— А почему увольняли?
— Нарушений много, — спокойно заявил Чондэ, — не соблюдали, например, технику безопасности или план не выполняли. В общем, если проверка выявляла много нарушений — увольняли. Хотя я подозреваю, что там было что-то хуже, потому что увольнять за нарушения, даже если их и много, это как-то… понимаешь, это не та работа, где можно просто взять и уволить человека, а потом быстро ему замену найти.
— Я не думаю, что можно простить человеку любые нарушения и оставить его на работе только потому, что это нетипичная работа и замену найти будет сложно, — поделился своими домыслами Исин, — все же, нельзя на все закрывать глаза.
— Нельзя, но зависит ведь от того, о каких нарушениях мы с тобой говорим, — Оле обернулся, чтобы посмотреть на Чжана, который согласно кивнул. — Я ведь тоже нарушал, тут без этого никак, нет-нет, а где-то все равно проколешься. Может по неопытности или невнимательности, но обязательно что-то нарушишь. Слишком много правил. Я и план не выполнял. Но ведь меня за это еще ни разу не уволили! Мне делали выговоры, заставляли работать сверхурочно, лишали премий и отпусков, но не увольняли. Я даже не знаю, что нужно совершить такого, чтобы тебя уволили.
— Говоришь так, будто увольнение подобно казни, — Исин поежился то ли от холода, то ли от своих мыслей и, развязав рукава кофты, обвязанные вокруг шеи, неуклюже натянул её на себя.
— По сути, так и есть. Дело в том, Исин, — Каприз замедлил шаг и Чондэ, ехавший чуть впереди поравнялся с лошадью Чжана, — что нельзя уйти раньше отмеренного срока. Контракт разрывается только в крайнем случае. Да и знаешь, мало таких людей, которые приходят на эту работу балагурить. Наоборот, всеми силами стараются быть прилежными и ничего не нарушать, ведь это в их интересах. Другой вопрос, что ничего не нарушать не получается… И даже если тебе кажется, что ты ничего не нарушил, проверка все равно найдет к чему придраться, чтоб продлить тебе контракт еще на один срок.
— А что это за проверка, о которой ты постоянно говоришь? Кто её проводит?
— Военная тайна, тебе этого знать не следует! — отрезал Оле-Лукойе, показывая язык. — И так тебе тут слишком много наговорил, меня за это и расстрелять могут.
— Правда? — поразился Исин, сглатывая. Он даже почувствовал за собой некоторую ответственность за жизнь Чондэ и вину за то, что чисто гипотетически молодой человек может пострадать из-за бессмысленной болтовни во время конной прогулки.
— Шучу, — звонко засмеялся Оле.
— Ну и шутки у тебя…
— Не забивай себе этим голову, лучше наслаждайся конной прогулкой, — радостно вскрикнул Чондэ, лучезарно улыбаясь и ударил своего единорога пятками по бокам. Каприз нехотя перешел на рысь, с которой плавно ушел в галоп, унося Оле-Лукойе все дальше от Исина.
— Эй, — вскрикнул Чжан, — подожди меня!
Он дал Флоре шенкеля, но лошадь даже не ускорила свой шаг. Исин несколько раз повторил свои попытки, но они, как видно, остались для единорога незамеченными. Лошадь все так же продолжала свою неспешную прогулку по лесу.
— Ну же, Флора, девочка, давай, — стал уговаривать её Исин, почти умоляя, — ну же!
Чжан сильнее ударил лошадь по бокам, и в этот раз отчаянная попытка возымела действие. Резкий рывок, ознаменовавший переход с шага на галоп, был настолько неожиданным, что Исин чуть не свалился с лошади, инстинктивно прижимаясь к ней всем телом, чтобы не упасть прямо на землю.
Галоп у Флоры был мягкий, но отсутствие седла было слишком ощутимой проблемой, потому что Исина подкидывало вверх, и он медленно, но верно съезжал на бок, отчаянно цепляясь ногами за бока лошади.
Безумные скачки закончились только тогда, когда Исину удалось нагнать Чондэ на окраине леса.
— Ну как себя чувствуешь после первого галопа? — с насмешкой спросил Оле, гордо восседая на Капризе. Чондэ с нескрываемой насмешкой глядел на ошарашенного Исина, который практически сросся с лошадью в своей попытке не слететь где-то по пути.
— Как мешок с картошкой, — испуганно выдавил Исин, не веря в то, что лошадь остановилась, — такое чувство, что меня по земле волокли все это время.
— Ничего, — громко засмеялся Чондэ, — к этому, как и к полетам, нужно привыкнуть. Что ж… прогулка подошла к концу, надо возвращаться.
Чондэ развернул Каприза и вышел из леса прямо в чистое поле, по которому они должны были вернуться обратно к дому Исина.
Лошади неспешно шли, подминая копытами высокую траву. Исин все так же прижимался к лошади, отходя от тяжелого потрясения. Он невидящим взглядом провожал высокую траву, которая пыталась достать подошвы его кроссовок, и чувствовал невероятное умиротворение. В голове была блаженная пустота, ветер трепал волосы на макушке, и в теле была приятная слабость.
— Выйду ночью в поле с конем, — разорвал тишину мягкий голос Чондэ, — ночкой темной тихо пойдем. Мы пойдем с конем, по полю вдвоем, мы пойдем с конем по полю вдвоем.
Исин прикрыл глаза, чувствуя, как чужой голос мягко обволакивает его сознание. Ему бы хотелось слушать эту песню вечно, но Чондэ очень быстро перестал петь, лишь тихо помурлыкивая себе мелодию под нос.
— Чондэ, — тихо позвал Исин, чувствуя, что засыпает.
— Ммм?
— У тебя красивый голос…
— Спасибо, — смущенно улыбнулся юноша.
— Пой мне чаще.
Чондэ не ответил. Не дождавшись даже банального «угу», Исин открыл глаза, на секунду испугавшись, что может не увидеть перед собой Оле-Лукойе.
Флора почему-то остановилась, заставляя Чжана выпрямиться. Вопреки необоснованному страху, Чондэ все еще был здесь. Он стоял немного впереди на Капризе, в темноте разглядывая какие-то записи в своей записной книжке. Он был так сосредоточен, что не сразу смог отреагировать, когда внезапный порыв ветра поднял в воздух воткнутую между страниц карточку, которая взмыла вверх. Исину еле удалось её поймать.
— Что это? — Чжан повертел в руках пойманную карту Таро, на которой был изображен всадник на белом коне. В руках он держал черное знамя, на котором был изображен цветок с пятью лепестками. Прямо под копытами лошади лежал человек, а перед самим всадником стоял старец в золотых одеждах. Возле старца на коленях стояла женщина, держа ребенка за руку. Сверху на карте значилась римская цифра 13, а внизу красивым почерком было выведено чье-то имя, которое Исин не смог прочитать. Только вглядевшись в лицо всадника, Чжан интуитивно догадался, кому принадлежало это имя.
— Верни на место, — как можно мягче попросил Чондэ, выдергивая карту из рук Исина.
— Что это?
— Просто закладка, — отмахнулся юноша, быстро вставляя карту между страниц своего ежедневника, который тут же сунул в карман.
— Это не похоже на просто закладку, — упрямо возразил юноша, — на карте твое имя и у всадника… у него твое лицо.
— Нам нужно возвращаться, — отрезал Чондэ.
— Неужели так сложно сказать, что это за карта?
— Опять этот твой интерес? Послушай, не суй нос не в свое дело, — прошипел сквозь зубы Чондэ, — уж это тебе точно знать не нужно.
— Как будто мир рухнет, если ты мне скажешь…
— Как будто мир рухнет, если я тебе не скажу! — в тон ему ответил Оле.
Исин недовольно скривил губы и отвернулся, как бы показывая степень своего недовольства. Он не понимал, почему в этом мире есть вещи, которые ему не следует знать. Чем больше от него что-то пытались скрыть, тем сильнее он хотел это узнать. Тайна всегда притягательна, какой бы ничтожной она ни была.
Они возвращались домой в полном молчании. Исин не проронил ни звука, Чондэ тоже не собирался начинать разговор. Когда до дома оставалось совсем чуть-чуть, Чжан вдруг соскользнул с лошади и продолжил свой путь один, даже не бросив на прощание «доброй ночи».
— Хватит на меня дуться, — Оле-Лукойе догнал Исина у самых дверей. — Ты не можешь на меня обижаться за то, что у меня есть секреты. У тебя они тоже есть. И с какой вообще стати, ты должен на меня обижаться?
— Я не обижаюсь, — отмахнулся Исин и остановился, чтобы заглянуть в глаза Чондэ, — просто я не ребенок, понимаешь. Я не могу легкомысленно относится ко всему, что происходит вокруг меня. Я хочу знать все, чтобы можно было обезопасить себя, а эти твои тайны только настораживают меня. Просто… с какой стати я должен верить в то, что ты действительно Оле-Лукойе?
