Но проходила пара дней и рыжий говорил себе, что прекратить встречи успеет всегда, а вдруг Роммату нужно еще всего неделю-другую, чтобы убедиться, что с Этасом можно начинать серьезные, настоящие отношения?

Свои нынешние “отношения” Роммат и Этас не обсуждали ни разу. Хотелось завести разговор, спросить прямо и все выяснить, но рыжий боялся, что только все испортит. Дать связи название – это, как ни крути, означает принять на себя какие-то обязательства по отношению друг к другу, а Роммат каждым своим действием подчеркивал, что никаких прав тут у рыжего нет. А вдруг они поругаются? Или великий магистр прямым текстом скажет, что Этас ему никто? Пусть лучше все остается, как есть. Рыжий еще как-то раз сказал Роммату, что любит его, но великий магистр в ответ лишь бросил на него непонятный взгляд и промолчал. Наверно, ему не нравилось это слышать, решил Этас, и больше не лез со своими чувствами. А в полном отсутствии ответных - даже не сомневался.

Великий магистр обращался всегда к нему строго по имени, никаких ласковых прозвищ и тому подобного. Даже привычное «рыжий», на которое Этас всю жизнь откликался как на второе имя и которое нередко позволяли себе даже не самые близкие ему эльфы и люди, ни разу не прозвучало от него.

Хотя нет, не правда. Временами Этас был еще «глупый мальчишка».

Но даже называть по имени – это же можно хоть раз сделать в постели? Роммат во время секса вообще всегда молчал, а если рыжий, пытавшийся вытянуть его на диалог, говорил, по его мнению, слишком много, то он спокойно велел ему «Помолчи, Этас».

Роммат никогда не позволял ему никаких вольностей за пределами его дома, ледяным взглядом пресекая даже попытки взять его за руку в пустой чародейской части парка. Этас мечтал, чтобы Роммат хотя бы раз сам зажал его в коридорах Ассоциации или в своем кабинете и по меньшей мере поцеловал. Ну и секс на столе непосредственного начальника, пусть и тайного, – это же классика жанра. Но нет. И никаких признаков того, что со временем ситуация изменится!

Только Этас приходил к нему, только Этас всегда инициировал секс. Сам же великий магистр никогда не проявлял к рыжему интереса, не спрашивал, когда он снова появится в столице, не предъявлял претензий, если его не было долго. Просто не запрещал приходить к нему. Странные отношения мучили Этаса, но он был рад, что у него есть хотя бы это. Он понимал, что требовать большего – верный путь дождаться указания на дверь.

Погрязнуть в унынии и безнадежности рыжему не позволяла работа. Принц и Праудмур почему-то были уверены, что Этас обладает каким-то особым даром убеждения и влиянием на другого, поэтому постоянно гоняли его вместо курьера между двумя магическими столицами с указанием поменять мнение правителя. Этасу приходилось тролль знает как изворачиваться, чтобы удовлетворить все их запросы. К тому же каждое джайнино сообщение нужно было еще тщательно обдумать и изучить на предмет возможных манипуляций, а потом отчитаться кому следует.

Правители двух чародейских государств, а еще и Роммат, предъявляли к нему противоречащие другим требования, и Этасу приходилось использовать все свои дипломатические таланты, воображение и смелость, чтобы выкрутиться и не обмануть ни чьих ожиданий.

Пресекать попытки человеческой ведьмы обманывать его высочество. Защищать права син’дорайских магов.

Продолжать мирить син’дорай с людьми и квел’дореями, организовывать совместные дела, вовремя замечать и разрешать конфликты.

Напоминать принцу, что Кирин-Тор плохого не посоветует. Не вмешиваться не в свое дело.

И это все помимо основных обязанностей в Совете Шести. Иногда было даже сложнее чем в прошлом году после смерти Ронина, когда интересы Орды и Кирин-Тора пришли к полному и однозначному противоречию. Этас не жаловался, потому что как можно чего-то добиться в жизни, если бояться трудностей? Он воспринимал несовместимые друг с другом требования и сложную ситуацию, в которой оказался, как вызов своим способностям. Но нередко ему больше всего на свете хотелось нырнуть с головой в даларанский фонтан и не всплывать пару часов, пока прохладная вода не вымоет из мозгов все мысли.

А еще принц и Праудмур могли много дней гонять его через пол-Азерота и мурыжить уклончивыми ответами, а потом встретиться друг с другом и за полчаса все решить. С его высочеством в Даларан отправлялся сам великий магистр. То ли не доверял Этасу, то ли хотел принять личное участие в обсуждении. Рыжий не раз ощущал себя реально бесполезным, но и Джайна и Каэль’Тас оба выглядели уверенными в обратном.

Солнечный Скиталец всегда принимал его быстро, аудиенцию редко приходилось ждать более суток, иногда он сразу же разрешал прийти. Все из-за этого очень уважали Этаса, считали, что он в фаворе у его высочества, откровенно подлизывались. Однако двойственность его положения, все еще не решенный вопрос с доверием великого магистра к нему и сложности в личной жизни не давали рыжему порадоваться за себя.

Как он и предполагал, после «паладинской выходки» Кадгару в Даларане не удалось добиться ничего. Модера и Карлаин еще немного сомневались, когда шаттратский маг, расписывая последствия от такого скандала вокруг союзника Кирин-Тора, предлагал предъявить Каэль’Тасу ультиматум с требованием отпустить арестованных Рыцарей Крови. Но талассийцы дружно считали, что паладинов-изменщиков все равно будет ждать изгнание, и когда Этас об этом заявил, интерес к скандалу у архимагов Совета Шести совсем пропал. Кадгар немного попытался побросаться какими-то религиозными лозунгами, но, похоже, сам не слишком верил в успех своей затеи, поэтому быстро сдулся.

В Даларане было тихо, а вот в Квель’Таласе шумные события следовали одно за другим. Ну как – шумные. Этас узнал от своих и хаторелевых шпионов, а населению новость не сообщали. А во Дворце Ярости Солнца, оказывается, произошла какая-то вооруженная стычка, в результате которой генерал Светлое Крыло был ранен и теперь находился в целительской части дворца. Рыжий, узнав об этом, немедленно телепортировался в Элун’аран. Он старательно убеждал себя, что если целители успели прийти вовремя, то силы Света уже не дадут пациенту погибнуть. Но даже просто представить себе Халдарона, с бескровным лицом, исхудавшего, бессильно лежащего на белых больничных простынях, было жутко. Этасу слишком часто приходилось терять близких. Черт, когда он успел так привязаться к этому наглому лоботрясу?

Беспокоился он напрасно. Генерал был просто немного бледен, вставать ему не разрешали, но он уже сидел и даже возился с картами Пандарии, оставляя на них какие-то пометки. Наверно, ему тут было скучно, потому что рыжему он обрадовался даже больше, чем обычно, разве что только не подскочил и не попытался облапать.

- Больно? – сочувственно спросил Этас, глядя на белоснежные, без следов крови, бинты, обматывающие торс генерала.

- Когда ты рядом – нет, - заявил Халдарон, сплетая свои пальцы с его.

Этот жест выглядел трогательным и невинным. Хоть Этас и знал прекрасно, что генерал отлично умеет прикидываться милым и безобидным, ему не хватило духу вырвать руку и призвать пациента хоть сейчас вести себя прилично.

Рассказ о случившемся в исполнении генерала, не знающего, что можно сообщать даларанцу, а что – нет, звучал красочно и эмоционально, но совершенно неинформативно.

Всего лишь держаться за руки Халдарону было мало. Закончив историю жалобами на одиночество и заброшенность, он резко дернул рыжего на себя и, уронив его на постель, полез с поцелуями. Этас почти не сопротивлялся, боясь потревожить его рану, только отворачивался и возмущался. Но судя по бойкости домогательств, следопыта уже никакая боль не беспокоила, поэтому рыжий через несколько минут рискнул оттолкнуть его уже решительнее. Он напомнил свои сказанные еще в самом начале отношений с Ромматом слова, что ему нравится кое-кто, и он не хочет оказаться замеченным в компрометирующей ситуации. Халдарон сделал грустное лицо и ответил, что все понял. Чародея отпустил, но насколько хватит его очередного понимания – большой вопрос.