Исин упрямо подбрасывал дровишки в костер собственного гнева, потому что от этого он чувствовал себя сильнее. Именно злость на Чондэ, Смерть и других причастных к этому кошмару, давала ему силы сопротивляться. Она стирала преграды, отключала сознание. Сжирала изнутри, пока не захватывала контроль. Исин не был против. Он ликовал. Кто мог обвинить его в том, кем он стал, когда они сами сделали его таким. Делают его таким сейчас. Вместе с воспоминаниями они выжигают в нем веру в людей, особую чувствительность, с помощью которой он ощущал мир на уровне подсознания. Они даже не осознают, что делают только хуже. Эти меры оставляют след, который тянется через всю жизнь. И с каждым разом он становится только больше. Когда же они остановятся? Когда от Исина останется лишь выжженная полоса?

Что-то пробуждалось в Чжан Исине. Что-то темное, уже знакомое. Темнота струилась изнутри, из самых зрачков, растворяясь в карих глазах. Словно второе дыхание. Неведомая пугающая сила наполняла тело Исина. Он впитывал ее каждой клеточкой, пытался ей насытиться.

Исин не хотел, чтобы история повторялась. Он был полон решимости не дать отобрать у него воспоминания. Ни сейчас, ни потом. И если никто не собирается остановить эту вакханалию, он сделает это сам. Исин не тратил время на размышления о том, может он это сделать или нет. Не пытался постичь тонкости мира, механизм его работы. Он просто шел на таран.

Всего одна мысль, одна команда собственному телу подняться и неуловимое движение вперед, как сильная волна, будто выталкивая, поставила Исина на ноги. Это было легко. Никакого сопротивления. Еще несколько мгновений назад он был прижат к полу без возможности подняться, а потом взмыл вверх, будто его тело ничего не весило. Всего лишь потому, что он так захотел.

Сила переполняла Чжан Исина. Он чувствовал, как она бурлит в нем. Это дарило ему ощущение контроля над ситуацией. Давало власть. Она пьянила. Он не знал свои возможности, но был уверен, что одного взмаха руки, одного желания, четко сформулированной команды к действию, будет достаточно, чтобы снести часть Зала.

Откуда взялась эта сила? У нее должен быть источник. Исин знал, что ничего не дается просто так. Если где-то прибывает, значит где-то убывает. Но ему было плевать откуда. Сейчас для него имело значение только боль, пульсирующая в висках, обида, горечью отдающаяся в горле, и злость, которую все это порождало. Если делают больно, сложно сдержаться и не дать сдачи. И Исин не смог.

Он уверенно двинулся вперед, чувствуя, как тяжелеют его шаги, а перед собой видел только одну цель. Смерть. Слезы застилали обзор, щекотали кожу. По щекам до подбородка и вниз по шее. Отвратительное влажное чувство.

Всего несколько шагов. Детский крик еще звенит в ушах. Исин вытягивает вперед руку, готовый к удару. Он уже видит, как сильная волна, срываясь с ладони, ударяет вперед и сносит Смерть вместе с трибунами и присяжными к противоположной стене. Всего несколько секунд отделяет эту живую картину от реальности. Исин глубоко вдыхает и заносит ногу, чтобы в один широкий шаг оказаться со Смертью на расстоянии вытянутой руки, но не успевает ее поставить.

Тень, скользнувшая с правой стороны от трибун, врывается в узкий обзор за считанные секунды и, вцепившись пальцами в запястье Исина, отводит его руку вниз. Осознание происходящего приходит очень медленно. Исин мыслями не здесь. Он в том моменте, где бушует ударная волна. Этого замешательства достаточно, чтобы тень, с легкостью подхватив Исина под живот, стремительно потащила его назад, в другой конец Зала, до самой стены, в которую болезненно впечатала спиной.

— Хватит! — властно произносит чужой голос. — Чжан Исин, приди в себя!

Чжан Исин не может прийти в себя. Он все еще не сводил взгляда со Смерти и знал только то, что ему надо к ней. Напрыгнуть с разбега, вцепиться, вгрызться в чужое горло и не отпускать, не отпускать до победного.

— Пусти! — прорычал Исин, не зная кому, и попытался вырваться, но его держали крепко. — Отпусти меня!

— Я сказал хватит! — повысила голос тень, и вновь вжала Чжана в стену. — У меня нет сил с тобой бороться! Просто остановись! Приди в себя!

— Отпусти! — прокричал молодой человек, извиваясь в чужих руках. Он мог вырваться. Силы не равны, он чувствовал. Один сильный рывок и его не удержат.

— Чжан Исин! — холодные пальцы схватили Исина за подбородок, чтобы не дать возможность вертеть головой, и тень появилась в поле зрения, заслоняя собой все остальное. — Посмотри на меня!

Молодой человек сфокусировал взгляд на объекте нехотя, по необходимости. В тени дальней стены, под капюшоном черного плаща, начали различаться очертания чужого лица. Детали как текстуры прогружаются медленно. Исин несколько раз изменился в лице, прежде чем понял, кто перед ним стоит. Лицо Чондэ пугающе неузнаваемое. Бледное, непривычно худое, от чего скулы острее, под глазами, когда-то черными, а теперь грязно-серыми, темные тени. На побледневших дрожащих губах потеки крови, а по левой щеке, от шеи к глазу, раскинулась черная паутина, похожая на чернильные потеки вен. Чондэ напряжен и смотрит изможденно. Он выжимает из себя последние силы, выкручивает, заставляет себя, чтобы до конца оставаться полноценным, чтобы не упасть, не рассыпаться.

Злость улетучивается за считанные секунды, словно пар. Как дым растворяется в застоявшемся воздухе помещения. Ком подступает к горлу. Страх накатывает тошнотой. Сначала приходят эмоции, только потом понимание того, что пока Исин сражался с мельницами, настоящие чудовищные великаны буйствовали у него за спиной.

— Что?.. — еле выдыхает Исин не в силах закончить фразу, и от нереальности происходящего поджимает соленые от слез губы.

Крик ребенка смолкает, но картина не проясняется. Все остается таким же невозможным для понимания.

— Хватит, — мягче говорит Чондэ и устало наваливается на Исина, будто не в силах стоять. — Хватит с тебя. Ты видел достаточно, больше не надо смотреть.

И он холодной, ослабевшей рукой прикрывает глаза Чжана, не давая ему даже возможности увидеть, что происходит дальше. А Исин понимает, что, может быть, он и видел достаточно, но все это время смотрел вовсе не туда. Самое важное опять ускользнуло от его взора, проскочило сквозь пальцы.

— Нет, — твердо произносит Исин, — я хочу узнать, что было дальше.

Чондэ ослабленно сползает вниз, упираясь лбом в чужое плечо. Ему надо перевести дух. Сил совсем не осталось. Печать разрушена, и больше ничего не сдерживает разрушение его души. Это оказалось больнее, чем он ожидал.

— Ты и так знаешь, что будет дальше…

— Нет, не знаю, — капризно заявил Исин.

— Я не пришел, — выдохнул Чондэ, — не посмел нарушить запрет, предпочел нарушить обещание.

— Ты пришел, — успокаивающе проговорил юноша. — Ты пришел. Ты здесь, со мной.

Он коснулся чужой руки, которая все еще закрывала его глаза, ощущая подушечками пальцев полоску кольца, только вовсе не бумажного, а металлического. На безымянном пальце правой руки. И губы стали предательски дрожать вместе с голосом. По подсохшим дорожкам заструились новые слезы.

— Ты пришел, — повторил Исин, пропитанным слезами голосом, — пусть на это потребовалось много времени, но ты пришел.

— Слишком поздно, — еле выдохнул Чондэ. — Для этого уже слишком поздно. Мы бы были гораздо счастливее, если бы я не пришел. Я сделал только хуже…

— Не говори так, — запротестовал Чжан. Он отказывался верить в это. Не хотел допускать даже мысли, что это конец. Он понимал это слишком явственно, чувствовал неотвратимость, и оттого ему сильнее не хотелось в это верить. Но он не мог. Не мог просто потому, что Чондэ признал свое поражение. Заявил о том, что все это время он поступал неправильно, и каждое такое решение привело их к печальному концу.

— Это конец, Малыш Син, — с горькой усмешкой проговорил Чондэ, — окончательный и бесповоротный. Так что не проси с меня обещание вернуться к тебе, потому что я не смогу его сдержать. Не в этот раз.