Она снова села на скамейку, и её плечи затряслись от рыданий. Как можно жить в одном мире с родными и не знать, как они и даже пропустить момент их ухода.

— Отчего?

— Просто пришло время.

— Она всегда отворила, что именно так всё и будет… — Сквозь всхлипывания проговорила Мэри, она улыбнулась мне и снова залилась слезами. Потом, поплакав некоторое время, молча, я в это время гладила её по спине, она вдруг спросила:

— Осенью, да? — Я осторожно кивнула, — и Энн тоже да? — опять кивнула. — Это были самые ужасные две осени в моей жизни. Мне было очень плохо, но я совершенно не могла понять, в чем дело… Я все время плакала и была в таком подавленном состоянии…

Проплакавшись, Мэри встала и помогла встать мне. Она готовилась попрощаться.

— Мне жаль, я не могу приютить тебя, мы и сами кочуем из города в город, да и Чарльз… Он знал Энн, — тётя отвела глаза, — и они не ладили, совсем не ладили, так что вряд ли он согласиться взять тебя в себе.

Если же они не ладили, как появилась я?..

— Ничего, — я улыбнулась и сжала её тёплую веснушчатую руку, — у меня тут работа, есть где жить, в этом нет необходимости.

— Я рада, что познакомилась с тобой и я рада, что у тебя все в порядке. Но мне нужно…

Над парком раздался зычный крик, заставивший нас обеих вздрогнуть:

— Мэри!

— Собственно, о чём я и говорила, — она закатила глаза, — Чарльз меня будет искать, так что давай сохраним втайне наше знакомство, дорогая. Мне нужно идти.

Она порывисто обняла меня и огладив напоследок по щеке скрылась дальше по аллее. На какое- то время мы стали близки с ней, словно я нашла ниточку, что вела к моему рождению и снова потеряла. Ах… сколько вопросов мне ещё нужно задать! Может быть она знала, кого любила моя мама? Где она жила? Что любила? Её друзья? И… была ли она тёмной?

В полутьме я нашла нашу с Оливией карету и не прошло и пяти минут как она вернулась с Зоуи, её закадычной подружкой, весь путь до дома Оливии они проболтали, а я и не смела вставить и слова в барский диалог. Дома же все завертелось и лишь перед сном, поймав Оливию в библиотеке, я села к ней и рассказала, что произошло. Как я и ожидала, Оливия с готовностью выслушала меня, вздыхая, пуская слезу и всплёскивая руками, она всегда очень эмоционально реагировала на такие новости. И мне нравилось это.

Закончив рассказ, я выдохнула, рассматривая лицо Оливии. Она молчала, а когда о=подняла глаза, они были тревожны. За дверью раздался шум, и мы обе вздрогнули.

— Говори тише, — посоветовала я, — Вечно там Сония ходит под дверями подслушивает.

— Моя б воля, давно эту сплетницу вышвырнула, — произнесла дежурную фразу Оливия, однако в её голосе не было энтузиазма, что-то сильно тревожило её. — Если мы говорим обо одним и тех же людях, то это Мэри и Чарльз Роцки… Рыженькая такая? — Я кивнула, Оливия отвернулась на мгновение от меня. — Не связывайся с этим людьми, Аселия, лучше не надо. Не ищи с ними ни связи не родства. Они плохие люди. Они замешаны во многих темных и грязных делах. Они мошенники, обманщики…

Каждое её слово звучало словно гвоздь в крышку моего гроба. Темные дела, мошенники, плохие… мой отец и моя тётя плохие? Но они же мои единственные родственники! Как же так… как это несправедливо.

Моя барышня выдохнула в тишину комнаты:

— Они тёмные.

Я подняла на неё глаза, мне было страшно. Мне один давний родственник по ошибке затесавшийся в родословную — тёмный, не прапра, а отец. В горле встал ком, по щекам потекли слезы. Саймон был не прав, видимо то, что во мне есть тьма — это не случайность, это моя жизнь. Я тёмная…

— О, дорогая, не плачь, прошу тебя…

— Я такая же, да?..

— Нет, ты добрая, ты милая, ты никогда никого не обидишь.

Голос Оливии утешал меня и взывал к моему разуму, тот боролся изо всех сил, отгоняя сомнения и страхи прочь. Мы просидели так совсем немного, затем отправились спать. Спалось мне плохо, я ворочалась, мне то мерещился шум, то стук, то шуршание, то что-то ещё мешало заснуть. Я очень нервничала из-за этого, мне было жизненно важно высыпаться, потому что стоило мне не выспаться хотя бы один раз, то моя сила становилась неуправляемой и поддавалась любым моим эмоциям, я могла спалить салфетки при сервировке стола, раскалить вилки или сделать что-то ещё. Как-то раз у меня был подобный день, и он мне дорого обошёлся, меня любили в этом доме, но порча имущества, хотя и непонятно как для них, уже тогда практически лишила работы. Тогда меня спасла удача и Оливия. И как назло сон пришёл только к утру…

Утром же я встала словно сомнамбула, глаза опухли от слёз и ночных мыслей, голова была ватная и я засыпала на ходу, естественно думать о том, тёмная или нет сил у меня уже не было, поэтому я старалась не возвращаться к мысли о том, что я могу всё же быть… Сервировка мне удалась, прожжённую салфетку удалось убрать прежде чем кто-либо её увидел. Неся тарелку горячего супа барыне, я старательно повторяла про себя, лишь бы ничего не случилось, лишь бы ничего не случилось, однако вдруг я почувствовала удар в районе лопаток и с криком растянулась на полу. Звон тарелок и плеск возвестил меня, что ни одной целой посуды не осталось, а мне светит уборка…

— О, боже, Аселия ты не можешь потеши, у меня мигрень, — барыня Шерпская переступила через осколки и прикладывая к голове платок, все повторяла: «Как шумно, как шумно!». Когда у барыни начинали мигрени, все в доме должны были ходить на цыпочках. Я обернулась, позади была кухня на меня таращилась повариха и Сония, горничная. Она улыбнулась мне коварной улыбкой, а потом тут же сменив эту улыбку бросилась мне помогать. Мне показалось это странным, но Сония и так не вызывала у меня положительных эмоций. После уборки оказалось, что суп в спальню барыне уже отнесла Сония, и в моей помощи не нуждаются. Меня мягко, но твёрдо выставили за дверь. Это было неприятно. Я была на хорошем счету в доме, но с тех пор как появилась Сония, она постоянно пыталась свернуть мне кровь, правда чаще всего перепалками.

— Так тебе и надо, тёмная, — услышала себе в спину я, собираясь спуститься на первый этаж, я окаменела. Что? Что она сказала? Я обернулась, Сония стояла в проходе. — Да, я вчера слышала ваш разговор, теперь у меня есть аргумент, который точно выкинет тебя из этого дома.

— Что я тебя сделала? — только и могла спросить я, я недоумевала по этому поводу с самого первого дня её тут.

— Ничего, просто тебе все прощается за красивые глаза, а когда тебя не станет, я буду гувернанткой Оливии, а ты будешь где-то в другом месте скрести столы.

Она прошла мимо меня, толкнув плечом. Всего лишь из-за места гувернантки, там даже платят не так уж много. Из спальни Оливии высунулась её взлохмаченная головушка:

— Что за дела?

— Сония, — просто ответила ей я, закрывая за собой дверь в её спальню и помогая одеться. — Она слышала наш вчерашний разговор, решила использовать это как аргумент чтобы лишить меня места.

— Правда? — Оливия нахмурилась, глядя в зеркало, — если бы существовали доказательства кроме наших слов, то папенька и правда бы не позволил тебе работать тут.

— Да?

Я замерла. Я не знала о таком, знала бы, молчала бы со своими размышлениями.

— Ага, папа нетерпим по отношению к темным, уж не знаю почему.

— Ну если верить всем слухам про темных… — Я развела руками, показывая таким образом, что я б тоже поверила.

— Ты не тёмная.

Оливия сжала мой руку и твёрдо произнесла это, глядя в мои глаза, когда мы выходили из комнаты. Однако уже через минут двадцать я была готова оспорить это… Мы были в гостиной, когда экономка — Лонда, снова поведала, что пропали серебряные вилки из серванта. Вилки и другие приборы пропадали в последний месяц регулярно. Но хуже, что выслушав это барин встал со своего обычного места и позвал меня к себе в кабинет, чего не случалось за все время работы тут, и видя встревоженное лицо Оливии, начала бояться сама, уже ожидая неприятности. Они и случились.