— Я повторял тебе много раз, — Смерть меряла шагами расстояние от одного стеллажа до другого, расхаживая перед столом Чондэ, скрестив руки за спиной, — и искренне верил в твою сознательность, но видимо тщетно. Ты не из тех, кого сдерживают доводы разума, чтобы приучить тебя жить по правилам, просто необходимо лупить тебя по заднице каждый раз, когда ты их нарушаешь.
Чондэ, вальяжно развалившись в кресле, сидел за столом, уставившись в одну точку. Лицо его не выражало никаких эмоций, взгляд был пустым. Сложно было понять, что чувствовал молодой человек в этот момент. Было ли ему стыдно? Чувствовал ли он вину за содеянное? А может он просто ждал, когда ему закончат лить в уши эти бессмысленные нравоучения и оставят в покое. Сказать, что на самом деле творилось сейчас в голове Чондэ было практически невозможно, однако по его позе, по потухшему взгляду, по изгибу губ, было похоже, что он чувствует себя отвратительно. Это было не далеко от правды. Он не винил себя, не стыдился своих действий, он просто выслушивал, как Смерть привычно спокойным, немного мягким, походящим иногда на кошачье мурлыканье, голосом четко рассказывала о ближайшем будущем Чондэ, которое абсолютно точно нельзя было назвать радужным.
— Суд состоится через два дня, — подводя черту под вышесказанным, сказала Смерть и остановилась, смотря на Чондэ, — думаю, ты должен сам понимать важность этого суда, после всего того, что натворил. Будь добр явиться вовремя, при полном параде.
В кабинете повисла тишина. Смерть ждала ответа, кивка, да чего угодно, но Чондэ не пошевелился. Лишь разлепил губы, будто в попытке что-то сказать, однако не проронил ни звука.
— Оставь всю свою дерзость и вредность здесь. В этот раз твоя судьба будет решаться не мной, за мной лишь оглашение решения. На суде ты должен быть кротким. Сидеть тише воды, ниже травы. Не спорить. Присяжные будут с самого начала не на твоей стороне и вряд ли на нее встанут. Готовься к худшему.
Реакции опять не последовало. Чондэ будто было плевать на свою судьбу. В нем ощущался какой-то бунтарский дух. Будто он воспринимал наказание, как личное оскорбление. Желание ему подговнить. Поэтому в нем было такое безразличие.
— Надеюсь, что это послужит для тебя уроком, — продолжила Смерть, — расплата не будет приятной. Я баловал тебя слишком долго, но лафа закончилась. Тебе безропотно придется принять любое назначенное тебе наказание, без возможности его оспорить. Даже не пытайся, прошу тебя, это может сделать только хуже.
В этот раз Смерть даже не стала ждать ответа. Она лишь смерила долгим взглядом Чондэ, словно прощаясь с ним, и направилась к выходу, бросив на прощание лишь:
— Приведи в порядок отчеты на случай, если на суде вынесут решение о твоем увольнении. Встретимся в Зале Суда.
Только спустя минут двадцать, после того, как Смерть вышла из кабинета, Чондэ позволил себе пошевелиться. Он устало выдохнул, откидывая голову на спинку кресла и долго смотрел в потолок, о чем-то меланхолично размышляя. Когда мысли закончились, он быстрым движением выдвинул ящик стола, достал оттуда низкий стакан и початую бутылку виски, и плеснув одно в другое, продолжил опускаться на самое дно своего сознания, переворачивая снова и снова все вверх дном.
Исин не знал, чем закончился очередной акт самобичевания, не имел ни малейшего понятия о том, что душу Чондэ, покрытую паутиной мелких трещин, пробороздила еще одна, походящая на разлом. Исин запечатлел лишь результат произошедшего, когда Чондэ вновь явился к нему. Сложно было сказать, сколько прошло времени, появлялся ли он еще между этими моментами, но наверняка было известно, что Чондэ на себя не походил.
Он явился к Исину в траурно-черном костюме, его волосы были отвратительно зализаны назад, и вновь на нем не было привычного пальто. Однако на этом череда странностей не заканчивалась. Чондэ был сам не свой. Неуклюжий, растерянный, постоянно витал где-то в облаках. Из рук все валилось, он путался в своих ногах, но больше всего пугало выражение лица. Он смотрел так, будто видел все первый раз. Особенно на Исина. Когда он неуклюже зацеплял какой-то предмет или, не удержав в руках, ронял его, то замирал на пару минут и растерянно смотрел на этот предмет, словно не знал, что с ним теперь делать.
От одного такого вида Чондэ становилось больно. Всегда уверенный в себе, твердый, с загадочной улыбкой на губах и сверкающими глазами — вот таким привык его видеть Исин. А сейчас перед ним был совершенно незнакомый ему человек. За все то время, что Исин наблюдал за Чондэ, молодой человек менялся, но при этом всегда был верен себе. Как же могло так случиться, что от него прежнего не осталось ничего?
Исин долго ломал голову, пытаясь найти внятное объяснение происходящему. И, видимо, не он один. Чжан Исин, что был младше, тоже не понимал, что происходит. Он с подозрением и страхом смотрел на Чондэ, который молча метался по комнате, за что-то хватаясь, что-то роняя, и все никак не находил себе места.
— Оле? — позвал Исин тихо, с опаской глядя поверх натянутого до носа одеяла.
— Ммм? — Чондэ, разглядывающий мягкую игрушку обезьянки в своих руках, перевел немного удивленный и заинтересованный взгляд на мальчика, вскидывая брови. Даже это выражение лица, казалось бы, такое простое, было Исину незнакомо.
— Ты в порядке? — осторожно спросил Чжан.
Чондэ замялся, будто не понял сути вопроса. Взгляд сам собой соскользнул с Исина и глаза потускнели. Молодой человек ушел в себя.
— Оле?
— А, — опомнился Чондэ, — прости, что?
— Ты в порядке? — снова повторил вопрос Исин, хотя прекрасно понимал, что Чондэ далеко не в порядке.
— Да, — растерянно и очень неубедительно бросил в ответ юноша, — да, я в порядке. Конечно.
— Ты сегодня странный…
— Правда? — на губах Чондэ появилась мягкая извиняющаяся улыбка. — Прости, я сегодня рассеянный. Не с той ноги встал, наверно…
Он тяжело вздохнул, поднимая взгляд к потолку и предусмотрительно умолчал, что не с той ноги он встал еще лет 150 назад, а встать с другой просто не мог, потому что с того дня, как умер, больше и не спал.
— Что-то случилось, да? — Исин сел в кровати, откидывая одеяло. Он был готов выслушать, как обычно это делал Чондэ, но тот по понятным причинам изливать душу не спешил.
— Нет, — твердо заявил молодой человек. — Ничего не произошло. Абсолютно. Ничего.
Нужно было быть дураком, чтобы не понять, что он врет. Откровенно и очень плохо. Однако Исин лишь мягко улыбнулся, принимая эту ложь, и с добротой посмотрел на Чондэ.
— Это хорошо, — произнес он, подрагивающим голосом, — замечательно, что у тебя ничего не случилось.
Глаза мальчика стали наполняться слезами. Он чувствовал на интуитивном уровне, что происходит что-то плохое и неотвратимое, только объяснить себе это внятным языком не мог. Тяжесть опустилась на его плечи, и страх стал грызть, двигаясь в направлении сердца.
Чондэ невидящим взглядом наблюдал, как глаза мальчика начинают искриться от слез, в тусклом свете ночника, и можно было почувствовать, как он сжимался всем своим существом. Он почему-то не знал, что сказать. Не мог подобрать слов утешения. Ему бы следовало сказать, что все будет хорошо, но он знал, что так вряд ли будет, а соврать сейчас просто не мог. И стоял как истукан, онемевший и растерянный, глотая подступающие к горлу обрывки слов и фраз.
В этом молчании, Исин видел повторение уже случившегося с ним расставания, и это причиняло ему почти физическую боль, потому что сейчас ему предстояло еще раз пережить этот момент. Судьба обрекала его на бесконечное повторение их расставания. По одному маленькому каждую ночь и по два тяжелых на каждую жизнь. Будет ли третье?
— Оле, — Исин опустил взгляд, сжимая пальцами одеяло, — спой мне колыбельную.
— Хорошо, — непривычно легко согласился Чондэ, — ложись поудобнее и я спою ее.
Исин покорно лег, устраивая голову на подушке, и накрылся одеялом. Чондэ осторожно присел на край кровати, вытягивая ноги, на которых устроил руки, сцепленные пальцами в замок.
