Этас поставил себе цель выдержать паузу в пять дней. На этот период выпали две тренировки с Тилорией, и, проходя по коридорам Ассоциации, он постоянно стрелял глазами в стороны, высматривая великого магистра. Надеялся снова увидеть его, но в то же время, очень боялся, что не сумеет удержать спокойно-вежливое выражение на лице.
Интересно, а архимаг Роммат думал о нем хоть раз за эти дни? Если да – то что-нибудь в том духе, что доходящий до идиотизма оптимизм Похитителя Солнца определенно неизлечим, или все-таки…
Когда наступил последний, пятый день перерыва, от нервного возбуждения кружилась голова. Этас азартно поцапался с Карлаином на собрании Совета, что позволило немного сбросить напряжение, и он даже был немного рад, что в Совете есть такой мерзкий ехидный гад.
- Нам так тебя не хватало, Этас, - с нескрываемой иронией проговорила Праудмур, когда коллеги, наконец, угомонились. Рыжий фыркнул, но до ответа ей не снизошел.
К дому у площади Солнца он подошел, как и в прошлый раз, набросив на себя чары невнимания. Слухи ему были совершенно не нужны, великому магистру, скорее всего, тоже: рыжий помнил слова Инетвена, что архимаг Роммат никогда не любил афишировать личное. Этас коснулся ладонью кристалла у входной двери. Секунды ожидания тянулись невыносимо медленно. Рыжий успел несколько раз нервно сплести и расцепить пальцы, не зная, куда деть руки, пересчитать грани на кристалле и искусать губы, прежде чем понял, что открывать ему никто не намерен.
Видимо, архимаг Роммат задержался в Ассоциации. Или с принцем. У советников правителя рабочий день – понятие относительное, увещевал себя рыжий. И вообще надо было о своем визите предупредить, вестника послать, а не игнорировать такие понятия как «воспитанность» и «хорошие манеры» полностью. Но вдруг бы великий магистр запретил приходить или потребовал объяснений? А Этас не знал, что ему еще сказать, помимо того, что было озвучено еще в первый визит.
Но что если великий магистр просто не хотел его видеть, потому и не впускал больше в свой дом? Да нет, он бы не стал малодушно прятаться за запертой дверью… А вдруг он просто счел, что снова идти и что-то объяснять непонятливому назойливому идиоту – только зря тратить время? Эта версия, конечно, не особо стыковалось с тем фактом, что прошлая встреча закончилась вполне цивилизованно: архимаг Роммат сам поцеловал рыжего и потом задумчивым, а не язвительным тоном ответил на этасово «Shorel’aran».
А так ли все было на самом деле? Вдруг и не было никакого поцелуя? Не могло ли быть так, что он сам все это выдумал, чтобы не было обидно и тоскливо после той мерзости, которой они занимались в спальне? Да нет же, тот поцелуй действительно был! Этас же просто накручивает, как обычно! Рыжий развернулся и, обновив чары невнимания, направился прочь от запертой двери. Он не мог понять, то ли выдумывает глупости на ровном месте, то ли, наоборот, проявляет чудеса непонятливости. Ну задержался эльф на работе, что сразу панику-то поднимать?! Да черт побери! Этасу что, в письменном виде и в двух экземплярах выдать объяснение, что великий магистр не хочет его видеть и не заинтересован в отношениях с ним?
Этас вернулся в Даларан и выдержал еще два дня. Итого получилась целая неделя. Так даже лучше, в любом случае великий магистр будет терпеть его навязчивость только до определенных переделов.
В этот раз великий магистр оказался дома. Этас вежливо поздоровался с ним и, как только дверь закрылась, встал на цыпочки и потянулся за поцелуем, старательно держа руки при себе. С замиранием сердца ждал реакции. Архимаг Роммат не иначе как из вредности помучил его пару мгновений неизвестностью, а потом поцеловал, наконец, по-настоящему: обняв за талию, запустив одну руку ему в волосы. Этас успокоился, если так можно назвать состояние эльфа, который уже готов отдаться прямо здесь, у порога.
В тот день они впервые занимались именно сексом, а не чем-то его имитирующим. Запрет на прикосновения отменен не был, и о какой-то особой страсти со стороны архимага Роммата речь не шла. Но немного ласки рыжему перепало, а атмосфера в целом была совершенно другой. Это совсем не походило на насилие, и меньше всего Этасу хотелось, чтобы близость скорее закончилась. Он едва сдерживал стоны и желание податься навстречу скользящей по его телу ладони. Рыжий опасался, что всегда уравновешенный и полностью держащий себя в руках великий магистр ожидает такого же поведения и от него, и несдержанность покажется ему отталкивающей. Но когда в постели не разрешается делать ничего, только ждать прикосновений и наслаждаться тем, что дают, сдерживаться еще сложнее. Интересно, обхватить его ногами за талию – это будет считаться запрещенным прикосновением? Рыжий решил пока не рисковать, проверяя.
Этас подумал, что прошлые две встречи были какой-то проверкой, и он ее, получается, прошел. Проверкой на серьезность намерений или (а, правда, логично же!) на терпение и способность выносить отвратительный характер великого магистра в моменты худших его проявлений.
На прощание Этас, не собираясь отступать с отвоеванных позиций, потребовал поцелуй снова. Выразительный взгляд великого магистра подсказал ему, что он уже опасно близко подошел к границам дозволенного, поэтому рыжий даже спрятал руки за спину, сцепив в замок, чтобы уж точно не нарваться, забывшись и попытавшись обнять архимага Роммата во время поцелуя.
Вернувшись в Даларан, Этас старался не светить радостной улыбкой на весь син’дорайский квартал. Старательно отбивался от настойчивого предложения Хатореля позвать Алессо в Квель’Талас на масштабную вечеринку известного своей эксцентричностью лорда Салтерила. Магистр все-таки расстался с Аурозалией и требовал как следует отпраздновать возвращение ему статуса совершенно свободного эльфа. Возражения Этаса, что он сам теперь не заинтересован в том, чтобы напиться и перетрахаться с кучей народа, Хаторель воспринял как признак серьезности отношений своего друга с квел’дорайской жрицей.
- Вот сам и приглашай ее к Салтерилу! – воскликнул рыжий, устав объяснять, что не хочет идти ни один, ни с Алессо, ни с кем-либо еще.
Хаторель не угомонился, более того, невероятно убедительно изобразил из себя то ли ревнивого супруга, то ли строгого папочку. Этасу пришлось торжественно поклясться Солнечным Колодцем, собственным магическим резервом и даже рыжими волосами, что он не крутит роман с Халдароном.
- Смотри, рыжий. Узнаю, что соврал – выпью всю твою ману и перекрашу тебя ночью в серебряный, - пригрозил магистр и, вроде бы, поверив, успокоился.
Из Элун’арана тем временем пришли новости весьма неожиданные. Группа Рыцарей Крови под предводительством леди Лиадрин решила отречься от Солнечного Скитальца и, судя по всему, Квель’Таласа вообще. И не придумала ничего лучше, чем объявить об этом прямо во дворце, встретившись с принцем лично. Если верить слухам, то они вообще заявились туда в боевых доспехах и при оружии, но рыжий поначалу счел это домыслами, уж больно неправдоподобный идиотизм. Бунтовщиков, естественно, посадили под арест, их ждал суд и, хоть формулировка обвинения пока не была оглашена, но скорее всего, изгнание.
Этас послал вестника Осселе, чтобы выяснить подробности от самого близкого к зачинщикам событий лица, и не забыл поблагодарить ее за предупреждение не связываться с еретичкой. Конечно, даже будь Лиадрин его духовной наставницей, ему бы все равно никакие допросы не грозили, но меньше всего рыжему был нужен скандал вокруг своего имени. Н-да… А он еще думал, что Сепетрия из вредности или зависти с ней враждует.
Глава Рыцарей Крови нередко бывала в Шаттрате и была ученицей наару А’дала, так что, вполне вероятно, поддерживала дружбу с Кадгаром. Не имел ли отношения к этой идиотской выходке талассийских паладинов он, прямо объявивший на Совете, что не оставит затею помешать союзу Даларана и демонического принца?
Несправедливость Кадгара к его высочеству рыжего возмущала. Получив вполне убедительные доказательства, что у великого магистра с Каэль’Тасом просто отношения наставника и ученика, Этас стал относиться к принцу значительно лучше. Нет, сомнения и подозрения не исчезли полностью. Возможно, великий магистр и любил этого мальчика, но ждал, пока тот станет постарше, чтобы разница в возрасте не бросалась в глаза так резко. Может, даже до совершеннолетия собирался ждать. А Каэль’Тас конечно, был в курсе, он же так спокойно выслушивал его признание, явно не впервые. Но это еще не факт, что между ними была договоренность. Не может же принц запретить кому-либо испытывать чувства.