— Но если бы я вмешался чуть раньше, — прошептал Чондэ, смотря полными боли глазами на Смерть, — я бы смог его спасти…
— Нет, — мягко проговорила Смерть, касаясь головы молодого человека, — ты бы не смог. Ты должен понять, Чондэ, иногда кто-то просто не может спастись, даже если ему протягивают руку помощи. В жизни случается множество событий, и важно не то, плохие они или хорошие, а то, как человек их принимает, как через них проходит, и какие выводы делает. Это определяет его как личность. Если он не способен это преодолеть, значит так тому и быть. Вмешательством ты лишь оттягиваешь неизбежное, потому что если не сейчас, то обязательно потом, ему снова придется с этим столкнуться, и не сумев преодолеть это однажды самостоятельно, он не сможет и в этот раз. Ты не будешь всегда рядом, и не сможешь оградить его от всех опасностей. Не вмешивайся. Это не входит в твои обязанности. Просто дай всему идти своим чередом.
— Я не хочу так больше, — Чондэ опустил голову, жмурясь и поджимая губы, — я никогда не смогу понять этот мир. Все это настолько неправильно. Я не хочу больше. Это больно. Очень больно.
— Это хорошо, — Смерть начала успокаивающе гладить Чондэ по голове, — боль — это хорошо.
— Чего хорошего? — давясь подступающими слезами прохныкал молодой человек.
— Того, Ким Чондэ. Это означает, что ты все еще жив и можешь чувствовать. Пока ты способен ощущать боль, пока ты можешь чувствовать не только свою, ничего не потеряно.
— Не хочу я так…
— А хорошим человеком быть хочешь?
— Хочу…
— В этом-то и дело. Не сложно быть плохим человеком. Быть безразличным к другим и думать только о себе легко. Куда сложнее быть хорошим. Это всегда очень больно и требует над собой усилий.
Нет, хотелось возразить Исину. Это не больно, если не смотреть, не слышать, и не выходить из своей комнаты. Если не знать о том, что творится за пределами четырех стен. Больно становится в тот момент, когда ощущаешь свое бессилие. Когда понимаешь, что твоего желания помочь недостаточно. На самом деле, что бы там не говорили, у человека нет власти над обстоятельствами, над этим миром. Он всего лишь капля воды в огромном океане. Он не в силах что-то изменить. И речь вовсе не о прическе или стиле, квартире, машине или любых других атрибутах быта. Речь о чем-то глобальном. Не стоит обманывать себя. Мир слишком огромен, чтобы его изменить.
После разговора со Смертью, Чондэ все же вернулся к своей работе. Первое время ему было сложно, будто приходилось начинать все заново. Смерть Тома перевернула мироощущение Чондэ на 180 градусов. Он стал смотреть на детей как на бомбы с часовым механизмом. И вопреки ожиданиям, его сердце начинало черстветь. Он начал сильнее отгораживаться от мира, потому что знал, что, если хоть на секунду он и этот мир соприкоснутся, обязательно будет больно.
— И какой вердикт был вынесен? — тихо поинтересовался Чондэ, старательно делая вид, что увлечен расставлением по местам папок, когда Смерть вновь пришла к нему.
— Хм, — Смерть уселась на диван, задумчиво перебирая полы своего плаща железными пальцами, будто бы вердикт она выносила сейчас, — его душа… закончит свой жизненный цикл.
— Отправлена на переработку. Почему ты никак не научишься называть вещи своими именами?
— Потому что души не мусор и не отходы, чтобы их перерабатывать.
— Вот как, — отстраненно произнес Чондэ, утыкаясь лбом в полку стеллажа. — Значит, он был безнадежен?
— Не безнадежнее тебя, — протянула Смерть, оглядывая помещение, будто видела его впервые.
— Тогда почему?..
— Почему что?
— Почему ты тоже не дал ему шанса? Разве он заслужил его меньше меня?
— Ох, Чондэ, — устало вздохнула Смерть, подпирая рукой голову. — Ты исключение из правил. Ты отклонение. Феномен. Поэтому я мог позволить себе нарушить правила однажды, но я не собираюсь делать это для каждого, чья левая чаша весов хоть чуточку тяжелее правой. Мне вас потом девать некуда будет. Это неоправданный риск. И, в конце концов, даже ты его пока что не оправдал.
Это стало последней каплей. Чондэ превратился в робота, который выполняет только действия, заданные программой. Он не терпел отклонений от намеченного курса. Все было четко по плану. Никакой самодеятельности. Иногда Исину хотелось просто дать Чондэ подзатыльник. Стукнуть ему как следует, чтобы он наконец-то перестал хандрить и собрался. Впервые, пожалуй, за все время, он захотел встать не на сторону Чондэ, а на сторону Смерти, потому что она была права. Почему Чондэ отказывался принимать эту правду, Исину было непонятно. Хотя отчасти Чжану были понятны такие переживания. Иметь в своих руках огромную силу, несравнимую с человеческой, и все равно не иметь возможности совладать с обстоятельствами, очень разочаровывающе, если не сказать иначе. Иногда представляется совершенно невозможным принять факт, что ты мог помочь, но не помог.
Исину тоже было грустно, не так как Чондэ, но тем не менее. Он тоже был огорчен смертью Тома, и, если честно, прекрасно понимал, что его это так задевает только потому, что он узнал о судьбе мальчишки чуть больше, чем требовалось, чтобы остаться безразличным. Похоже, это понял не только Исин. Чондэ на каком-то подсознательном уровне тоже понял, что лучше ему не вглядываться в детей. Постараться абстрагироваться. Не лезть в их жизнь. Не воспринимать ни одного из них как мыслящее живое существо. Как человека. Такого же, как и он, только многими годами ранее.
Чондэ покорно выполнял поручения Смерти. Написал кучу отчетов и объяснительных. Стал просто шелковый. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Но Исин чувствовал, как внутри Чондэ разрастается пустота. Его глаза потускнели. Чондэ будто забился в самый темный угол своего сознания, отказываясь оттуда вылезать до лучших времен. Только эти лучшие времена все никак не наступали…
Шли годы. Ничего кардинально не менялось. Был провал повторного слушания. Дважды. Но Чондэ будто махнул на это рукой. Начал воспринимать как досадную необходимость. Он даже перестал торопиться заканчивать отчеты и приводить дела в порядок, на случай, если в этот раз решение будет вынесено в его пользу. Он просто шел в Зал Суда, а потом возвращался обратно к своим бумагам, будто не на суд ходил, а на обед. Ким Чондэ перестал верить в то, что когда-нибудь правая чаша весов перевесит левую, а если это когда-нибудь и случится, то точно не в ближайшие лет 50.
Во второй половине своей службы, в Чондэ произошли значительные изменения. Переосмыслив прожитую и не прожитую жизнь, всю свою деятельность со знаком плюс или минус, он сделал определенные выводы, содержание которых для Исина осталось загадкой. Молодой человек не знал, к каким заключениям пришел Чондэ, но то, что эти заключения заставили его поменять взгляд на жизнь, было очевидно. В этой точке времени началось существование Чондэ, как человека, которого Исин знал. Казалось, что знал. Просто сейчас в нем Чжан узнавал больше Оле-Лукойе, чем раньше. И вот тогда, кажется, Исин начал понимать причину происходящего с Чондэ.
В это тяжелое для Чондэ время, когда ему пришлось осознать, что каждое его действие имеет последствие, но не каждое может изменить неизбежное, в нем начались колебания. Метаморфозы в Чондэ проистекали медленно, он искал себя, искал пути для того, чтобы стать человеком, которым хотел бы быть. Изменения в нем происходили одно за другим, перетекая друг в друга, и находили свое отражение в его внешнем виде. Цвет волос, прическа, стиль одежды — все это менялось постоянно. Как только Чондэ переходил из одного состояния в другое, завершая один этап изменений, это тут же находило отражение во внешности. Этому не было конца. Чондэ был нестабильной личностью. Его состояния были постоянны только в смене друг друга.
На первый взгляд в этом не было ничего страшного. Люди меняются, для них нормально быть в поиске, но Исин чувствовал всем своим существом, что для Чондэ это не было нормально. Находиться в поиске, когда тебе минула сотня лет, уже кажется глупым, к чему-то за такое время нужно было прийти, хотя с другой стороны, до этого у Чондэ не было для этого причин. Не было того толчка, который дала ему смерть Тома. Перемены тоже казались закономерными, но когда они происходят с таким постоянством, практически безостановочно, это становится разрушительным. Сама личность Чондэ была нестабильна. Она претерпевала кардинальные изменения.