Золотые стены домов начали отступать, уступая. Они расходились в разные стороны. Улица становилась шире. Звон каждого шага мальчика стал стихать, теряясь в пространстве. И вдруг на горизонте появился сад. Он был словно оазис в пустыне. Яркое пятно среди однородных вычурных строений. Сад словно был пропитан жизнью. Одно его существование дарило надежду. Исин тут же поспешил к нему.
Десять шагов. Двадцать. Потом пятьдесят. Мальчик ускорял шаг, но сад не становился ближе. Он был недосягаем. До этого спокойная звезда вдруг стала трепетать. Она металась как израненный зверь, волновалась. Будто пыталась сбежать. Исин почувствовал, что вместе с ней в бешеном ритме заходится и его сердце. Стало страшно. По-настоящему страшно. И этот город, пугающий своей кажущейся вежливостью, будто устремился ввысь, смыкая стены, отрезая пути к отступлению.
Исин побежал. Он понимал, что ему нужно в сад. Там его спасение. В этом полном жизни месте его не тронут, но звезда оставалась на месте. Она не хотела лететь дальше. Она трепыхалась, переживала, и все равно оставалась на месте. Идти дальше без нее Исин не видел смысла. Она вела его все время и оставить ее здесь было неправильно. Тогда мальчик предпринял единственное верное на его взгляд решение. Он протянул к звезде руки, без страха обхватывая ее пальцами, и прижал к груди, будто желая успокоить.
И стоило мальчику это сделать, как звезда, будто отыскав свое убежище, просочилась в его грудь, в самое сердце, и осталась там. Сердце стало покалывать, но это было не больно. Скорее даже приятно. В груди стало тепло. Чувство спокойствия разливалось в ней. Куда-то исчез страх, все тревоги остались позади. Исин все еще чувствовал сияние звезды, только теперь оно было в нем. И голос, тихий, успокаивающий голос Чондэ, звучал в голове.
Исин слышал его и повиновался. Он понял, что теперь ему не нужно бояться. Город перестал угрожающе наступать. Мальчик спокойно двигался к саду. Ему туда. Он знал и предвкушал.
С каждым шагом Исин неосознанно ускорялся. Он будто больше не мог ждать. Ему хотелось туда попасть. От одной мысли о том, что он окажется в этом саду, он чувствовал себя счастливым. Голос Чондэ лишь подгонял его.
Исин буквально ворвался в сад, разрывая ткань пространства как ленту на финише, а после замер. Дышать было сложно, а еще сложнее понять почему. То ли от восхищения, то ли от бега. Но было не важно, потому что было хорошо.
Сад был наполнен жизнью. Именно здесь пели птицы, именно здесь дул мягкий ветерок, именно здесь шуршала листва деревьев. По мягкой траве пятнами пошли невиданные цветы, словно кто-то рассыпал конфетти. Таких цветов Исину видеть еще не доводилось. Они были невообразимых цветов, но были прекрасны.
Исин чувствовал, как капля за каплей в него втекает жизнь. Это было ни с чем несравнимое чувство. Он пил ее жадно, впитывал всем своим существом. Как дерево пускал невидимые корни, чтобы напитаться водой. Это ощущение дарило ему счастье. Он радовался, как не радовался никогда. Ему было легко, будто он мог прямо сейчас воспарить. Хотелось смеяться, хотелось кричать, хотелось поделиться этим чувством и просто жить.
Из-за ощущений, переполняющих Исина, он не сразу понял, что он здесь не один. Мягкой поступью, кто-то двигался по траве. Медленно, царственно, кто-то шел прямо к Исину, скрываясь в тени деревьев. Это был не кто-то один, кажется, их было двое. Один вышагивал осторожно, другой же очень грузно. Сверху послышались глухие удары, тень промелькнула над головой мальчика.
В тот момент, когда Исин обернулся, чтобы увидеть тех, кто шел к нему, с неба послышался гортанный приветственный клич.
— Тебя там встретит огнегривый лев и синий вол, исполненный очей, — слышался голос в голове, — с ними золотой орел небесный, чей так светел взор незабываемый…
Чжан Исин спал. Боль больше не терзала его. Уставшее за день тело, измученное сильными переживаниями, просто провалилось в сон. Мальчик неосознанно жался к Чондэ, утыкаясь носом в грудь, пачкая белоснежную рубашку кровью. Он будто искал спасения в объятиях, и он его нашел. На еще бледных губах застыла слабая улыбка.
Чжан Исин видел сон. Впервые в жизни он видел сон. Настоящий. Такой, какой бывает у других детей, когда Оле-Лукойе открывает над ними свой цветной зонт. Но в этот раз Оле не открыл над ним зонт. Ни цветной, ни даже черный. Этого и не было нужно. Исину не нужны были посторонние предметы, чтобы видеть сны. Они нужны были для того, чтобы он их не видел.
Возможно, это была одна из роковых ошибок Чондэ. Он беспечно позволил этому случиться, стал для Исина проводником в мир снов. Показал то, чего у мальчика не должно было быть никогда. Только Чондэ не считал это преступлением. Сны волшебное явление. Чондэ знал, что значит не видеть снов, и, если честно, все бы отдал, чтобы закрыть глаза и увидеть хотя бы один. И оттого ему так хотелось, чтобы Исин тоже мог их видеть. Хотя бы один. Он заслужил.
Чондэ осторожно положил ребенка на кровать, укутывая одеялом, невесомо поцеловал в лоб, и растворился в воздухе, не смея более тревожить покой. Он хотел дать Исину возможность в полной мере насладиться единственным в его жизни сном.
Сложно было сказать, откуда в Чондэ было это неповиновение. Его желание сделать как лучше не раз ударяло его в ответ тяжестью последствий, но все равно делало это недостаточно сильно, чтобы он остановился. Ему почему-то казалось, что все запреты и предостережения существуют лишь для того, чтобы по ложке заполнить полупустую бочку меда дегтем. Он не учился на своих ошибках, считал, что если расплата не будет мгновенной, то может и не наступить вообще, а счастье… счастье вот оно, прямо перед тобой, только руку протяни. Лучше быть счастливым пять минут, чем не быть вообще. Так думал Чондэ. Словно компенсируя свое безрадостное прошлое, он хватался за счастье, абсолютно не думая о последствиях, хотя должен был. Неопределенная длительность его жизни сама по себе намекала на осторожность. Многие последствия действий могли растянуться на долгие годы, и вовсе не стоили пятиминутной блажи. Только Чондэ почему-то не смотрел в будущее. Оно было туманным и неопределенным. Когда каждый день может стать последним, думать о долгоиграющих планах бессмысленно. Именно поэтому он не боялся последствий, просто не думал о них, хотя в его случае, их масштаб был огромен. Возможно, виной такой беспечности была слабая дисциплина. Ему вечно грозили пальцем и рассказывали страшные сказки о вещах, которые могут произойти, стоит нарушить правила, обещали наказать за непослушание, но все это так и оставалось словами. Когда Чондэ плевал на все эти угрозы и пренебрегал правилами, ничего не происходило, и оттого создавалось ощущение, что все с самого начала было бессмысленно. Не более чем страшилки, какими пугают детей. И потому он продолжал без зазрения совести, снова и снова делать все наперекор тому, что ему говорили.
Сколько бы лет не прошло, Чондэ оставался ребенком, который не понимал смысл предостережений, пока высшие силы не ткнут его носом в болезненные последствия, от которых он взвоет волком.
После случившегося, Чондэ должен был остановиться, должен был задуматься о том, что он делает, но он этого не сделал. Вместо этого он, прекрасно понимая, что родительский контроль Смерти усилился, стал осторожничать, нарушая запрет. Он знал, что ему не могут полностью запретить приходить к Исину, ведь открывать над мальчиком черный зонт было его работой, и никто другой сделать этого попросту не мог, поэтому он пользовался этим преимуществом. В противном случае, он всегда мог развести руками и сослаться на свою работу. Тем не менее, остерегаясь новых поползновений со стороны Смерти, он не задерживался надолго. Вовсе отказаться от Исина он попросту не мог. Для Чондэ Исин был слишком значим. За годы, проведенные рядом с этим мальчиком, он прикипел к нему, и теперь просто не мог заставить себя прервать эти длительные отношения. Какими бы ни были последствия, они пугали его меньше, чем необходимость отказаться от Исина. Мальчик был спасением, был единственным лучом света, он стал причиной значительных изменений, причиной для Чондэ существовать. Даже думать о том моменте, когда Исина больше не будет в его жизни, было страшно, еще страшнее было знать, что момент этот может настать очень скоро. Чондэ не был готов, он оттягивал это событие как мог, цеплялся за время, что еще у него было, но тщетно. Не важно, когда бы это случилось, это все равно произошло бы слишком внезапно, очень некстати, когда впереди еще было много времени, возможностей, столько несделанных дел и несказанных слов.
