Смерть криво усмехнулась, глядя, как Исин раз за разом отходит назад на несколько шагов и с глухим ударом на скорости врезается в дверь, которая даже не пошатнулась, не скрипнула, не дала никакого повода считать, что это дверь, а не стена.

— Ты же понимаешь, что не сможешь выйти отсюда, пока я этого не позволю? — решила поинтересоваться Смерть, когда Исин в очередной раз улетел на пол.

Чжан сдавленно застонал, перекатываясь на спину. Если он будет продолжать в том же духе, его тело выйдет из строя раньше положенного времени. Все это бесполезно.

Исин не стал даже пытаться встать. Его ломало. Во всем теле была слабость. И, если честно, Исин устал сопротивляться. Он просто раскинул руки по разные стороны и вперил взгляд в черный потолок. Пол был такой твердый и неудобный, явно не предусмотренный для того, чтобы на нем лежали, но Исину почему-то было хорошо. Ему было хорошо просто лежать после всей этой беготни и переживаний. Лучше бы, конечно, на кровати, хотя и так неплохо. Жаловаться не на что. Не сейчас.

Черный потолок Зала Суда был именно черным. Глубокого цвета, как темнота. Ни отблесков, ни переливов, ни теней, ни бликов. Чистый черный цвет, какого не может существовать. И когда лежишь на полу и смотришь наверх, ощущаешь себя в пустоте. Там, где не существует ничего. Ничего, кроме бесконечного мрака. Очень удручающе, если подумать. Последнее, что увидел Чондэ, была именно эта пустота. Нет ничего печальнее этого факта.

По правде говоря, чем больше Исин смотрел в потолок, тем легче ему становилось. Все уходило на задний план. И боль, и печаль, и страх, и переживания, и проблемы. Ничего этого просто не могло существовать в месте, где нет ничего. Это дарило чувство пустоты, но оно не было давящим или ноющим. Наоборот, это чувство дарило ощущение свободы. Как сбросить тяжелый груз со своих плеч. Нет ничего печального в том, что этот мрак будет последним воспоминанием, потому что именно сейчас, заглядывая в бесконечную пустоту, Исин был готов принять свою смерть. Без сожалений. Пустота больше не пугала. Как и возможность отыскать ее среди своих воспоминаний зияющей огромной черной дырой. Он просто хотел сохранить это блаженное чувство спокойствия и полета, похожее на сон.

Исин не знал, сколько он пролежал так. Возможно, целую вечность. Этого времени ему хватило, чтобы все хорошенько обдумать. Неторопливо, в спокойствии, без лишних эмоций. И он принял решение. Может быть, оно не было правильным, может быть, оно потом выйдет боком, но сейчас для Исина оно было единственно верным.

Он медленно поднялся, ощущая, как наливается тяжестью его тело. Оно снова вплеталось в реальность, из которой так нагло выпало. Неторопливо прошагав между трибун, Исин миновал Смерть и опустился на колени рядом с телом Чондэ, чтобы осторожно поцеловать его в лоб. Он прощался и извинялся за решение, которое принял. Пальцы скользнули по обжигающе холодной коже. Исин очень осторожно и даже боязно закрыл Чондэ глаза, про себя отмечая, что делать подобное самому очень жутко, после чего сделал глубокий вдох, собираясь с силами, и направился к Смерти.

Каждый шаг отдавался в груди ударами сердца. Время застыло. Вечность растянулась на несколько метров в длину. Исин сознательно замедлял шаг, стараясь понять, правильный ли он сделал выбор, однако перед смертью не надышишься. Он всегда будет сомневаться в каждом своем решении, потому что ему будут неведомы альтернативы.

Чжан Исин остановился. Взгляд не хотел отлипать от грязных носков белых кроссовок. Нужно было их почистить, потому что ходить так просто неприлично. Даже в темноте Зала они выглядят грязными. Эта мысль продолжала развиваться и думаться, никак не хотела выходить из головы в столь важный момент. Кроссовки приковали к себе внимание, и Исин чувствовал, как теряется фокус, проваливаясь в себя. Словно питание отрубилось. Доступ к телу закрыт. Батарея села. Исин чувствовал себя пилотом, который пытается привести в действие внезапно отключившийся механизм, дергая за все возможные рычажки. Тело не слушалось.

Нужно было поднять голову, заставить губы шевелиться. Дать предельно короткий и понятный ответ. Это не так сложно, но он почему-то не мог вывести себя из этого застывшего состояния, и просто продолжал стоять, созерцая носки своих кроссовок.

Не с первой попытки Исину удалось заставить себя поднять голову, сфокусировать, однако, взгляд на чужом лице так и не вышло. Оно и к лучшему, потому что меньше всего Исину сейчас хотелось смотреть на Минсока. Теперь же, в дрожащей дымке, окутавшей мир, в чертах лица Минсока угадывались совершенно другие черты. Чужие, но не менее знакомые.

— Я, — еле выдавил Исин, теряясь в лабиринтах собственного сознания, — согласен. Ты можешь ее стереть.

Минсок слабо улыбнулся. Он видел, как еле подрагивают руки Исина и, кажется, ощущал, как его сердце заходится в сумасшедшем ритме. От этого Минсок начинал чувствовать себя виноватым и старался быть как можно мягче, чтобы успокоить чужие нервы.

— Это правильное решение, — одобрительно, но очень осторожно, произнес он, и голос его походил на шелк, — не стоит бояться. Просто поверь, ты получишь больше, чем потеряешь.

Смерть сделала шаг вперед, заключая Исина в свои объятия. Она осторожно гладила его по волосам, шептала слова утешения. Напряжение спало. Чжан Исин расслабился, принимая и примиряясь со своим решением. Он уткнулся в плечо Минсока и закрыл глаза, позволяя неизбежному случиться.

— Больно не будет, — прошептал Минсок на ухо Исину, — обещаю.

Чжан лишь коротко кивнул. Смерть отстранилась, долго и очень пронзительно посмотрела на молодого человека, словно сама для себя решала, правильно ли поступает, и дотронулась до головы Исина рукой, закованной в железную перчатку.

Исин мгновенно обмяк, заваливаясь назад, однако Смерть ловко подхватила его под поясницу, не позволяя упасть.

— Тише-тише, — зашептала она скорее себе, чем Исину, потому что ее он уже не слышал. Его голова безвольно откинулась назад. Послышался тихий звон. С разжавшегося мизинца слетело кольцо.

Смерть осторожно опустилась на пол, устраивая на нем тело Исина. Неторопливо поправила его волосы, убрала со лба черную челку, осторожно стерла железными пальцами с щек слезы, чуть привстала, чтобы дотянуться до укатившегося кольца, и аккуратно, очень нежно, надела его Исину на безымянный палец правой руки, куда оно пришлось впору. Смерть еще какое-то время сжимала чужую руку своими железными перчатками, после чего нагнулась, невесомо поцеловав молодого человека в лоб, что-то очень тихо прошептала ему напоследок и замерла в молчании, прикрыв глаза, будто прощаясь.

В Зале Суда повисла долгая тишина. Она была настолько мертвой и глухой, что можно было даже услышать звук, с которым по полу расползается чернильная лужа. Эта тишина, казалось, поглощала даже слабый свет Зала, погружая его в кромешную темноту.

Неожиданно, металлический звук аплодисментов взорвал тишину помещения, разрывая барабанные перепонки своей громогласностью.

— Хаааа, — вдруг громко выдохнула Смерть, резко выпрямляясь и, торопливо продевая руку под капюшон, сорвала его, — я сейчас умру! Как же жарко в этом плаще!

— Что поделать, — раздался глубокий голос из противоположного угла Зала Суда, скрытого темнотой, — работа такая.

Смерть даже не обернулась. Для нее не было неожиданностью, что в Зале есть еще кто-то.

— Что ж, — снова заговорил голос, — должен отдать тебе должное, представление вышло на редкость занимательным. Хотя, я все еще не могу понять, откуда в тебе эта склонность к излишнему драматизму. Неужели нельзя было обойтись без него?

— Ох, — Смерть вскинула вверх руки, потягиваясь, — это было бы слишком скучно.

— Скучно? — бархатный смех вплелся в темноту. — Ты действительно особенный. Жаль будет с тобой прощаться. Однако, правила есть правила. Тебе придется сложить полномочия, но перед этим приберись здесь. Развел тут грязь! У меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на эту лужу! Зря я тут что ли каждую субботу собственными руками полы канифолю?