— Ко временному бегу равнодушны, — начал он, и эти слова без музыки болезненно разрезали тишину, оставляя рваные раны, — не столько беззащитны, сколь смешны…

Чжан Исин поджал губы. Чондэ опять пел грустную песню, но сейчас Исин этому был рад, ведь его слезы тогда не казались глупыми.

— Слетались ангелы на шариках воздушных — не потому, что были крыльев лишены, — продолжал Чондэ, проезжаясь каждым словом стеклом по нежной коже.

Исин свернулся калачиком под одеялом, цепляясь пальцами за подушку, и сжимал губы, пытаясь не дать слезам волю. Он закрыл глаза, чтобы не дать им даже шанса пролиться, но Чондэ так умело подбирал песни, будто заворачивал страхи мальчика в стихи, а потом безжалостно их пропевал.

— На детских шариках цветных, — дробя слова, продолжал Чондэ, и паузу между строчками, разорвала печальная мелодия, существующая только в голове Исина.

Она звонко лилась в его сознание, тянулась, завывала. Она была темно-синего цвета с голубоватым отливом. Исин ощущал ее. Это была его грусть, которая проливалась слезами на подушку.

Чондэ продолжал петь, делая вид, будто не замечает, как мальчик плачет. Он не смотрел в его сторону, не поворачивал голову, и продолжал прижимать руки к ногам, чтобы не касаться Исина. Почему он не позволял себе этого, навсегда останется загадкой. Чондэ не любил прощания. И с этого момента еще больше. Не хотел он, чтобы эта ночь стала прощанием. Он собирался вернуться. Просто не мог не вернуться. Однако вести себя как обычно, будто ничего не происходит, он просто не мог. И диссонанс от этого разрывал его изнутри, разбалтывал, разрушал. От этого его и без того нестабильное состояние превращалось в хаос. Все выходило из-под контроля. Он просто продолжал петь, как будто это было единственное, что он мог.

— Как ласточки, летящие от бога, — уже не пел, а бормотал Чондэ, потому что его голос предательски срывался, — чтоб к богу возвратиться в нужный час.

Исин тихо всхлипывал, давился слезами, но пытался делать это как можно незаметнее. Ему показалось, что будет лучше, если он сделает вид, что спит, и просто даст Чондэ спокойно уйти.

— На детских шариках цветных…

Чондэ перестал петь, и будто чувствуя незавершенность песни, продолжил мурлыкать мелодию себе под нос, вслушиваясь в звуки. Исин, казалось, спал. Он мерно дышал, продолжая сжимать одеяло пальцами, выражение его лица было спокойным, и лишь на щеках блестели слезы.

Молодой человек повернулся и долго, без тени эмоций, с каменным лицом смотрел на мальчика. Время тянулось медленно. Казалось, будто он просидел так целую вечность и мог остаться так сидеть навсегда, однако неожиданно он наклонился вперед, невесомо целуя Исина в висок.

— Спокойной ночи, Малыш Син, спи сладко, — проговорил он тихо, а после быстро отвернулся, намереваясь встать.

В это же мгновение чужие пальцы вцепились в его черный пиджак, не давая возможности встать.

— Не смей, — сдавленно прохрипел мальчик.

— Что? — Чондэ ошарашенно оглянулся, встречаясь с воинственным, полным решимости взглядом Исина.

— Не смей улетать, — проговорил Чжан, поджимая губы. — Если кто-то обижает тебя, скажи мне, я с ним разберусь, но не смей улетать от меня.

— О чем ты, Малыш Син? — с мягкой улыбкой проговорил Чондэ. — Никто меня не обижает. Разве кто-то может меня обидеть?

— Тогда я просто запрещаю тебе оставлять меня, — твердо и властно сказал мальчик.

— Я не оставлю тебя, — очень убедительно заверил его Чондэ. — Я всегда буду с тобой.

— Что бы ни случилось? — уточнил Исин.

— Что бы ни случилось, — утвердительно кивнул молодой человек.

— Значит, ты вернешься? Ты просто обязан вернуться! Ведь ничего не случилось! Значит ты вернешься, как обычно возвращаешься, ведь так? — голос Исина опасно задрожал.

— Почему ты думаешь, что я не вернусь? — тихо, еле слышно спросил Чондэ, вглядываясь в глаза мальчика.

— Я не знаю… просто я чувствую… мне кажется, что ты больше не вернешься ко мне…

Исин смотрел на Чондэ с такой надеждой, будто молил, чтобы его убедили в обратном.

— Тебе кажется. Я не оставлю тебя. Всегда буду рядом. Несмотря ни на что. Я обязательно к тебе вернусь.

— Завтра, — не спрашивая, а утверждая, произнес Исин.

— Завтра? — Чондэ замялся на секунду. — У меня дела, и я не знаю, смогу ли с тобой увидеться, но я обещаю, что мы встретимся, как только я со всем разберусь.

— Ты обещаешь? — грозно спросил мальчик, хмуря брови.

— Обещаю, — подтвердил Чондэ, кивая.

— Клянешься?

— Клянусь! — юноша засмеялся. — Будь я проклят, если не исполню обещание!

И он наклонился, чтобы снова поцеловать Исина.

— А теперь спи, Малыш Син. Чем раньше уснешь, тем раньше мы снова встретимся…

— Тогда спокойной ночи, Оле! — Исин завозился, удобнее устраиваясь на кровати.

— Сладких снов, — тихо произнес Чондэ, и его мягкая улыбка стала болезненной.

Чжан Исин прекрасно понимал, что никакого завтра или послезавтра не будет, однако так же понимал, что в словах Чондэ сомневаться не стоит. Он верен своим обещаниям, всегда их выполняет. И доказательством тому стала их встреча спустя много лет. Он все еще был рядом. Он вернулся. Как и обещал. Если и в этот раз Исин возьмет с него такое же обещание, вернется ли он? Несмотря ни на что будет ли рядом? Конечно, он просто обязан. Это ведь чертов Ким Чондэ, человек, который всегда выполняет свои обещания. Что бы ни случилось. И даже Смерть его не остановит.

Именно этими мыслями старался утешить себя Исин. Если история повторилась однажды, повторится и дважды. Если Чондэ вернулся тогда, то он вернется и снова, ведь так? Тогда Исин даже не знал, что не только в этом их история повторяется.

Исин снова оказался в темноте Зала Суда. Будучи здесь много раз до этого в воспоминаниях, он только сейчас смог в полной мере осознать давящую атмосферу этого места. Он был пропитан печалью, безысходностью и страхом. Он оставлял ощущение клетки, из которой невозможно выбраться, однако Исин был намерен уйти отсюда. Вместе с Чондэ. И плевать ему, если кто-то будет против. С него хватит. Он посмотрел очень захватывающий фильм, но пора и честь знать.

Смерть стояла посреди Зала, поправляя рукава своего плаща. Перед ней, так же в черном плаще, обмякнув в кресле, безвольной куклой сидел бледный Чондэ. Его черные глаза потускнели и стали отливать серым, на щеках были видны дорожки слез. У него были посиневшие обескровленные губы и пустой взгляд, устремленный в пустоту. Чондэ не был мертв, но не был и жив. Словно от него осталась только оболочка. Картина пугала. От увиденного, Исин забыл как дышать. Он был шокирован. Сердце болезненно сжалось от тревоги и страха. Ему показалось, что сознание дало сбой, отказываясь принимать эту реальность. Чондэ… мертв? Неужели он опоздал? Пока он блуждал по воспоминаниям, Чондэ…

Исин бросился вперед, забывая обо всем. Где он, кто он и почему здесь. Важно было только тело Чондэ, сидящее в кресле.

— Итак, господа присяжные, — голос Смерти, разорвавший тишину, заставил Исина остановиться, — вы ознакомились с отчетом о деятельности Ким Чондэ. Готовы ли вы вынести решение или вам нужно время посовещаться?

Присяжные? Исин замер. Когда он покидал этот Зал, здесь были только они трое. Никаких присяжных не было, а раз так, может ли быть, что он все еще в воспоминаниях?

С трибун послышалось перешептывание, похожее на жужжание пчелиного роя. Исин принялся вглядываться в темноту, где был источник звука, и только спустя время ему удалось разглядеть там очертания людей. Но люди ли это были? Их разговоры не походили на человеческие. Они не произносили слова, а будто жужжали как насекомые.

— Хорошо, — спокойно заключила Смерть, — я дам вам еще время. Не торопитесь. Хорошенько все обдумайте.

И она отвернулась от них, возвращая свое внимание к Чондэ. Исин не мог сказать наверняка, но он будто почувствовал волнение, которое исходит от Смерти. Она переживала за Чондэ. И будто в подтверждение этой теории она нервно сжимала руки в кулак, с напряжением ожидая решения присяжных.