Этас старался дышать ровнее, чтобы не распустить сопли и не опозориться еще больше. Хотя куда тут уже больше. Он прикрыл глаза, не желая видеть взгляд великого магистра, в котором ему чудилось то презрение, то насмешливая жалость, то такое же отвращение к происходящему, которое испытывал он сам.
Член великого магистра уверенно и резко двигался внутри него. Этас очень хотел бы сейчас не чувствовать свое тело вообще, но вместо этого как раз ощущал себя именно телом, которое трахают, и ничем больше. Телом, в которое можно вставить член и получить разрядку.
Черт! Когда уже это закончится? Никогда еще половой акт не казался Этасу таким долгим. Он не сможет, просто не сможет решиться на такое еще раз!
Надо потерпеть. А потом вернуться в Даларан и держаться подальше от этого эльфа. Не надоедать, не навязываться, не унижаться. Так для всех будет лучше.
Великий магистр немного наклонился вперед, меняя угол, и рыжий изогнулся дугой от неожиданно ставшей куда более сильной боли. Ему пришлось впиться зубами в ребро ладони, чтобы не заорать. С тролльей бабушкой трахайся, чертов садист!
Пальцы на его бедрах перестали впиваться в тело – в любой момент рыжий мог вывернуться, встать и прекратить все это. Похоже, великий магистр именно на такой поступок его и провоцировал. Этас, назло ему, сосредоточился на том, чтобы дышать медленнее и глубже, расслабляясь на каждом выдохе. Боль стала терпимее, а вскоре стихла почти полностью.
Запоздало пришло осознание, что он сам дал архимагу Роммату возможность рассчитаться с ним за все годы препирательств, за «сотрудничество», больше похожее на противостояние, за обвинения и за возвращение в Совет Шести, которое привело к тому, что за Этасом теперь уже последовало куда больше восьми чародеев. Вот бы раньше об этом подумать, встретиться в Ассоциации и уверить, что никого в Даларан больше не звал!
Примерно на середине процесса он почувствовал, как ладонь архимага Роммата накрыла его член. Этас закусил губу, чтобы не всхлипнуть. Не надо! Он уже не хотел этого! Просто пусть все закончится поскорее.
Пальцы великого магистра тискали и поглаживали его плоть, рыжий чувствовал, как наливается и твердеет член, но возбуждение, чисто физическое, было ему омерзительно. Ему вовсе не нравилось то, что происходило, прикосновения вызывали внутренний протест, рыжий с трудом сдерживал себя, чтобы не прокричать требование оставить его в покое или что-нибудь, что прозвучало бы столь же абсурдно от того, кто сам пришел и уже второй раз напросился на это.
Они кончили почти одновременно. Разрядка была неприятной до болезненности, Этаса чуть не передернуло всего, он еле успел напрячь все мышцы, сделать каменное лицо и не подать виду. Кажется, испытывать к самому себе большую брезгливость было уже невозможно.
Зачем великий магистр заставил его кончить? Чтобы получить лишнее подтверждение, что назойливый кирин-торец сам этого хотел? Или чтобы продемонстрировать самому Этасу, что именно такого обращения он и заслуживает, раз есть наглядные доказательства его удовольствия? Или он просто ставил эксперимент: как эта странная зверушка отреагирует на новый раздражитель?
Зажмурившийся, чтобы не смотреть на все это и не показать навернувшихся на глаза слез, рыжий не увидел, а только почувствовал, что архимаг Роммат встал с постели. Послышался шорох оправляемой одежды, но не звуки шагов.
Почему он не уходит как в прошлый раз?
Этас открыл глаза и тоже поднялся, старательно избегая смотреть на возвышающегося над ним и смятой постелью великого магистра. Рыжий очистил тело заклинанием и, повернувшись к архимагу Роммату боком, принялся одеваться. Он всей кожей чувствовал на себе его взгляд, но понятия не имел, что он выражал. Верный способ продемонстрировать свою неловкость – это пытаться выглядеть непринужденно, когда на тебя смотрят. Кажется, даже десятилетний ребенок справился бы с пуговицами быстрее!
Одевшись, Этас направился мимо великого магистра к выходу из спальни. После столь грубого соития он ощущал боль, но не настолько сильную, чтобы забыть о гордости окончательно, позволив это заметить. Утешать его все равно никто не собирается. Все в полном порядке, уверял он себя. Он вовсе и не хотел никаких отношений. Все, что рыжему было нужно – это просто секс, именно вот такой тупо физиологический акт и ничего больше. Нет, он больше ничего не ждал!
Себя, разумеется, не убедил, но, может, архимаг Роммат поверит. Это будет менее унизительно, чем позволить ему увидеть свою обиду и разочарование.
Так и не решившись встретиться с великим магистром взглядом, рыжий вернулся в гостиную и на миг помедлил, не зная, произнести ли вслух вежливое прощание или пусть уж сегодня не будет слов вообще. Нет, не надо останавливаться. Лучше уйти самому, не дожидаясь, когда архимаг Роммат, вышедший сюда вслед за ним, снова его выпроводит.
Этас вонзил ногти в ладони. Нужно сдержаться еще совсем чуть-чуть. Всего несколько шагов, телепортация, и можно будет затеряться среди даларанских улочек и дать волю переживаниям.
Великий магистр вдруг шагнул к нему и, взяв двумя пальцами за подбородок, бесцеремонно повернул к себе лицом. Сейчас скажет какую-нибудь гадость. Или просто запретит надоедать ему своими непрошеными появлениями.
Этас не знал, насколько убедительно ему удались бесстрастный вид и ничего не выражающий взгляд. Архимаг Роммат же вряд ли когда-либо испытывал сложности с сокрытием своих эмоций. Он смотрел на рыжего сощурившись и слегка наклонив голову к правому плечу, но на его лице не было ни единой подсказки, о чем он думал сейчас.
Ну что он так смотрит? Чего ждет? Этас должен был еще что-то сделать или сказать?
Вот сейчас на этого эльфа рыжий реагировал привычно. Он ждал очередного оскорбления, но ощущение горячих сильных пальцев на лице крепче любого захвата удерживало его от того, чтобы сбежать отсюда. Воображение, вытолкав из головы воспоминания о только что произошедшем унизительном и болезненном акте, уже вовсю рисовало сцены, как великий магистр уложит Этаса на диван и набросится с поцелуями.
…Что тут, черт побери, вообще происходит?!
Этас послушно приоткрыл губы, почувствовав на них дыхание великого магистра. Он ощутил, как в его рот спокойно и уверенно скользнул горячий язык.
Мм… Рыжий все-таки нарвался, получил чародейской вспышкой по мозгам, и теперь восстанавливается под присмотром целителей и видит сладкие сны? Это было единственное разумное объяснение происходящему.
Этас ответил на поцелуй, чувствуя, как сердце радостно забилось чаще. Он старательно отогнал от себя мысль, что попросту выглядел достаточно несчастным и потерянным, чтобы его пожалели. Архимаг Роммат отпустил его подбородок и приобнял одной рукой за талию, не притискивая к себе, не как любовника. Но даже так это было восхитительно. Рыжий с трудом сдерживал желание повиснуть у него на шее, бесстыдно прижимаясь, чтобы ощутить больше прикосновений.
Еще… Пусть этот момент никогда не заканчивается!
Поцелуй был долгим. Этас почувствовал, как сжимается сердце. Великий магистр точно издевается над ним! Когда рыжий твердо решил смириться с невозможностью добиться его – дал надежду. Не отберет ли ее через пару минут в качестве насмешки и назидания?
Когда архимаг Роммат оторвался от его губ, Этасу пришлось вспоминать, как нужно дышать, а потом собирать себя из состояния сиропной лужицы в форму эльфа. Он заставил себя прикусить язык и не начать выпрашивать разрешение прийти еще.
Следующие дни потянулись для Этаса мучительно долго. Он хотел встретиться с великим магистром снова как можно раньше, но заставлял себя не навязываться. И так уже совсем обнаглел. Надежды, сомнения и эротические фантазии не оставляли Этаса ни на минуту. Архимаг Роммат поцеловал его сам – означает ли это… ну, разрешение приходить или что-то в этом духе?
Рыжий был немного рассеянным эти дни, это заметил даже Хаторель. Друг отпустил несколько комментариев по этому поводу, половина которых сводилась к одобрительным высказываниям о фигуре Алессо. Со жрицей рыжий нередко встречался и обсуждал вопросы восстановления хороших отношений между даларанскими эльфами, а в идеале – воссоединения народа. Этас пару раз уверил Хатореля, что между ним и Алессо ничего нет, но настаивать не стал, опасаясь расспросов, о ком же он в таком случае все время думает.