чондэ уже что-то перемкнуло и как раньше относиться ко всему он просто не мог. Не имело значения, сколько раз Минсок повторит сказанное, Чондэ не сможет вернуться назад. Он прошел точку невозврата, после которой все выглядит иначе и сделать с этим ничего нельзя.