Она приближается, и вскоре мы стоим на расстоянии ладони друг от друга. Она чуть ниже меня ростом, запястья всё так же украшены лентами, но что-то всё же изменилось.

— Тебе не понравилось солнце? — спрашиваю, пытаясь нащупать это самое изменение, но память отказывается служить, потому мне не сравнить и не вычислить.

— Там не было воды совсем, — и она вздыхает. — Совсем без неё тоскливо.

С пальцев Королевы чаш начинает струиться прозрачная влага, она взмахивает руками, и капли внезапно становятся мирами и звёздами.

— Зато я научилась делать вот так.

— Теперь ты рождаешь миры, — удивляюсь я этому чуду.

— Только в сновидениях, — и она улыбается. Кажется, она стала спокойнее. Кажется, она стала старше. Хотя создание, которое выброшено из временного потока, будто бы не может стать старше ни на секунду.

И в тот миг вспыхивает рядом ещё один мир. Я чувствую его притяжение и устремляюсь к нему. В последний момент она хватает меня за руку.

***

Проснувшись, я некоторое время пытаюсь понять, удалось ли мне разрешить тот вопрос, что меня мучил, и какой это был вопрос. Только потом понимаю, что на балконе кто-то есть.

Усаживаясь в постели, я дотягиваюсь до халата и набрасываю его себе на плечи, только потом иду к распахнутой стеклянной двери. В городе зима, и в комнате теперь очень холодно, босые ноги почти обжигает ветром.

Королева чаш. Пришла со мной из моего сна.

— Думала, ты заберёшь меня в другой мир, где есть солнце, — капризничает она, запрокидывая голову. Удивительно, как ещё никуда не падает её сияющая корона.

— Тут есть солнце, — серое небо, конечно, пытается убедить нас в обратном. — Сегодня плохая погода.

— Пусть так, — она разворачивается. — Ты замёрз. Что, тут холодно?

Я понимаю, что она, должно быть, в своём мире, где осталась лишь тьма и вода, разучилась понимать разницу между теплом и холодом. Иначе ей было там не выжить.

А может, она на самом деле умерла там? Это, конечно, было бы логично. Иначе почему бы ей бродить в поисках нового мира. Вот только смерть порой очень относительное понятие.

— Ты мертва? — уточняю я, впуская её в комнату и накрепко закрывая балкон.

— Не жива, ведь у меня нет мира, — она хмыкает. — Но и не мертва, потому что есть сама у себя.

На полу остаются аккуратные лужицы, вода натекает с обнажённых ног Королевы. Я точно знаю, что она морская, даже пахнет водорослями, хотя сейчас её так мало, что этот аромат едва уловим.

— Чаю? — спрашиваю почти невпопад.

Она почти нелепо смотрит на свои ладони.

— Я потеряла чашку.

— Придётся найти для тебя новую.

Мы вместе спускаемся на кухню, и она занимает место у окна. Пока вскипает чайник, пока я отмеряю заварку, Королева чаш смотрит на заснеженный город. Точнее, на тот кусочек улицы, что видно из кухонного окна. Ещё слишком рано, хоть и светло, почти никого на дороге нет.

— Думаешь, он нескоро позовёт меня? — её голос снова напоминает звук капель — то, как они бьются по стеклу в дождь.

— Никто этого не знает.

Чайник вскипает, я заливаю заварку. Тонкий аромат фруктов плывёт по кухне.

— Никто, — она проводит пальцами по стеклу. На мгновение за ним проступают очертания морского берега. — Жаль, что творить миры выходит только во снах.

— Когда-нибудь ты одолеешь и другую реальность, — утешаю я, поставив перед ней прямо на подоконник узорчатую чашку.

— Время меня игнорирует. Поэтому любое когда-нибудь — это никогда. Пока что никогда, — она смеётся, внезапно потеряв всю свою печаль и тоску ожидания.

Может, её мир на самом деле очень близок? Но где?

Она отпивает чай и прикрывает глаза. Её веки опять сияют перламутром, только теперь нет того чарующего ощущения, которое возникало, когда луч света очерчивал её постепенно, точно вырисовывал и создавал… Или он действительно вырисовывал и создавал?

Королева чаш, лишённая своего королевства, была странно притягательна и очень красива. Но столько же непонятна. Она почти что казалась опасной. Интересно, тот её мир, полный воды и лишённый солнца… Не разрушился ли он, не рассыпался ли звёздной пылью во сне, где мы встретились сегодня?

И такое может быть…

— Он погиб, да, — Королева поворачивается и улыбается. — Ты ведь думал о нём, о моём… прошлом мире? — она выделяет голосом, подчёркивает, слово «прошлом» повисает на мгновение в воздухе, а потом падает тяжёлой каплей.

— Значит, он мог стать пылью, из которой родится твой новый, — подмечаю я, чтобы не молчать.

Она долго смотрит на меня, а потом резко встаёт.

— Ты прав. Ты прав!

За окном начинается снегопад, мягкие снежинки плавно опускаются, пролетая мимо окна, иногда касаются стекла, оседают на подоконнике.

Я не понимаю, чем ей может помочь такая подробность, ведь звёздная пыль давно уже перемешалась, слилась с чем-то, а то и рассыпалась несколько раз… Но тут она вытаскивает из-за корсета сверкающий флакон, полный этой субстанции.

— Я сумела собрать… Хоть что-то, — поясняет она почти с сомнением и вытаскивает плотно сидящую пробку.

Облако звёздной пыли поднимается к потолку, и внезапно мы видим там черноту и тысячи созвездий разом. Она смотрит и улыбается, точно рассмотрела и что-то ещё.

— Да, ты прав, прав, — шёпот уже почти похож на бред.

Над нами колышется и дрожит полный создающихся миров купол, она протягивает ладони вперёд и вдруг взмывает над полом, устремляясь в самое сердце первозданной тьмы, откуда растут миры, куда уходят все мироздания. В начало и конец.

И исчезает, поглощённая вспышкой света.

За окном идёт снег, в кухне всё по-прежнему. Только чашка так и стоит на подоконнике да слабо-слабо пахнет морскими водорослями.

Обрела.

========== 036. Зверь ==========

Снова весну скрывает снежной пеленой, город спит в белых подушках, а небо над ним перетекает из лавандового в индиго. Оставаться здесь уже нет никаких сил, но куда сорваться, куда сбежать, если все дороги заметены?..

У камина тепло и уютно, и я чувствую себя слишком усталым для дверей и новых миров, я чувствую себя слишком разбитым, чтобы пробираться через эту ночь. Я в неё падаю и погружаюсь на самое дно, как это бывает с палыми осенними листьями, что тонут в лесном пруду. Дремотно и грустно, два чувства смешиваются во что-то одно, и я кутаюсь в плед, ни о чём конкретном не думая, почти засыпая.

Пробуждение приходит внезапно и как-то сразу. Точно кто-то внутри меня переключил тумблер бодрости. Вскинув голову, я отмечаю сначала, что в камине остались лишь алые угли, потом понимаю, что стоит тишина, что ночь темна, а окна не завешены. Небо скрывают облака, отсветы фонарей дарят им грязновато-оранжевый болезненный цвет.

Не понимаю, что же меня разбудило, что затронуло и позвало с собой. Какая-то мелочь? Или что-то очень важное?

Отбросив плед прямо на пол — и не заметив того, я поднимаюсь и замираю. Осознание приходит так же внезапно, как пробуждение. В доме есть кто-то. Кто-то, ему чуждый. Не дух, не мир, не случайный гость.

Этот некто или это нечто почти враждебно, но любопытно. Потому сейчас оно пробирается по верхнему этажу, совсем не скрываясь. Бесшумность его поступи — не попытка спрятаться, а всего лишь обыденная способность, черта, которой само это существо не придаёт никакого значения.

Приходит на ум назвать его «чистое зло», вот только на самом деле в этом существе нет ни зла, ни добра. Чужое, оно ещё не сделало ничего, что дало бы право судить его.

И я отбрасываю все ярлыки.

У лестницы я некоторое время вслушиваюсь — занятие бесполезное, но всё-таки, а потом крадучись поднимаюсь. Ступенька за ступенькой, и мой внутренний компас будто сходит с ума. Словно это существо на самом деле огромный магнит, только притягивает он не железные стружки.

Мои чувства направления, а главное, правильности, сбиваются.

Наверняка именно это меня и разбудило. Предчувствие фрустрации, предвкушение падения куда дальше, чем дно усталости. Возрождающиеся в душе сомнения.