— Дети вырастают, — говорила она, расставляя папки на места, пока Чондэ писал отчет, — перестают в тебе нуждаться, обзаводятся своей жизнью, забывают о тебе. Это больно, но не больнее, чем наблюдать их смерть.
— Смерть… — тихо пробормотал Чондэ, — они ведь не умирают.
— Кто?
— Души.
— Души бессмертны, а дети — нет. Тебе повезло, что ты остался собой даже после смерти, но когда душу отправляют на второй круг, в новую жизнь, все ее воспоминания удаляются, и она начинает все с чистого листа.
— Звучит так же глупо, как стирать целлофановые пакеты.
— Почему же глупо?
— Ну, — Чондэ задумчиво поднял голову, лампа на его столе стала мигать, — они получают навыки, обучаются, совершают ошибки, извлекают из этого опыт, а потом вы просто сбрасываете весь прогресс и начинаете все заново. Какой в этом смысл?
— Воспоминания никогда не удаляются до конца, всегда что-то да остается… ты замечал, что есть люди, которым обучение, да и вообще что-либо, дается лучше остальных? Это остатки их прошлых умений. То же самое и с характерами. Иногда люди получаются такими, какими быть не должны по объективным причинам, но они почему-то такие. Порой даже с самым лучшим воспитанием ребенок становится бандитом, а порой все бывает с точностью до и наоборот. Мы не уничтожаем их полностью, лишь забираем воспоминания прошлой жизни…
— Зачем? — Чондэ сунул руку под торшер, вместо лампочки вытаскивая пушистый комочек, как тот, что освещал Исину путь. Меховой шар мигал, как перегорающая лампочка, поэтому молодой человек встряхнул его несколько раз, и когда тот загорелся ровным светом, вернул на место.
— Затем, что душа может перерождаться десятки и сотни раз, а старые воспоминания, накапливаясь, могут начать ее разрушать. Представь, что тебя постоянно забрасывает в разное время и разные условия, и ты вынужден начинать свой путь с самого начала, и так много десятков раз. Это сложно. Это всегда стресс. Не ставь под сомнение механизм мироздания. Все это происходит потому, что так будет лучше, пусть ты этого и не понимаешь…
— Вряд ли я когда-нибудь это пойму…
— Поймешь, когда совершишь ошибку, но лучше тебе поверить мне на слово, Чондэ. Так будет лучше. Но о чем это я? Ах, да. Не привязывайся к детям. Ты всего лишь эпизод в их жизни, ступень, которую они преодолеют. Все, что с ними произойдет, вне твой власти, будь то жизнь или смерть. Просто выполняй свою работу и…
— Не привязывайся к детям, — закончил за него Чондэ. — Да, я понял.
Но он не понял. На самом деле, Исин сначала не придал значения этому разговору, как, впрочем, и Чондэ. Зря. Смысл этого разговора раскрылся для Исина в тот момент, когда он понял, что Чондэ совершил ошибку, которая заставит его понять. Этой ошибкой был Том. Мальчик, к которому так сильно привязался Чондэ, по причине, которая открылась значительно позже. И она была слишком очевидна, чтобы не заметить ее раньше.
Том был воплощением Чондэ. Исин был удивлен, что не заметил этого раньше. Разбитые губы и синяки на теле мальчика, его смиренное молчание и этот вполне осознанный взрослый взгляд. Он видел это в Чондэ, и удивлялся, как не увидел этого в Томе.
— Он опять это делает? — Чондэ присел на корточки рядом с мальчиком, который, сжимая ручку двери, смотрел в замочную скважину из своей комнаты.
— Еще один плохой день, — тихо проговорил мальчик, поворачиваясь к молодому человеку. — Он просто очень устал.
— Слишком много у него этих плохих дней, — мотнул головой Чондэ, — у всех бывают плохие дни, но они не избивают своих жен и детей. Так не может больше продолжаться. В последнее время он переходит все границы. Мне следовало сделать это раньше…
— Сделать что? — удивленно спросил Том, смотря на молодого человека.
— Выбить дерьмо из твоего отца, — раздраженно гаркнул Чондэ, поднимаясь и разминая плечи. Он уже было потянулся к ручке, чтобы открыть дверь, но мальчик вцепился в него, не желая никуда пускать.
— Нет, стой, — он прижался к Чондэ, вкладывая все свои детские силы, чтобы остановить его. — Не ходи туда. Если он узнает про тебя, ты больше не сможешь приходить ко мне. Что если он и тебе сделает больно? Я не хочу.
— Так ты хочешь оставить все как есть? — севшим голосом спросил молодой человек, глядя сверху вниз на Тома. — Хочешь, чтобы он и дальше продолжал избивать тебя и мать, когда у него случаются плохие дни?
— Я просто не хочу вмешивать в это тебя, — прошептал мальчик, он дрожал, как и его голос, но только сильнее прижимался к Чондэ. — Ты не виноват. Ты здесь не при чем. Это только мы… только мы виноваты, мы злим его и… я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
— Том, — на выдохе произнес Чондэ, отстраняя мальчика и вставая перед ним на колени, после чего взял руки ребенка в свои и заглянул в его глаза, — не пытайся его оправдать. Ты прекрасно знаешь, что то, что он делает — неправильно. Ни ты, ни твоя мать ни в чем не виноваты. Он низкопробное дерьмо, которое пытается придать себе немного значимости силой заставляя других бояться себя и уважать, потому что иначе с ним никто не будет считаться. Не бойся, Том, со мной все будет хорошо, и я хочу, чтобы и с тобой все было так же хорошо…
Том не мог найти слов. Ему очень нравились тепло и надежда, которые дарили слова Чондэ. Ему бы хотелось верить, что все будет хорошо. Хотелось верить, что Чондэ разберется со всем этим, что вмешательство не сделает хуже. Он так давно хотел, чтобы кто-нибудь пришел и остановил его отца, так хотел, чтобы все это закончилось. И он был благодарен, что кто-то решил вмешаться и помочь ему. Только ему все равно было страшно, и он не мог найти слов, чтобы сказать это, потому что он не верил, что все может закончиться так просто. Он просто стоял и плакал, пока Чондэ нежно держал его за руки и успокаивающе мягко улыбался.
— Все будет хорошо, Том, я обещаю тебе, — проговорил он и, потянувшись вперед, обхватил голову ребенка, чтобы поцеловать в лоб. — Сейчас я разберусь с ним, а потом ты ляжешь спать, потому что твои сны сами себя не посмотрят.
Он поднялся, отодвигая плачущего ребенка в сторону и, с силой дернув дверь на себя, уверенно вышел из комнаты. Исин поспешил за ним, и, если честно, в этот момент в его голове роилось множество мыслей о том, как Чондэ собирается все провернуть, но они исчезли ровно в тот момент, когда Исин увидел лежащую на полу женщину, которая давилась своими слезами, стараясь не издавать никаких звуков. Эта картина была знакома и Исину, и Чондэ. Чондэ даже в большей степени, оттого она и вызывала в нем прилив неконтролируемого гнева. В считанные мгновения молодой человек оказался рядом с мужчиной, который занес ногу, чтобы ударить жену, и судя по выражению его лица, появление Чондэ рядом с ним было внезапным и неожиданным.
Чондэ практически на ходу с силой ударил мужчину в живот, от чего тот крякнул, сгибаясь пополам, и рухнул на колени. За этим последовало еще несколько ударов, сначала рукой, потом ногой. Чондэ бил без разбора, куда придется, но всегда прицельно и сильно. Ему казалось кощунством начинать разговор после одного удара, потому что тогда слова имели бы меньший вес. Все это происходило очень быстро. Чондэ схватил растерянного мужчину за грудки и, подняв вверх словно тряпичную куклу, вжал в стену.
— Слушай сюда, мешок с дерьмом, — прошипел не своим голосом Чондэ, и по спине Исина пробежали мурашки, — тронешь еще хоть раз жену или ребенка, я изобью тебя до смерти, ты все понял?
— Кто ты? — только и смог выдавить мужчина щурясь. — Как ты здесь…
Чондэ встряхнул его, ударяя спиной о стену. Исин не мог видеть его лица, но чувствовал, что сейчас Чондэ выглядит пугающим. Даже стоя от него в нескольких шагах, прекрасно зная, что он в безопасности, Исин все равно чувствовал панический страх. Чондэ был словно воплощением ярости и даже его внешность, кажется, под натиском захлестнувших эмоций, стала меняться.
— Твоя совесть, чепушила, — проговорил он, — пришел тебя навестить. Ты думал, что я сплю, но нет, я никогда не сплю…
