— За что, например? — растерянно спросил Исин, стараясь отыскать хоть что-то, за что можно было держаться.

— За гриву, например, — предложил Оле-Лукойе, — только очень нежно.

И молодой человек, убедившись, что Исин может сидеть на лошади без его помощи, двинулся к дальнему единорогу в яблоках, одним быстрым и легким прыжком вскакивая на него через круп.

— А ты… — Исин склонил голову набок, — умелый ездок, судя по всему.

— Ну, работа обязывает, — пожал плечами юноша. — Выдвигаемся.

И он осторожно ударил единорога по бокам пятками, стараясь сделать это как можно деликатнее, чтобы у животного не возникло вдруг мысли, что им нагло пользуются как ездовой лошадью.

— А мне как… — жалобно забормотал Исин, пытаясь отыскать у единорога пульт управления.

— Дай шенкеля ему, только осторожно…

— Что дать? — ошарашено обернулся Исин, смотря на Оле глазами полными отчаянья.

— Ударь пятками по бокам, — пояснил молодой человек, и Чжан тут же последовал его совету.

Почувствовав легкий удар, единорог поднял морду и вальяжно, с чувством собственного достоинства развернулся и побрел следом за Оле и его лошадью.

В полной тишине молодые люди пробирались в самую чащу выросшего леса. Исин оглядывался по сторонам, но пейзаж не особо впечатлял своим разнообразием. Вокруг были только стволы деревьев и больше ничего. Чжану уже начинало наскучивать это, как вдруг, в темноте стали загораться маленькие голубые огоньки, похожие на светлячков. Чем дальше юноши пробирались, тем больше этих огоньков становилось. Они поднимались вверх к пышной листве, рассыпаясь по веткам, словно гирлянды и освещали путь. Изумрудная трава тихо похрустывала под копытами единорогов. Исин, затаив дыхание, вертел головой, стараясь запечатлеть в памяти эту магическую атмосферу.

— Красиво, — прошептал он, стараясь поймать рукой огоньки, которые дождем сыпались с деревьев. — Восхитительно.

— А ты весьма и весьма впечатлителен, — усмехнулся Оле, — это, конечно, не полеты, но своя прелесть в этих прогулках есть.

— Ага…

И они снова замолчали, потому что в этой умиротворяющей атмосфере просто не нужно было лишних слов. Исин сразу же забыл все вопросы, которые роились в его голове еще этим утром, кроме одного. Этот был, пожалуй, самым главным, тот, который просто нельзя было не задать.

— А у этих единорогов есть имена?

— Мммм, — задумчиво протянул Оле, — у всего есть имена. Вот этого, — он показал на свою лошадь, — зовут Каприз. Он весьма своенравен. А твоя — Флора. Она спокойная и послушная, самое то для тебя.

— А у тебя тоже есть имя? — спросил тихо Исин, боясь этого вопроса. — Или тебя зовут Оле-Лукойе? Ты, кажется, говорил, что это не имя…

— Да, говорил.

— Значит, у тебя есть другое имя?

— Было, — скучающе произнес Оле, пряча за безразличием свою грусть, — но я им уже давно не пользуюсь.

— Почему?

— Оно отголосок моей человеческой жизни, я расстался с ним как только…

Он не договорил. Было слишком сложно говорить это. Для Исина и не нужно было произносить это вслух, он кажется и сам интуитивно понял, что в этой фразе было опущено. От сказанного в груди разливалась ноющая боль, которая колола острыми иголками изнутри.

— И что это было за имя?

— Зачем тебе это нужно? — слишком резко, грубо и даже с какой-то непривычной, затаенной злобой, рявкнул Оле-Лукойе, оборачиваясь. Исин испуганно съежился, не ожидая такой реакции на свой вопрос и виновато опустил голову.

— Я просто хотел узнать, — попытался оправдаться он, — мне было интересно.

— Называть свое имя первым встречным, только потому что им это интересно, я не собираюсь, — отрезал Оле, и эта фраза словно оплеуха ударила Исина. Было обидно. И даже несмотря на то, что в этой фразе было рациональное зерно, её болезненности это не убавляло.

— Я… — еле выдавил Исин, — прошу прощения, что спросил у тебя это.

Имя — вещь сакральная. Оно отражает суть предметов, ведь не даром во многих языческих верованиях, зная истинное имя человека, можно было практически подчинить себе его волю. Для Оле-Лукойе его настоящее имя носило совершенно другое значение. Оно было напоминанием о том, что жизнь его раскололась на две части — до и после. Его существование пусть и продолжилось, но уже в совершенно другой форме.

Исин молчал. После внезапной грубости Оле, он боялся проронить хоть слово. Ему казалось, что если он что-то скажет сейчас, это может разозлить молодого человека. Оставшийся от этого короткого разговора неприятный осадок совсем затмил красоту открывающегося перед Исином пейзажа, который уже совсем не радовал и не впечатлял. Наоборот, от него становилось очень грустно и хотелось вернуться обратно домой, потому что продолжать поездку дальше было бессмысленно.

Словно чувствуя давление обиды со стороны Исина и вину за свою грубость, Оле-Лукойе тяжело вздохнул. Он осознавал, что было глупостью срываться из-за невинного вопроса, ведь Исин не хотел его задеть, он просто не знал.

— Чондэ, — вдруг разорвал повисшее молчание Оле, — меня звали Ким Чондэ. Если тебе все еще интересно.

— Красивое имя, — помедлив ответил Исин, — оно тебе очень идет.

— Идет? Это тебе что, предмет гардероба? — раздраженно прошипел юноша в сторону. Он попытался скрыть, что уголки его губ дрогнули, на секунду растягивая губы в слабом подобии улыбки.

— Нет, — тут же запротестовал Чжан, — нет, я не то имел в виду. Я хотел сказать, что оно тебе подходит.

— Я понял, понял, — Чондэ обернулся к своему спутнику, одаривая его примирительной улыбкой. — Не надо оправдываться. В конце концов, ты ничего плохого не сделал, это я перегнул палку.

— Мне действительно не стоило спрашивать тебя об этом. Честно, я больше не буду ничего о тебе спрашивать.

— А ты хотел?

— Эм, — Исин поджал губы, словно извиняясь за что-то, — хотел. У меня было много вопросов, но теперь придется о них забыть, раз…

— О чем ты хотел меня спросить?

— О твоей работе.

— Работа как работа, — пожал плечами Оле. — Приходишь к детям, раскрываешь над ними зонтики, показываешь им сны и уходишь.

— Исчерпывающе, — кивнул Исин, но тут же нахмурился, — значит ты существуешь только в снах?

— Не понял вопроса…

— Ну, я имею в виду, что есть какое-то некое общее пространство сна, в котором ты существуешь и по которому ты перемещаешься…

— Знаешь, ты вводишь меня в ступор такими вопросами, — задумчиво проговорил Оле, — дети таких вопросов не задают, да и я никогда об этом не задумывался. Определенно, некое общее пространство существует, и оно состоит из кусочков разных снов. Да, в нем можно перемещаться между снами, но это слишком сложно и в них можно заблудиться, поэтому мы перемещаемся по старинке. Сон, как и магия, материя тонкая. Тут нужно быть осторожным. У нас даже в технике безопасности прописано, что сны непредсказуемы, поэтому, во избежание опасных ситуаций, нужно входить в отдельные сны из человеческого мира. За нарушение этого пункта кстати нехило штрафуют, так что я никогда не хотел его нарушать.

— У вас даже есть правила техники безопасности? — удивился Исин.

— Конечно, есть, — подтвердил Чондэ, словно его спрашивали о чем-то очень глупом. — Везде есть техника безопасности, а еще у нас есть корпоративная этика и вообще все очень строго и официально, это тебе не на кассе в Макдональдсе стоять. У нас тут все очень серьезно, никаких шуток. Шаг влево, шаг вправо — расстрел.

— Забавно, — улыбнулся Исин. — И много вас таких?

— Я один. Единственный в своем роде, однако есть и другие. Они были до меня и будут после. Как только истечет мое время, я уйду, а на мое место придет другой. Таков порядок.

— И как долго на этой должности… ну, задерживаются?

— Да кто как, — безразлично бросил Оле-Лукойе, — от многих факторов зависит. Знаешь, даже несмотря на стабильность этой работы, тут тоже есть некая текучка. Вот до меня за пятьдесят лет сменилось двое человек. У нас обычно как: заключаешь контракт, а по его истечению либо уходишь, либо продлеваешь. Были, конечно, случаи, когда увольняли до истечения контракта, но это были просто крайние меры.