Выпустив сову, он вернулся в гостиную, отсчитывая количество часов, через которое уже можно было ждать Люциуса. До Уилтшира около 400 миль, почтовой сове лететь это расстояние не меньше четырех часов, а уставшей и все пять. Потом еще час на просмотр воспоминаний, если у Люциуса не будет других срочных дел. Впрочем, само по себе появление флакона без надписи уже должно его напугать и заставить отложить все остальное. Компромат во флаконе выдающийся, следовательно, Люциус отправится к Северусу первым делом, как только посмотрит воспоминания. Значит, он будет здесь к ночи.

У кресла лежала стопка книг. Поттер зачаровал их на случай, если Северус не сможет читать сам, и теперь Северусу предстояло прослушать древнегреческий трактат, который с выражением читал поттеровский голос. Хорошо, что сегодня было не первое апреля, в этот день, что бы Северус ни открывал, интонации Поттера становились похожими на интонации проституток из Лютного. Это действительно было очень смешно, вот только запомнить что-либо из прочитанного таким тоном было невозможно.

Северус вздохнул, чувствуя, как противно дрожат руки, и открыл трактат. Через пару часов он понял, что не воспринимает ничего. В мысли упорно лез Люциус, встреча в доме, предпоследняя встреча, последняя, первая, шелк волос, льющийся с газетной страницы. Пружина, скрутившаяся в животе час назад, казалось, затаилась, готовая в любой момент разогнуться, выстрелить, разорвать Северуса изнутри. Он вспомнил, как так же вот напряженно ходил вокруг постели Люциуса, ждал, пока тот позволит ему прикоснуться к воспоминаниям. Тогда казалось, что это поможет, что-то решит. Люциус спал, под чарами, после лекарств, и Северус вдруг отчего-то начал ему рассказывать о том, как все эти годы не смел и подумать о нем, как в школе старался попасться на глаза лишний раз, каждый вечер торчал в самом углу слизеринской гостиной, ненавидя быть на людях, только чтобы слышать голос. Как потом уже во взрослом возрасте его пригласили в Прагу, на частный ужин к одному из известных европейских зельеваров, и это могло помочь его карьере, как раз в тот период, когда репутация Северуса была хуже некуда, но Люциус позвал его проконсультироваться по поводу кое-каких зелий, это была совершенно пустяковая консультация, которую можно было оказать и через день, и через три, и которую Люциус мог получить на самом-то деле у любого аптекаря, и Северус послал к черту ужин и помчался к Люциусу. И про Миллера, про всю эту историю с антикруциатусным Северус тогда Люциусу тоже вдруг рассказал. Начал изливать душу и уже не мог остановиться. И самому было смешно, что может позволить себе только такую дружбу. Один выполняет свою клятву, когда другой под сонными чарами, а другой в таком же одностороннем порядке откровенничает. Северус не знал, изменилось ли что-то сейчас. Поттер однозначно считал его другом и сам откровенничал с ним, похоже, даже больше, чем с теми же Уизли и Грейнджер, спрашивал совета, в том числе когда дело касалось личной жизни, будто бы Северус в этом мог что-то понимать. Но сам Северус не делился почти ничем, и не только потому, что не располагала немота. Он все равно ощущал Поттера слишком младше себя, перестал воспринимать его как ученика, но не перестал – как сына Лили. А с детьми школьных друзей не откровенничают.

Бой часов напомнил ему, что уже семь часов – время ужина. Северус покорно пошел на кухню, разогрел на суперсовременной плите антрекот, доставленный из ближайшего ресторана, и даже поковырял еду вилкой. Кусок в горло не лез. Однако надо было занять себя чем-то, и Северус решил, что лучше займется цветами. Он вернулся в гостиную, снял с окна горшок с орхидеей и понес его обратно в кухню. И застыл в полуметре от двери, услышав за спиной характерный шум.

К тому, что Люциус Малфой приземлится посреди гостиной за его спиной, Северус почему-то не был готов. Гарри выдал ему портключ на случай, если Северус захочет пригласить кого-нибудь, но Северус полагал, что гость окажется, как ему и положено начать визит, в прихожей. Кроме того, он не ожидал, что это случится столь быстро.

- Сколько? – спросил Малфой, едва Северус успел развернуться.

Северус аккуратно поставил горшок с орхидеей на стол. Люциус был в парадной мантии, тончайшего шелка по случаю лета, но отделанной горностаем, пальцы унизаны перстнями, в том числе на безымянном красовался символ рода, знаменитый алмаз Малфоев. Его Люциус надевал только в самых торжественных случаях, боялся, что украдут. Должно быть, сова нашла Люциуса на каком-то министерском приеме. Лицо его, казалось, ничуть не изменилось за те четыре года, что они не виделись. Что ж, маги стареют медленно, а Люциуса, помнится, не сажали даже под домашний арест.

- Сколько? – повторил тот жестким, нетерпеливым тоном.

Северуса передернуло.

- Если ты смотрел воспоминания, - медленно начал он, - то должен был видеть и то, где я давал клятву никогда намеренно не вредить тебе.

Боль в горле усилилась, должно быть, от волнения, и голос сразу изменился, стал надтреснутым. Люциус, похоже, был удивлен увидеть его таким. Во всяком случае, теперь он явно уставился на шрамы, которые уродовали шею Северуса.

- Я не все просмотрел, - признался Люциус, переводя взгляд на его лицо. – И неужели бы ты не нашел способ обойти клятву, если бы захотел?

Северус усмехнулся:

- Будем считать, что я не настолько умен. Ты не обратил внимания на плотность воспоминаний. Она такова, что их невозможно теперь увидеть в моих мыслях. И я не признаюсь в этом и под веритассерумом.

Ментальная магия была тем немногим, чем он по-прежнему владел в полную силу. По правде говоря, он ожидал, что сделав воспоминания призраками, сможет приглушить боль тоски по Люциусу, но теперь, когда живой, реальный Люциус стоял здесь, эта тоска вспыхнула с новой силой.

- Если ты не собираешься меня шантажировать, к чему же тогда сегодняшнее явление мистера Поттера в Малфой-мэнор и его обещание засадить меня в Азкабан, если по моей вине хоть волос упадет с твоей головы?

Кажется, чего-то такого Северус и боялся.

- Я не отвечаю за мистера Поттера и дикие идеи, которые приходят ему в голову, однако не вижу причин, по которым бы тебе к нему не прислушаться, - сказал он, подумав.

- Он знает? – вскинулся Люциус.

- Нет. Я не имею привычки откровенничать о своей личной жизни с посторонними людьми.

Вздох облегчения Люциуса был слышен, наверное, за пределами Парижа.

- Что ж, - продолжал Северус, - ты можешь быть уверен в том, что опасности для тебя я не представляю. Полагаю также, что мы можем считать наш разговор законченным. Портключ доставит тебя туда, откуда принес.

- Я рад, что ты жив, Северус, - сказал Люциус, не обращая внимания на грубость.

Северус кивнул. Потом, не отвечая, пересек гостиную, пройдя как можно дальше от Люциуса, и вышел в лабораторию. На столе стояла баночка с бальзамом. Северус растворил ложку бальзама в остывшем чае и выпил.

- Однако, - сказал Люциус за его спиной, - если ты не собираешься шантажировать меня, к чему тогда воспоминания?

- Чтобы выманить тебя и объясниться. Чтобы ты наконец перестал нервировать Поттера своим присутствием.

Внезапно Северус почувствовал ужасную слабость. На что он вправду надеялся? Ведь надеялся все же. Врал себе, что хочет все прояснить, а сам просто хотел увидеть Люциуса… Просто увидеть. Все тот же мальчик, дрочащий на мечту.

Люциус молчал.

- Уйди, пожалуйста, - устало сказал Северус. Бальзам почти не помог, и боль в горле стала такой сильной, что ему хотелось упасть в кресло и просто расплакаться. От всего сразу. От этой беспомощности, осознание которой все больше и больше накрывало его.

Палочка Северуса лежала тут же на столе. Она всегда тут лежала. На всякий случай, если что-то все же получится. Он сжал ее.

- Что происходит? – спросил Люциус, и в голосе его вдруг прозвучала тревога. – Северус, что с тобой?

- Просто уйди, - прохрипел Северус, не в силах больше говорить. – Убирайся.