Часам к шести вечера, Исин нашел в себе силы, чтобы заняться делами домашними. Он решил, что безделье его развращает. Именно оно является причиной его грусти и апатичности. Ему нужно было себя чем-то занять, чтобы не было времени страдать. Так он бы мог по капле наполнить себя смыслом, который потерялся где-то на отрезке между вчерашним вечером и сегодняшним утром.

Когда солнце скрылось, и дневной зной спал, Исин выполз на улицу, лениво прогулялся до магазина, чтобы закупиться продуктами. Скучающе плавая между стеллажей супермаркета, он без интереса и даже с отвращением смотрел на еду, потому что есть ему не хотелось вовсе. Закинув в корзину продукты, он направился к кассам, задумчиво останавливаясь в алкогольном отделе. Его взгляд привлекла бутылка с белой этикеткой, обрамленной черными полосами по краям, и красной надписью «Red Stag», которую венчали оленьи рога. Исин долго разглядывал ее, а потом торопливо сунул в корзину и пошел на выход.

Уже дома, запустив стирку, молодой человек сготовил себе легкий ужин, который смог осилить с большим трудом. На часах было еле-еле 9 часов вечера, и отправляться спать в такое детское время в последний день отпуска было просто кощунством, но и бесцельно слоняться по дому не хотелось. Заняться было нечем. И делать в целом ничего не хотелось. Исин пролистал все новости, обнаружив, что за время его отсутствия в мире мало что поменялось, полистал книжку, но быстро терял нить повествования и вообще не был заинтересован в происходящем с героями. Слова его просто не цепляли. Слишком скучно. Молодой человек откинул книгу и тяжело вздохнул.

Отправившись на кухню, чтобы выпить немного воды, Исин открыл холодильник и долго смотрел на бутылку виски, которая там сегодня появилась. Она была здесь неуместна. Не у Исина дома. При этом ее существование в холодильнике казалось слишком правильным. Чжан Исин прекрасно понимал, что, если у непьющего человека вдруг появилась в холодильнике бутылка крепкого алкоголя, значит что-то точно пошло не так. Только он не знал нравится ему это или нет. Он с каким-то предвкушением и наслаждением достал бутылку, стакан и завалился на диван смотреть скучные телевизионные передачи, чтобы как-то развеять свое безвольное состояние, которое никуда не хотело пропадать. Оно упрямо продолжало скрестись в сознании, злорадно усмехаясь.

С осторожностью и опозданием Исин откупорил бутылку, плеснул себе виски в стакан, поднял тост за свой дом и официальное окончание отпуска, и приложился к таре. Исин, по глупости сделав большой глоток, тут же скривился. Жидкость обожгла его горло, оставляя на языке неприятный стойкий привкус спирта.

— Какая же все-таки гадость, — с усмешкой произнес Исин и откинул голову на спинку дивана, скучающе созерцая происходящее в телевизоре.

С каждым новым глотком вкус алкоголя становился менее мерзким, а потом и вовсе перестал ощущаться. Чжан даже не заметил, как справился со стаканом, а потом и с половиной бутылки. К тому времени на часах уже было за полночь. Глаза слипались, клонило в сон. Исин отправил опустевший стакан в раковину, поставил будильник и завалился спать.

Из-за непривычно большой дозы алкоголя, пусть и растянутой на долгое время, Исин уснул мгновенно, надеясь, что сегодняшнее состояние лишь блажь и тоска по ушедшему отпуску, а после крепкого здорового сна все вернется на свои места. Однако он ошибся.

Ни на следующий день и ни через неделю ничего не изменилось. Чуть меньше месяца Исин прожил как в тумане. Все было как-то не так. Его не покидало ощущение пустоты. Как будто чего-то или кого-то не хватало. В доме, в жизни, в голове. Исин силился отыскать причину, но ее не было. Все было на своих местах, и все равно чего-то не хватало. Как будто рядом постоянно кто-то был, а теперь на этом месте пустота. И дом от этого казался непривычно большим и пустым. В нем не хватало чьего-то присутствия. От этого Исин чувствовал одиночество и опустошенность. Постоянно. Хуже всего становилось по ночам. Сердце неприятно сводило. Началась бессонница. Вместе с ней приходил беспочвенный почти панический страх. Исин часами лежал в постели, сквозь темноту разглядывая потолок, и вслушивался в учащенное биение своего сердца.

Из-за всего этого Чжан Исин стал рассеянным, постоянно уходил в себя, полностью потерял интерес к окружающему миру. Все попытки наладить с молодым человеком коммуникацию завершались провалом. Такое состояние сильно изматывало. Исин постоянно плавал где-то на грани реальности и небытия. Хуже всего было то, что причин этому он найти не мог. Неопределенность убивала его еще сильнее.

На втором месяце своей затяжной депрессии, Исин обнаружил, что частенько стал выпадать из реальности. Это происходило неожиданно, в любой ситуации. Посреди разговора, за приготовлением завтрака, за чисткой зубов, в общественном транспорте. Это не сопровождалось никакими мыслями. Исин просто проваливался в пустоту, а потом неожиданно выныривал из нее, словно со дна глубокого моря, и снова оказывался в реальном мире. Кроме того, Исин заметил, что в такие периоды отключения сознания, он неизбежно теребит кольцо на безымянном пальце правой руки. Он, конечно, уловил в этом некоторую связь, но не посчитал эту мелочь важной.

На исходе второго месяца состояние Чжан Исина стало критическим и начало вызывать беспокойство у окружающих. На все вежливые предложения сходить к врачу и уделить происходящему должное внимание, Исин лишь пожимал плечами, отмахивался и убеждал, что все пройдет само.

Так начался третий месяц. Депрессия Чжан Исина начала набирать обороты.

***

Ким Чондэ, словно принцесса на горошине, сидел на стопке подушек, уложенных на кресло, и по-детски болтал ногами, скучающе подперев рукой подбородок. Он устало глазел на россыпь бланков, документов и папок с отчетами на своем столе и отчетливо понимал, что если есть где-то в этом мире ад, то выглядит он именно так. Вот уже целую неделю без сна и отдыха Чондэ возился с документами. Целыми днями сидел и заполнял всякие отчеты и официальные бумажки. Ему даже выйти никуда было нельзя. Официально он уже был мертв, остались только детали и условности. Вроде заполнения кучи бумаг, где он заверяет всех, что действительно является мертвым и должность отныне свободна, так что можно подыскивать нового Оле-Лукойе.

— Вот здесь все заполни, — Смерть ткнула железным пальцем в документ, лежащий перед Чондэ, — имя полностью, дату рождения…

— А тут нужно сведения об организации и работодателе, и еще обстоятельства… что мне написать?

— Тут ничего не пиши, я потом все сам заполню, — махнула рукой Смерть, — две последние графы заполни, потом поставь дату и подпись. Дату не сегодняшнюю, а суда.

— Читерство, — хмыкнул в ответ Чондэ и тут же получил по голове свернутой стопкой бумаг, — ай! За что?

— За дело, — парировала Смерть, — пиши давай. Тебе нужно этот и еще два документа в двух экземплярах заполнить.

Чондэ страдальчески простонал и с гулким грохотом нырнул головой в стол. У него уже рябило в глазах от всех этих документов и отчетов, а рука, непривыкшая к самостоятельному письму, ныла, впрочем, как и все остальное тело.

— Не хочу, — начал капризничать молодой человек, дрыгая над полом ногами и ерзая по подушкам, — не хочу писать! Гулять хочу! Я устал, Минсок!

Минсок с новой силой ударил свернутыми документами Чондэ по голове.

— Да за что? — простонал юноша, хватаясь за голову, но не отрываясь от столешницы. — Если ты старший брат, это вовсе не значит, что ты имеешь право меня без причины избивать! Хоть чуточку сострадания можно?

— Да какое сострадание? — раздраженно проговорил Минсок, поправляя маску. — Ты думаешь я не устал? Как сельдь недорезанная мечусь между официальной работой и подработкой в кафе. С одной работы на другую целыми днями! Здесь тебе сопли подтираю, там Лухану. Почему меня вечно окружают некомпетентные идиоты, за которыми приходится все подчищать да переделывать? Устал он… Хорошо тебе, ты хоть умереть можешь, а я даже этого не могу.