— Давай же, — взмолился Исин, ощущая, что начинает захлебываться в вопросах и страхе узнать на них ответ. И когда Исин почти что не мог вздохнуть от волнения, все кругом окутала дымка.
Долгожданный белый туман налетел стремительно. Он как голодный зверь пожирал все вокруг, оставляя после себя лишь белую пустоту. За ним пришла темнота, вбирая в себя яркий свет, который резал глаза.
========== Ночь седьмая. Часть 5 ==========
Комментарий к Ночь седьмая. Часть 5
Музычка:
We Are The Fallen – Sleep Well, My Angel
Jose Gonzalez – Heartbeats
Poets Of The Fall – Sleep, sugar
Fisher – You
Ane Brun – The light from one
Avantasia – Carry Me Over (Radio Version)
Kamelot – Don’t You Cry
HammerFall – Always Will Be (Acoustic Version)
One Republic – All We Are
Shinedown – Call Me
Stratovarius – Forever
Sia – My Love
L`ame Immortelle–Fallen Angel
Opeth – Death Whispered A Lullaby
Колыбельные, которые пел Чондэ:
Женя Любич – В Белых Облаках
Павел Фахртдинов – Про ёжика
Аквариум – Под небом голубым
Григорий Данской – Ангелы на шариках воздушных
Исину потребовалось некоторое время, чтобы осознать в каком месте он оказался. Собственная память не сразу признала помещение. В размытых воспоминаниях далеких лет комната выглядела немного иначе. Узнал ее Исин с трудом. Все было как и со старым домом, комната раньше казалась больше, интереснее. Может быть, дело было в смутных воспоминаниях, а может быть, в бурном детском воображении, но все вокруг сейчас выглядело неизвестным и в то же самое время до боли знакомым. Такой, какой комната была сейчас, Исин ее помнил слишком смутно. Отрывочно. Четкие воспоминания о ней начинались с более позднего времени.
Старые светлые обои, которые до сих пор украшают стены детской комнаты, пусть и в менее приглядном виде, чем тогда, были Исину хорошо знакомы. По большей части именно по ним молодой человек и узнал место. На полу, однако, не было привычного ковра. Он появился там гораздо позже, когда Исин избавился от привычки проливать и рассыпать на пол все, что только оказывалось в его руках или в зоне его досягаемости. На окнах светлые, почти невесомые шторы. Их уже давно нет. Помнится, с тех самых пор, когда Исину пришло в голову заняться фигурным вырезанием, и он решил вырезать из штор пару слонят, облачков и увиденного в детской книжке единорога. Но это он так их называл, на самом деле у него вышли неаккуратные бесформенные куски ткани. Ох и крику-то тогда было… шторы-то хорошие были, и вовсе они не виноваты, что у Исина случился прилив вдохновения, из-за которого он их и покромсал ножницами. Еще из хорошо знакомого был шкаф в углу комнаты. За все годы жизни Исина, несмотря на общую смену обстановки, этот шкаф не сдвинулся с места ни на миллиметр.
Остальные предметы интерьера Чжан признавал с большим трудом. Они менялись по мере взросления Исина. Тумбочки с пеленками и распашонками, ящик с игрушками, детские креслица и многое другие атрибуты бессознательного возраста, заменились на письменный стол, книжные шкафы и полноценную кровать.
Исин оглядывал это место, словно музей, потому что все здесь казалось ему таким далеким, немного неправильным, чужим. Он не привык видеть свою комнату не такой, какой помнил ее уже многие годы. Ностальгия по тем далеким временам сентиментально кольнула сердце Исина. Погрузившись во тьму своих воспоминаний, он вовсе забыл, почему здесь оказался. Его как-то очень неожиданно выбило из реальности, в которой он существовал уже долгое время. Кроме него, этой комнаты и воспоминаний о себе в ней не было ничего другого. Все увиденное растворилось в памяти, как растворяется капля воды в океане. И только когда сквозь его сосредоточенный на себе мир стал пробиваться детский плач, он вдруг вернулся в реальность. В ту, где существовал в данный промежуток времени.
Плач слышался сзади. Исин опомнился, но ему потребовалось еще несколько секунд, чтобы окончательно прийти в себя и понять, что происходит. Сначала детский плач показался ему странным, как если бы в этой детской комнате, его детской комнате, просто не могло быть никаких детей. И более того, Исин почему-то подумал, что ребенок не может находиться у него за спиной. Что ему там делать?
Вдруг Чжана осенило. Детская кровать. Он смотрел на комнату и не видел ее, но ведь не существовать ее просто не могло, значит, она находилась прямо за его спиной, и именно в ней лежал ребенок. Точнее, в ней лежал он собственной персоной. Чжан Исин.
И вот тут случилось небольшое замыкание. Мысль, что сейчас он стоит тут и при этом лежит в кровати, только многими годами ранее, повергла его в ступор. Напугала. Ему бы не стоило удивляться возможности такого поворота событий, он ведь видел многое, но почему-то все равно к такому был морально не готов.
Казалось бы, чего такого в том, чтобы увидеть себя в подгузниках, вопящим по неизвестному поводу. И все равно, по неясным для Исина причинам, ему было страшно. Он боялся не столько себя, сколько своего прошлого. Его пугало осознание того, что он сейчас стоит в комнате, а за его спиной человек, у которого впереди были многие и многие годы, сотни и тысячи возможностей. Там позади человек, который мог бы стать кем угодно, но стал тем Чжан Исином, который есть сейчас. Там позади человек, который способен закончить эту историю счастливым концом, потому что у него есть время что-то исправить и подкорректировать все, но он об этом не знает, а если сказать, то вряд ли вспомнит. Их разделяли не пара шагов, их разделяло больше двадцати лет и множество упущенных возможностей, несбывшихся мечт, неисполненных желаний, потраченное впустую время и, конечно же, человек, который был рядом всегда, как тогда, так и сейчас, просто Исин об этом забыл.
Чондэ появился совершенно внезапно. Явил себя из насыщенной темноты, щупальцами расползающейся из середины комнаты. Выглядел он весьма торжественно для такого случая. Было даже необычно видеть его при полном параде. Нет, он не был в мундире, с шашкой наголо и на коне. Всего лишь в костюме, который никогда раньше не носил. Белоснежная рубашка, которая почти сияла чистотой в темноте, светло-серые штаны, жилетка вместо пресловутого пиджака, которая так некстати подчеркивала фигуру, вызывая у Исина щекочущее эстетическое наслаждение. Ботинки до блеска вычищены. На плечи небрежно накинуто пальто. И волосы. Их цвет опять изменился, только если раньше это были разные оттенки коричневого, то сейчас это был аккуратный светло-русый, тяготеющий к переходу в блонд, цвет. И прическа была идеальна. Настолько, насколько в жизни быть точно не может. Чондэ пытался выглядеть так, будто это рядовой день, и в таком виде он ходит дома, а иногда выходит так за хлебом, но было слишком заметно, что он готовился к сегодняшнему событию, потому что чувствовал некоторую его важность. И это было в какой-то степени умилительно.
Лишь темнота рассеялась, Чондэ, хмуря брови, уверенно двинулся к кроватке, стараясь не замечать навязчивый детский плач так же, как не заметил и замершего Исина. Только после его появления Чжан нашел в себе силы повернуться, однако все равно предусмотрительно сделал два шага назад.
Быстро заглянув в кроватку, Чондэ поморщился и отвернулся, материализуя в руке черный зонт. Он все еще был не автоматическим. Старый черный зонт уже начинал заедать, и чтобы его открыть приходилось с ним очень долго возиться, но менять его не торопились, мол, если еще открывается, значит рабочий и замене не подлежит. Чондэ ненавидел открывать черный зонт только потому, что тот вечно заедал. И к каждому разу, когда его приходилось открывать, молодой человек старался приготовиться морально. Если у кого-то хоть раз не получалось выполнить какое-то довольно простое действие по независящим от него причинам, он может понять Чондэ. Открыть чупа-чупс, повернуть застрявший в двери ключ, прикурить сигарету замерзшей газовой зажигалкой, застегнуть разошедшуюся молнию или любое другое действие в этом роде. Чем больше времени уходит на то, чтобы достигнуть нужного результата, тем более раздражающей становится ситуация. Выходит так, что она сама по себе неприятна, но становится еще неприятнее, если есть какой-то внешний раздражитель.
