***

Я свернул с аллеи прямо в объятия тумана. Он был столь осторожен, когда тёк над тротуарной плиткой, но тут, в тени сразу же показал характер: бисером капель осыпал волосы, принялся тыкаться холодным носом в щеки, попытался запустить ледяные пальцы под пальто.

Мы шли вдвоём сквозь тишину, пронизывая напряжённый покой натянутых струн-ветвей, ожидавших, когда же осень сыграет мелодию. Я слышал внутри самого себя, что это за гармония, отдалённо она напоминала классический мотив, но в самый последний момент исчезала, не позволяя угадать себя до конца: сцена ещё зияла пустотой, над ней не загорелись софиты.

Запрокинув голову, я увидел, как глубокое небо пронзают ветви, сквозь мельчайшие проколы лился холодный свет — звёзды.

В сумраке, окутывающем парк, возникали совершенные картины. Серебристый туман то открывал их, то снова укутывал полупрозрачной вуалью. О, если бы только можно было зарисовать это с натуры! Вот только моих способностей для этого слишком мало. Вся красота сохранится навечно лишь в памяти, нет ни малейшего шанса разделить это с кем-нибудь, подарить частичку этого чуда. Разве что, с туманом, сейчас доверчиво прильнувшим ко мне.

***

Ещё несколько шагов, неверный фонарный свет затерялся среди деревьев, туман отнял голос у всего мира, даже звук моих шагов, исчез любой шорох, любой шум. То ли парк обернулся лесом, то ли я снова пересёк границу миров или даже вошёл в чужой сон, но всё равно остался в сумрачном октябре. Напротив меня, то выступая из туманного морока, то вновь погружаясь в него, возвышался клён. Часть ветвей освободилась от ноши, на другой чуть дрожала листва, во мраке она была тёмной, но всё же угадывалось, что каждый лист разрисован алым и золотым. Один за другим, безмолвно и почти не кружась, они отрывались от ветвей и опускались в безвременье и темноту.

Ветра не было. В этот час ничто не смело нарушить тишину. Я опустился на ковёр из листьев. Сердце переполняло ощущение сопричастности к величайшему таинству, оно пронизывало всю мою суть, и сам собой в ладонь скользнул шаманский клинок. Не для того чтобы наносить себе раны, не чтобы кормить осень кровью с ладони. Лезвие напитывалось туманом, игрой теней, октябрём.

***

Ночь. Туман улёгся, уснул у неё на груди, а после ускользнул в иное измерение, откуда приходил погостить, мир стал удивительно прозрачным. Небо — сине-фиолетовая тушь — расчертилась чёрным, самым чёрным из всех возможных чёрных — спящими на ладонях осени деревьями. Лунный свет мягко падал сквозь ветви и выхватывал лежавшие у корней кучи листвы. Днём они — увядающее, быстро теряющее блеск золото, но сейчас мерцали холодным потемневшим от времени серебром.

Я видел, как печальной темной птицей падал лист, в безветрии ничто его не подхватило, он сделал лишь один печальный круг и, обессилев, упал, издав краткий шорох, как будто вскрикнув.

Воздух дышал морозом. Обманчивое тепло вечера улетучилось, как будто купол небес выпил его, словно там развернулся колодец, прорубленный насквозь в иные реальности. Оттуда и звезды сквозят извечной прохладой. Моё дыхание обернулось туманом, осело на воротнике не каплями, но инеем. Я смотрел в глаза осени, и она улыбалась мне в ответ, хоть лица её было не различить во мраке.

Ветви деревьев скрещивались надо мной дивным узором, казалось даже, что они превратились в огромный Ловец снов, и перья, которые его украшают — клочья тумана.

Сорвался и упал ещё один лист.

***

Небо просветлело постепенно, но осталось бездонным, выгнулось раковиной, готовясь открыться и показать наконец сияющую свежим перламутром жемчужину солнца. Весь небесный купол мягко сиял, пусть и был ещё тёмным. Клён напротив меня в пробуждающемся свете лишался последних листьев.

Проснулся и ветер, тронул несмело струны деревьев — звук заполнил собой пространство.

В прибывающем, стремительно нарастающем сиянии всё вокруг преображается — иней и изморозь выплетают белое кружево, тончайшее и хрупкое, преобразили драгоценности палой листвы, украсили ветви.

Я поднялся. В моих волосах тоже сияла морозная ненастоящая седина.

***

Всходило солнце. За деревьями на небосводе пролился розоватый румянец, нарастающий золотом. Свет пронизал всё вокруг, скрадывая расстояния. Ночью казалось, что я ушёл в глубь и тишь, теперь же стоял только в паре шагов от аллейки. Заколдованный и таинственный мир превратился в обычный парк.

Или я снова незаметно для себя пересёк границу?

Неспешно я прошёл по усыпанным листвой дорожкам. Нагие ветви полоскались в солнечном сиянии. Я миновал ворота и оглянулся — чёрные росчерки крон нежным плетением удерживали растекающееся небесное золото. Стремительно таяло белое кружево, а воздух переполнился горьковатым и терпким ароматом – прелой листвы, орехов, дыма.

Моя дверь поджидала за углом, но так не хотелось покидать осень, так не хотелось расставаться с ней. Иногда мне казалось, что только с ней я по-настоящему един. Шагнуть в октябрь из июня, чтобы провести с ней хотя бы одну ночь — это был дар. И от него нелегко было отказаться, я медлил, как если бы прощался с возлюбленной перед неизбежным расставанием, я старался удержать хрупкие пальцы, снова поймать лёгкую улыбку.

Нарастал солнечный свет, осень сияла, лучилась и околдовывала. Можно ли вечность остаться с ней?!

Меня звала дорога, и я повернулся спиной к парку, медленно побрёл по тротуару мимо спящих ещё домов. За углом уже открыло двери кафе — странно, ведь было чересчур рано — но я всё же вошёл, только в последний момент осознав, что это и есть моя дверь.

Осень простилась со мной, однако её обещание согревало сердце. Мы обязательно увидимся снова. Время придёт.

========== 147. Замок ==========

Утро выдалось удивительно ясным и тёплым. Шагнув с крыльца, я оказался в новой реальности, а под ноги легла крепкая тропа. Я шёл по ней, наслаждаясь утренней свежестью, пока не остановился перед широким и глубоким ручьём. В воде отражалось синее небо и зелень склоняющихся над тропой деревьев. Перейти поток можно было по влажным обомшелым камням, а дальше тропа резко забирала вверх, карабкаясь по склону холма, туда, где среди зарослей возвышался остов замка, всё ещё исполненный гордости и величия.

Место дышало древностью и мечтами о прекрасном прошлом, в котором находилось время для любви и побед. Сначала я долго рассматривал старую кладку, не подходя ближе, а затем всё же не выдержал соблазна и двинулся прямо к стенам.

Остановившись перед наполовину обвалившейся аркой входа, я запрокинул голову вверх: там, среди растрескавшихся от времени камней ютились ласточкины гнезда, из которых то и дело выглядывали жадные рты, а стайка взбалмошных родителей носилась туда-сюда, таская птенцам мошкару. Улыбнувшись им, я прошёл дальше и оказался в замковом дворе, где тут и там лежали камни, упавшие со стен, проросли сорные травы и шиповник. Солнечный свет точно разрезал двор надвое, и я замер в затенённой части, глядя на солнечную сторону. Стоило только отпустить свои мысли, и мне привиделся этот же замок, только полный жизни: вот по двору перед мысленным взором пронеслись запыхавшиеся слуги, вот провели красавца боевого коня…

Здесь точно оживали старые истории о рыцарях, те самые, что никогда не были правдой в моём мире, но могли случиться в каком-то другом, ведь реальностей так бесконечно много.

Фантазия развеялась, перед моими глазами покачивались от ветерка метёлки травы, склонялись арками ветви шиповника, усеянные розоватыми цветками, благоухал жасмин, прятавшийся в тени.

Замок звал продолжить знакомство, и я пересёк двор, приблизившись к полуистлевшей на петлях деревянной двери, которая некогда преграждала вход в башню. Теперь, конечно, она никого не могла остановить. В пыли лежало бурое от ржавчины кольцо, служившее в прежние времена дверной ручкой.

После яркого солнца внутри было очень темно, пришлось постоять, привыкая. Вскоре ступени лестницы, старая листва и мусор выплыли из сумрака и обрели чёткие очертания. Мне захотелось подняться выше, как бы опасно это ни было.