— Что тебе нужно? — дрожащим голосом произнес мужчина.
— Я разве не ясно выразился? Не смей трогать жену и ребенка, — вкрадчиво повторил Чондэ, — тронешь их хоть пальцем, я обязательно об этом узнаю, и поверь, тебе не понравится то, что я сделаю с тобой в этом случае. Я ясно выразился?
— Д-да, — еле выговорил мужчина.
— Прекрасно, — выдохнул Чондэ разжимая пальцы, — тебе же лучше, чтобы это было правдой, а теперь потеряйся до тех пор, пока не переосмыслишь свои ошибки, и не вернешься примерным семьянином…
Молодой человек развернулся и уже даже сделал несколько шагов прочь, но в последний момент передумал и вернулся, чтобы еще раз с силой ударить мужчину по лицу.
— Для профилактики, — ответил Чондэ на немой вопрос в глазах, — надеюсь тебе понравилось так же, как и членам твоей семьи, потому что мне, если честно, очень понравилось тебя избивать, и я не против повторить это еще пару-тройку раз.
— Н-не надо, — мужчина сжался всем существом, выставляя вперед руку. — Я-я больше не буду. Честно.
— Не очень искренне это прозвучало…
— Клянусь!
— Уже лучше, но… я все равно буду внимательно за тобой следить, — Чондэ указал двумя пальцами на свои глаза, а потом на мужчину. — А теперь всем спать! И чтоб завтра все с чистого листа!
Молодой человек помог женщине подняться и немного прийти в себя, разумеется, не без использования магии, а потом растворился в воздухе так же быстро, как и появился, потому что у него были дела поважнее. Ему нужно было уложить спать Тома, для которого сегодняшний вечер был не меньшим потрясением чем для других.
Нельзя сказать, что это было потрясением для Исина. Он был немного удивлен увиденным, но происходящее казалось вполне закономерным. Как родители воплощают несбывшиеся мечты в своих детях, так и Чондэ желал исправить свои ошибки, не дав Тому повторить их. Ему, наверно, казалось, что это что-то изменит. Принесет моральное удовлетворение. Ведь он знает, как это. И в свое время он молился всем существующим богам, чтобы кто-нибудь пришел и спас его от этого ада. Никто такого не заслужил. Дети особенно.
Вот только это не принесло ожидаемого спасения. Такие детские травмы не заживают, не уходят. Всегда остаются глубокие шрамы. Детям, которые находятся на стадии обучения, пытаются познать мир, кажется, что то, что они видят перед собой, часть системы мироздания. Если они видят насилие, если оно над ними совершается ежедневно, на протяжении долгого времени, они не допускают даже мысли, что так происходит не везде и не со всеми. Они вырастают с обидой на мир, с тягой к насилию. Их чувство справедливости искажается, превращается в жажду отмщения, когда они понимают, что по несправедливости все это время страдали только они. Для других же, кто не успевал осознавать в столь нежном возрасте неправильность происходящего, это становилось нормой. Казалось, что нет ничего зазорного в актах насилия. Причинять боль другим людям или любым другим живым существам для них было чем-то самим собой разумеющимся. И когда они вырастали, переубедить их в этом было невозможно. Они не могли иначе.
Участь жертвы домашнего насилия не обошла стороной и Тома. Пусть Чондэ и остановил это, но было уже поздно. Душа ребенка надломилась. Он стал ощущать мир по-другому, не так, как ему следовало в его возрасте. Сначала последствия травмы не были заметны, но чем старше становился ребенок, тем сильнее проступали отклонения, и когда они были отчетливо видны, скорректировать модель поведения было уже поздно.
Для Чондэ стало ударом, когда спустя время он узнал, что уберечь Тома от повторения собственной судьбы ему так и не удалось. В конце концов, у мальчишки появились проблемы с контролем гнева, его душевное равновесие было шатким, из-за чего построить длительные и крепкие отношения не выходило. В возрасте 25-ти лет, Том по случайности был убит в пьяной драке.
Это событие очень подкосило Чондэ. Кажется, что-то внутри него умерло вместе с Томом в ту ночь. Чондэ был не просто подавлен, он был на грани отчаяния. Принять факт, что он не смог уберечь ребенка, как не смог уберечь и себя, он был не в состоянии. В произошедшем он винил только себя. Ему казалось, что он где-то оступился, что-то не так сказал или сделал, а может быть, наоборот, что-то упустил, не заметил, дал случиться. Он снова и снова прокручивал в голове все возможные варианты событий, думал о том, как бы повернулась жизнь Тома, поступи он так или иначе. В ту ночь его вера в себя, в свою полноценность и значимость, рухнула. Он разочаровался в себе. Вернулись старые привычки. Его поглотила апатия. Он часами лежал на диване в своем кабинете, опрокидывая стакан за стаканом, осушая бутылку за бутылкой, но желанного спасения в алкоголе он больше не находил. Сознание было кристально чистым, мир не менялся. Было все так же больно и невыносимо. Но Чондэ продолжал вливать в себя стакан за стаканом, мешая алкоголь с едким табачным дымом, скорее по привычке, потому что уже и не надеялся, что в эту ночь он сможет напиться.
В эту ночь он решил остаться полностью наедине с самим собой, игнорируя навязчивые мигания и писк шарика-напоминалки, который словно муха летал кругами над его головой, желая привлечь внимание. В конце концов, устав от его навязчивости, Чондэ впихнул его в одну из пустых бутылок, закупорив, и сунул в ящик стола. Ему в определенный момент стало просто наплевать на то, что будет дальше. Потому что не было смысла ни в каком «дальше». Если он не смог спасти чужую душу, то и его душу никто не сможет спасти. В процессе самокопания Чондэ даже пришел к выводу, что он просто брак на производстве. Неудача. Он просто был рожден стать абсолютным минусом. Его маятник качнулся только однажды и так и застыл в отрицательной отметке. Не было смысла пытаться что-то изменить. Эксперимент подошел к концу. Чондэ не хочет больше участвовать. Его изменения идут слишком медленно, двигаются со скрипом, и как ни крути, правой чаше никогда не перевесить левую. Опрометчиво было позволить ему существовать. Он яд. Он отравляет все, к чему прикасается. Все эти дети, которых ему доверили, кем они вырастут? К несчастью, сразу оценить разрушительность влияния на этих детей невозможно. Все это становится заметно только спустя годы. И к тому моменту, когда последствия будут видны, не будет ли уже поздно? Скольких детей Чондэ превратил в минус? Уже не одно поколение. Это полный провал. Эксперимент, который превратился в катастрофу. Ким Чондэ — катастрофа.
Кто бы знал, что могло случиться, если бы в критический момент не вмешалась Смерть.
— Поднимайся немедленно! — крик ее раскатом грома прокатился по кабинету, потолок затянула непроглядная темнота, отбрасывая густую тень. — У тебя не больше пяти минут, чтобы привести себя в порядок и приступить к работе!
— Отказываюсь, — Чондэ, скрестив на груди руки, повернулся на диване, утыкаясь лицом в его спинку, и прикрыл глаза.
— Разве я спрашивал твое мнение? — голос Смерти звучал угрожающе. — Это не просьба, это приказ. Выполняй незамедлительно.
— Нет, — отрезал Чондэ.
— Ким Чондэ, ты смеешь мне перечить? Немедленно. Выполняй. Мой. Приказ.
— А если нет, то что тогда? — молодой человек повернул голову, чтобы устало посмотреть на Смерть.
— У тебя будут проблемы. Куда больше, чем уже есть сейчас.
— Мммм, — задумчиво промычал Чондэ, отворачиваясь, — в любом случае, самое страшное, что вы можете сделать, так это уволить меня. Я за свою работу не держусь, можете увольнять.
— Ты вообще понимаешь, что происходит? — прошипела Смерть. — Всего один мальчишка, а ты спрятался в своей пещерке и давишься слезками, как девчонка.
— Всего один? — вскрикнул Чондэ, подрываясь с дивана, чтобы заглянуть в глаза Смерти. — Всего один? Не говори о нем, как о разбитом стакане! Жизни разбиваются не на счастье! Он не был «всего одним мальчишкой»! Его звали Том, и сегодня он умер! Прояви хоть каплю уважения к его жизни!
— Люди умирают каждый день, Ким Чондэ. Рано или поздно, все дети под твоим началом умрут. Кто-то чуть раньше, кто-то чуть позже, но умрут. И в этом нет твоей вины. Так просто случается. Я понимаю, что Том был ценен для тебя своей похожестью. Ты старался уберечь его, потому что не было никого, кто бы уберег тебя, но он не ты, Чондэ. Ты не властен над их жизнями. Как бы ты ни старался, ты не сможешь предусмотреть все, как и не сможешь спасти всех. Поэтому я и говорил тебе не привязываться к детям. Твоя жалость не принесет им спасения, так что подбери свои сопли-слезы, приведи себя в порядок и иди работать.
