Я пытаюсь улыбнуться в ответ.
— Так, полагаю.
— Просто в твоем необычном положении стоит быть весьма осторожной в своих желаниях.
Что?
— Что?
Он смотрит в лобовое стекло.
— Ты никогда не замечала, что если действительно чего-то хочешь, то всегда получаешь это?
— Нет. — Могу привести в пример дохрена вещей, которых у меня нет, начиная с моего брата. Но потом я задумываюсь… Я хотела Люка (по глупости), и я получила его… типа того. И Тейлор. Она никогда не отступала перед парнем. Но вчера вечером… Я отрицательно качаю головой. — Нет, — повторяю я с еще большей убежденностью.
Он пожимает плечами, а затем протягивает руку, сплетая пальцы с моими.
Я снова улавливаю этот запах… Летний снег.
— Тебе же не срочно домой?
— Не-а, мы могли бы поработать над лабораторной.
— Ну конечно, — говорит он, улыбаясь.
Дом Гейба находится не слишком далеко от моего и похож на все остальные дома наших соседей: два этажа с белыми стенами, черными ставнями и длинной верандой.
В углу его крыльца стоит громадный Рождественский кактус в горшке.
Дорожка, ведущая к дому, выделяется серой полосой среди зелени и окаймлена аккуратно подстриженными кустарниками.
Я следую за Гейбом в дом.
Мы заходим через парадную дверь в гостиную. Она занимает всю переднюю часть дома с окнами с обеих сторон от двери, выходящими на веранду.
Справа лестница на второй этаж, слева — арка, ведущая в кухню. Стены и ковер — все белое, так же как диван, стоящий вдоль задней стенки, и два кресла с высокими спинками под окнами.
У него нет телевизора, зато на полках по углам стоят белые стереодинамики.
— Вы все еще переезжаете? — спрашиваю я, оглядывая пустые стены.
Он улыбается и пожимает плечами.
— Тут много всего. А нам, на самом деле, много не надо.
— Да, но… — Я прерываюсь, неуверенная, что хочу сказать. Кажется странным, что на стене нет семейных фотографий или еще чего. У моей мамы фотографии и всякая фигня рассованы повсюду. Но усаживаясь на диван, я понимаю, что, несмотря на суровый внешний вид, здесь вполне тепло и уютно.
— У меня есть средство от всех недугов, — говорит Гейб и исчезает на кухне.
Я копаюсь в своей сумке, доставая тетрадь с нашей лабораторной по физике.
Через минуту он возвращается с огромным ведром мороженного и двумя ложками. Он кладет белый айпод на кофейный столик. Музыка начинает звучать словно бы ото всюду.
— Ты же не против поделиться? — говорит он.
— Конечно, — отвечаю я, зачерпывая ложкой мороженное и засовывая его в рот. — Мое любимое.
Он дарит мне свою светлую улыбку и проводит рукой по волосам.
— Похоже, работает.
Я улыбаюсь в ответ, потому что он прав.
Не знаю, в нем ли дело, или в мороженном, но меня уже не так сильно заботит то, что Люк прямо сейчас может развлекаться с Таинственной девушкой.
Ну ладно. На самом деле, когда я думаю об этом, я понимаю, что все это вранье, но я, правда, уже не так сильно хочу убить его… во всяком случае, более гуманными способами — пистолетом или ножом, а не голыми руками.
Мороженное кончается, и я откидываюсь на диване.
Открываю руководство по физике, пытаясь убедить себя, что это хорошая идея, но сама в это не верю.
Гейб склоняется ко мне и обнимает за плечи.
— Ты в порядке?
— Да, — говорю я, устраиваясь на его плече и удивляясь, как я все еще могу хотеть Люка.
Словно прочитав мои мысли, он помещает свою прохладную ладонь мне на щеку и поворачивает мое лицо к себе.
— Просто забудь о нем. Он придурок. — Гейб смотрит в мои глаза точно так же, как Люк. Он видит мою душу.
Внезапно на меня наваливается куча различных эмоций, и я отчаянно хочу плакать. Я закрываю глаза, сосредотачиваясь на музыке, и отодвигаю слезы. Но все, что я вижу, — это лицо Люка.
— Он придурок, — повторяю я, убеждая себя. Мои глаза все еще закрыты, когда я чувствую нежное прикосновение крылышек бабочки — губ Гейба на моем лбу. И прежде чем я понимаю, что делаю, мои руки касаются его лица. Я слышу, как он резко выдыхает и колеблется, но затем обнимает меня и прижимает к себе. Его губы находят мои. Я чувствую прохладный зимний свет.
В поцелуе Гейба умиротворение, которое до этого не было мне ведомо. Столь глубокое, что я даже не могу вспомнить, как это — ненавидеть или хотеть причинить боль.
И любовь… безграничная и безоговорочная.
Его поцелуй становится глубже, и я хочу жить здесь вечно.
Но затем его рука на моей щеке напрягается, и он отодвигает меня. Я смотрю в его невероятные голубые глаза, теряясь в них, когда его большой палец прослеживает линию моих губ.
Я оглядываю комнату, интересно, как долго мы целовались. Такое чувство, что вечность, пролетевшую в мгновение ока. Когда он сажает меня обратно на диван, я понимаю, что стремясь быть как можно ближе, успела залезть прямо на него.
Его глаза, наконец, закрываются, отпуская меня, и он прислоняется лбом к моему.
— Мне следует отвезти тебя домой, — говорит он едва различимым шепотом.
Когда Гейб открывает глаза, я вижу в них сожаление. Не глядя на меня, он встает и идет к двери.
Умиротворения как ни бывало, и я чувствую разочарование и гнев, проходящие сквозь меня. Я встаю с дивана и закидываю сумку на плечо.
— Я настолько отвратительна?
— Нет, это я.
Он поворачивается и выходит через дверь.
Глава 14. Отдай дьяволу должное
Люк
После того, что произошло вчера с Авайрой, сегодняшний день стал одним из самых сложных в моей жизни. Сидеть рядом с Фрэнни на английском, желать сказать ей что-нибудь, прикоснуться к ней… было пыткой, сравнимой с Огненной Бездной.
Остаток дня она меня избегала. Логично. Но перед самым последним звонком посмотрела в мою сторону… и этот взгляд чуть не убил меня.
Прошлая ночь была сущим Адом. Думать о ней. Ощущать острую необходимость увидеть ее. Следя за Габриэлем, я видел, как он высадил Фрэнни у ее дома. Я провел там всю ночь, сидя в своей машине, как обычно. Потребовалось все мое самообладание, чтобы не залезть на дерево и не войти к ней через окно. Я весь день мечусь туда-сюда, потому что не имею ни малейшего понятия, что делать. Но одно я знаю точно: мне нужно защитить Фрэнни от Белиаса… по многим причинам.
Кто бы мог подумать? Я… Великий Защитник. Это почти смешно. Но я не могу позволить Белиасу получить ее. Фрэнни — мое задание, и, кроме того, что я действительно не имею никакого желания гореть в Огненной Бездне, моя гордость не позволит мне потерпеть неудачу. Если она так важна, я хочу ее душу. Но главной причиной является то, что я прекрасно знаю, как работает Белиас, я даже думать не могу о том, как он касается ее… получая ее душу… грязный инкуб! Все мое тело содрогается, когда разум показывает то, что я совсем не желаю видеть: ее образ вместе с ним…
Нет!
Этого не должно случиться. Я скорее позволю Габриэлю победить.
Потому что я люблю ее.
Похоже, это именно то чувство… головокружительное падение, которое я ощущаю, когда смотрю на нее… дрожь внутри, когда я представляю, как Белиас берет ее… ненасытное желание быть рядом с ней.
Разве это возможно? Как никто не плачет в бейсболе, так никто не влюбляется в Аду[25]. Это факт. Можно сказать, что это противоречит нашей вере. Нашей природе.
Но все реально… И я ничего не могу с этим поделать. Это значит, что ее необходимо защитить и от меня тоже. Если я возьму ее так, как хочу, она будет принадлежать Аду, не мне. Она обладает Видением. Король Люцифер будет использовать Фрэнни, пока от ее души не останется ничего, кроме пустой оболочки, и он выкинет ее, как и всех предыдущих. Я видел это раз за разом. Она будет мертва во всех отношения: духовно и физически. Я никогда раньше не сомневался в правильности своего задания. Но мне тут не место. Большинство смертных заслуживают того, что получают. Но с Фрэнни все по-другому. Я не лгал ей, когда говорил, что не встречал никого, похожего на нее. Она не заслуживает такой участи.