***

Несколько дней двери не появлялись, не манили чужие миры. У меня было много работы, и я даже радовался такому затишью, пока однажды вечером не пришёл ливень. Целый ураган обрушился на город, и был у него такой знакомый голос, что я не сдержался и выбежал во двор.

Струи дождя исхлестали меня, промочив насквозь, но я стоял, вглядываясь в небо и прислушиваясь, пытаясь понять, где сталкивался уже с этакой стихией.

Не угадал, не вспомнил, только почти простыл.

Громыхала гроза, сияла до дрожи в стёклах, потоки воды превратили улицы в реки, но я так и не мог подобрать нужного имени. И так ли уж оно было важно?..

Я вернулся на крыльцу, отчего-то обессиленный. Быть может, это всего лишь очередная проверка? Если бы знать, что на самом деле задумал отец… Если бы…

На мгновение я оказался в коконе сомнений и вопросов, но затем оставил его под дождём и вошёл в дом. Здесь меня ожидало тепло и камин, чай и недописанные стихотворения.

Пока над крышами носились ветра, пока лил дождь, в ткани реальности что-то изменялось, трансформировалось, превращалось во что-то ещё. Я не мог уловить сути этих изменений, потому отпустил все размышления. Пусть меняется, пусть перетекает в новую форму, пусть, пусть… Возможно, так к нам приходило лето, горьким полынным вкусом, терпким ароматом прошедшей грозы. Быть может, так перетекал в новую форму я сам. Неважно. Время для ответов пока не пришло, и потому я не знал имени урагана.

========== 144. Круг за кругом ==========

Река здесь разливалась широко, обегая холм и уходя в манящие дали лугов, пестрящие разными красками: всё цвело и благоухало. Дверь выпустила меня на самой вершине холма, и теперь не хотелось спускаться, слишком уж чарующим был вид, слишком сияла в солнечных лучах вода. А уж сколько оттенков и полутонов разбросала кисть весны по луговому полотну! К тому же было до сонного тепло, пели птицы, и время тут словно застыло. Отчего же не понежиться и не насладиться?

Я лёг на спину, надо мной раскинулось небо, лёгкие облачка раскрашивали его, сами по себе превращались в картины, медленно уплывали и менялись в пальцах ветра. Когда я направлялся в эту реальность, у меня совершенно точно было какое-то дело, вот только теперь я абсолютно забыл о нём.

И даже уснул, убаюканный солнцем и спокойствием.

***

Сквозь заросли трав, доходящие ей почти до пояса, пробиралась девушка с венком на голове. Солнце играло в её волосах, глаза, опушённые длинными ресницами, казались то медовыми, то золотыми.

Наконец она вышла на пригорок и замерла. Здесь колыхали ветвями несколько диких яблонь, в их тени бурно разрослись лютики, золотые цветки расцвечивали зелёный ковёр.

Девушка уселась в корнях одной из яблонь и прикрыла глаза, отдыхая от быстрой ходьбы. Она, видно, кого-то ждала, а может, и просто хотела побыть в одиночестве. Солнце стояло высоко, пели птицы, и никто не осудил бы её за желание насладиться восхитительным днём.

Неподалёку, но уже у самой воды паслись лошади — белые и шоколадные бока одинаково ласково облизывало солнце. Только один чисто чёрный жеребец гарцевал поодаль от остального табуна, играя с ветрами и довольно всхрапывая. Посидев неподвижно, девушка повернулась в ту сторону и залюбовалась этим.

Вряд ли она замечала что-то ещё.

День полнился покоем, и даже когда на другом конце луга появился парень, солнце не нахмурилось, а ветер не стал порывистым и резким. Раздвигая высокие травы, улыбаясь чему-то, парень приближался — он издали заметил девушку и шёл целенаправленно, пусть порой оступался, видимо, попадая в ложбинки и ямки.

Но вот он оказался так близко, что девушка повернула голову на шорох трав.

— Энке, — улыбнулась она. — Всё же пришёл.

— Думала, я испугаюсь?

Она дёрнула плечом, будто не была уверена, а затем кивнула, и Энке послушно сел рядом.

— И что же ты хочешь, раз такой смелый? — щурясь от солнца, она чуть откинулась на яблоневый ствол. — Чего желаешь?

Энке ответил не сразу, посмотрел на неё пристально, и взгляд этот был полон восхищения и чего-то ещё, чего-то, что и сам Энке не сознавал.

— Поцелуй? — предположил он.

Усмехнувшись, она закрыла глаза. Провела языком по губам, точно была немного змейкой.

— Поцелуй, — повторила, и насмешка прозвучала даже слишком явно.

— Но ведь я пришёл… и ты обещала, Нэйя! — ох, как же он был недоволен таким милым обманом.

По верхушкам трав пробежал ветер, ещё нестерпимее засияла река, Нэйя расслабленно вздохнула.

— Энке, ты слышал, в деревне говорили, что видели здесь полуденицу?

— Это сказки, Нэйя, — он засмеялся так громко, что в ответ заржали испуганно кони. — Нет таких существ в наших краях, да и в других они вряд ли водятся. Напечёт когда жаром голову, может и не такое увидеться.

— И русалок нет? — продолжала допытываться Нэйя. — Совсем нет?

— Лично я ни одной не видал, — разошёлся Энке. — А сколько раз по ночам рыбачил — не перечесть. Что ж они ко мне не приходили?

— И правда, — тут Нэйя схватила его за ворот рубахи и потянула на себя. Энке опешил, но поддался, решив, видно, что это обещанный поцелуй. Но нет, Нэйя потянула за шнурок и вытащила амулет. — А оберег носишь, — глаза её сияли золотом.

— Это материн подарок, — смутился Энке тут же. — Как его не носить?

— Зачем тебе оберег? Тебе ж никто не грозит, — она не касалась деревянного круга с вырезанными символами, отчего тот качался и дёргался на длинном шнурке. — Снимай, Энке, снимай его.

— А ты сама-то?

Нэйя отпустила шнурок и дёрнула ворот платья, высвобождая потайные крючки. Скоро Энке увидел тонкие девичьи ключицы, соблазнительную ямку между ними. Никаких амулетов Нэйя не носила.

— Видишь? — она провела пальцами по шее. — Я ничего не боюсь, а маменьки твоей тут нет.

Энке чуть покраснел и стащил шнурок через голову, он хотел уже спрятать оберег в карман, но Нэйя указала на расщелину в стволе яблони.

— Оставь тут, потом заберёшь.

Энке послушался, неловко пристроил оберег в указанном местечке и снова уселся, не сводя с неё взгляда. Нэйя сразу поднялась и потянулась, раскинула руки, точно желая обнять весь мир.

— Глупый ты, Энке, такой глупый, — почти пропела она. — Не бывает их, говоришь?

— Не бывает, — уверенность в его голосе звенела сталью, да и игра эта ему отчего-то нравилась.

— И ведьм?

— И ведьм!

Она запустила ладонь в волосы, сплетённые в замысловатую косу, и та сама собой рассыпалась, золотистые пряди разлетелись по плечам. Повернувшись к Энке, Нэйя ещё раз усмехнулась.

— Красивая?

— Ты в деревне лучше всех, — признал Энке. Им владело смятение, оттого он не спешил встать.

— Значит, поцелуй хочешь… — Нэйя крутнулась на месте, лёгкая юбка поднялась, открывая Энке красоту стройных ножек, а потом Нэйя упала к нему на колени, укладывая ладони на плечи. — Так давай же я тебя поцелую, бесстрашного.

Её губы накрыли его рот, Энке зажмурился от наслаждения, и в тот же миг Нэйя полностью изменилась.

Кожа её стала чёрной, волосы повисли неаккуратными грязными прядями, тонкие пальчики увенчались когтями. Страшная, дикая, сидела на коленях Энке совсем не лукавая девушка, бежавшая сюда через луг. Этакое чудище было ещё поискать!

Но Энке уже не сумел бы вырваться, с каждой секундой он всё бледнел и бледнел, пока вдруг не повалился обессиленно, больше в нём не осталось ни сил, ни самой жизни. Нэйя вытерла губы тыльной стороной руки.

— Не нас, Энке, нет, а тебя, — усмехнулась она и фыркнула на амулет. — И зря ты маменьку не слушался, бесстрашный.

Миг — и Нэйя снова стала девушкой, поправила волосы, собирая их в косу, а затем стремглав побежала через луг к деревне, которую было не видно за рощицей.

***

Проснувшись, я потёр лицо ладонями, а потом встал. Сон оставил странное чувство.

Внизу всё так же мирно бежала река, так же ярко пестрели цветами луга, да и небо выгибалось синее-синее. Там, где росло несколько диких яблонь, сидела девушка, а через разнотравье спешил к ней парень. И досматривать их встречу мне совершенно не хотелось.