— Немного больно, — тихо произнес он, чувствуя, как горло начало саднить, — может быть будет кружиться голова, но все быстро пройдет, а наутро ты проснешься полностью здоровым. Не бойся. Все будет хорошо. Я буду рядом.

— Обещаешь? — тихо спросил Исин.

— Ага, — кивнул Чондэ и, сунув руку под плащ, выудил оттуда сосательную конфетку, завернутую в шелестящую обертку. — Держи, — он протянул ее мальчику, — компенсация за причиненные неудобство. Сунь в рот и не заметишь, как все закончится…

Исин осторожно взял конфету и долго крутил ее в руках, не решаясь развернуть. Мама всегда твердила ему об осторожности. Не ходить никуда с незнакомцами, не брать у них конфеты, если предлагают, не вестись на обещания купить игрушки. Исин знал, что не должен всего этого делать, но ведь это всегда был Ким Чондэ, а не незнакомец. Он определенно был хорошим человеком и не желал зла. И даже если подсознание твердило, скулило, выло, кричало о том, что все это опасно, Исин игнорировал его, потому что Чондэ хороший человек. Он не обманет.

Мальчик развернул конфетку и быстро сунул ее себе в рот. Какое-то время он молчал, задумчиво разглаживая в руках фантик от конфеты, а потом начал его аккуратно складывать, сворачивая в длинную полоску.

— Ты ведь придешь ко мне, когда поправишься? — отстраненно поинтересовался он, увлеченный своим занятием.

— Конечно, — подтвердил Чондэ.

— Обещаешь?

— Клянусь, — молодой человек улыбнулся и протянул Исину руку, сжатую в кулак с оттопыренным мизинцем, чтобы закрепить обещание.

Мальчик старательно сцепил два конца свернутого в полоску фантика и надел колечко на мизинец Чондэ. Колечко оказалось чуть больше, чем ожидалось, и на пальце сидело свободно.

— Ты не можешь нарушить обещание, которое дал! И это, — он показал на колечко, — чтобы ты о нем не забыл.

— Теперь уж точно не забуду, — улыбнулся Чондэ, снимая кольцо с мизинца и надевая его на безымянный палец, куда оно пришлось в пору. — А теперь позволь моему другу коснуться твоей головы…

— Ладно, — выдохнул Исин, словно собираясь с силами, — пусть делает.

Чондэ еще раз потрепал мальчика по волосам и с усилием, опираясь на подлокотники, выпрямился, чтобы отойти в сторону и не мешать.

— Не давай ему обещаний, которые не сможешь выполнить, — тихо произнесла Смерть, когда молодой человек с ней поравнялся.

— А почему ты думаешь, что не смогу? — огрызнулся Чондэ.

— Потому что я буду за этим пристально следить, — бросила Смерть и подошла к Исину. — Не бойся, я буду очень осторожен.

Мальчик сполз по креслу, вжимаясь в него, когда чужая рука в железной перчатке потянулась к нему. Это получалось неосознанно. Страх вибрировал в его груди. Маленький Чжан Исин всеми силами пытался противостоять своей сущности, которая противилась происходящему.

Сейчас Исин отчетливо осознал, что вовсе не его взросление было виновато в том, что воспоминания о старом друге стерлись. На их месте зияла огромная дыра, потому что их нагло вырвали, стерли, и Ким Чондэ дал на это свое согласие. Какое право он имел соглашаться с таким решением? Неужели он не понимал, что они собираются стереть его существование из памяти Исина? Навсегда! Эти воспоминания будут утеряны!

В голове будто что-то взорвалось. Исин стоял как вкопанный и чувствовал, как вместе с приближающейся к голове мальчика рукой, к нему приходит осознание. На подсознательном уровне он понимал, что случится дальше. Не в данной конкретной ситуации, это и без того было очевидно. А после, когда он вернется обратно. Исин начал смутно понимать причины такого решения, однако это не делало его более приемлемым.

Позвякивая железными пальцами, Смерть опустила руку на голову ребенка. Секунда тишины. Исин вдохнул, но так и не выдохнул. Зал взорвался от истошного, полного боли, крика мальчика.

От крика зазвенело в ушах. Голову словно сжало в тиски. Исин потерял ориентацию в пространстве. Ноги подкосились и реальность ударила тяжелым каменным полом юношу по правому боку. С трудом понимая, что происходит, Исин попытался встать. Он еле мог разглядеть очертания силуэтов. Все плыло перед глазами. Внутри черепной коробки было неприятное, болезненное ощущение, как будто кто-то щекочет сознание. Копошится в нем цепкими пальцами, что-то выискивая, но никак не может нащупать. И Исин понимал, что не нащупает, потому что там уже давно нет того, что так отчаянно эти пальцы ищут. Однако там есть кое-что другое, что они обязательно попытаются у него забрать. Не сейчас. Чуть позже. Но обязательно заберут. Исин был в этом уверен. Никто не позволит ему сохранить хотя бы капельку воспоминаний о Чондэ. Для него этот человек под запретом. Его не должно существовать в жизни Исина ни под каким предлогом.

Чондэ стоял с опущенной головой в стороне, повернувшись к мальчику спиной. Он плотно прижимал ладони к своим ушам, чтобы не слышать истошный крик, и зажмуривал глаза, чтобы создать иллюзию, будто его здесь нет.

— Останови это, — взмолился Исин еле слышно, пытаясь оторвать свое тело от пола, но сил на это не хватало, — не стой как столб! Останови это! — что есть сил закричал он Чондэ. — Я не хочу! Я не хочу, чтобы они забрали их! Я хочу помнить!

Только Чондэ не слышал. Никто не слышал. Крик ребенка был настолько оглушающим, что сквозь него не пробивались никакие звуки. Глаза мальчика закатились, тело неестественно выгнулось. Это не было «немного больно». Это было «невыносимо больно». Настолько, что Исин терял связь со своим сознанием. Ему было больно просто от того, что он существует.

— Хватит! — Исин откинулся на спину и закрыл лицо руками, заливаясь слезами. — Хватит! Кто-нибудь, прекратите это!

То, что проделывали с ним сейчас на его глазах, через время передавалось и ему, не в полной мере, однако. Он ощущал эту боль даже не в половину силы, но ему уже было нестерпимо. Он не мог держать глаза открытыми, потому что реальность сотрясалась как от сильного землетрясения. Голова была готова взорваться в любую секунду, а тело прижимало к полу неведомая сила, противостоять которой Исин просто не мог. Все, что ему оставалось, это терпеть и ждать, пока все закончится, но он не мог.

Он ощущал, как кто-то по крупицам выдирает из его памяти уже несуществующие воспоминания о Чондэ, и это было нестерпимо больно, слишком невозможно, чтобы вытерпеть это, особенно ребенку, но никому будто не было до этого дела. Особенно Чондэ. Он просто стоял в стороне и ждал, пытаясь не замечать чужих страданий. Разве не он обещал Исину, что тот будет в безопасности? Ему никто и никогда не сделает больно! Так он говорил! Просил доверять! И Исин доверял, искренне верил, наивно полагался. Идиот! Теперь понятно, почему Чжан Исин так и не смог полностью доверять Чондэ и все время ждал от него удара в спину. Может быть они и забрали воспоминания, но не чувства. Не обиду, не злость. Он предал доверие, дав этому случиться. Ведь Исин был еще ребенком. Он не понимал, что происходит. Не понимал за что ему это. Никто и не пытался ему объяснить. Все, что он мог, это верить Чондэ.

Исин забыл обо всем. И даже забыл о том, что что-то забыл.

Это несправедливо. Почему все важные решения кто-то принимает за него? Почему никто не спросил, чего хочет он?

Злость разгоралась от осознания собственного бессилия. У него нет права голоса. Он ни на что не может повлиять. Так отчаянно сопротивляться неотвратимому и все напрасно. Все важные решения в собственной жизни принимает не он. Его ведут по ему неведомому пути, но ведут куда? И ведут зачем? Какой во всем этом смысл? Стоит ему хоть на секунду сойти с этого пути, и они просто стирают ему память и возвращают обратно, будто ничего не было. Сколько раз они проделали это и сколько проделают еще? Исин чувствовал, как вместе с воспоминаниями потерял часть себя. Его личность трескалась и распадалась, становилась противоречивой. Он не хотел снова терять часть себя. Не хотел быть сторонним наблюдателем собственных воспоминаний. Он просто хотел, чтобы из его жизни не забирали людей, которые заняли там важное, практически ключевое, место.