Кристэль присела на траву, изящно расправив юбки новенького фиолетового платья, откинула назад волосы, обнажив красивую шею, чуть наклонила голову к плечу, опустив длинные пушистые ресницы.

Ей не нужно было смотреть парню в глаза. Она знала и так, какое впечатление производит на всех представителей мужского пола.

Выждав пару секунд, Кристэль кивнула на место рядом с собой.

– Прошу вас, сядьте.

Юноша немного помедлил, но аккуратно присел рядом с девушкой.

Кристэль внимательно проследила за его походкой, жестами, за тем, как он сел: чуть согнув колени и облокотившись на правую руку.

Как знакомо…

– Прекрасное место, – сказал Скай. – Я сам люблю приходить сюда один.

– Любите одиночество? – с улыбкой спросила Кристэль.

– Скорее люблю размышлять в одиночестве. Делать записи о своих мыслях и наблюдениях.

Кристэль откинулась назад, оперлась на руку.

Волосы рассыпались по плечам.

– А я просто устала. Хотела привести мысли в порядок.

– И не побоялись передвигаться по незнакомому городу в одиночку?

Кристэль усмехнулась про себя, вслух же сказала:

– Мне показалось, что в этом городе живут достойные люди. По крайней мере, первые поселенцы мне показались таковыми.

– О, они никогда не пропустят ничего интересного в городе. – Скай улыбнулся. – Боюсь, я не смогу оставаться с вами долго, мисс Кристэль. Но я очень надеюсь, что мы еще увидимся.

– Непременно, – улыбнулась Кристэль, немного разволновавшись. – До свидания.

– До свидания.

Скай ушел, а Кристэль с тревогой смотрела ему вслед. Его походка, движения, интонации голоса, манера говорить, взгляд, рассуждения…

Она говорила с ним совсем недолго, но…

Кристэль тревожно заерзала на месте. Что-то было не так. Совсем не так. И она не могла понять, что именно не давало ей покоя.

Этот юноша… он вел себя вполне естественно. Все, что он сказал или сделал, вступив на полянку, принадлежало ему. Была в нем какая-то притягательная сила…

Кристэль закусила губу. Она поймет, обязательно поймет, что здесь не так.

А сейчас пора отправляться домой…

Кристэль покинула полянку также неслышно и незаметно, как и пришла.

Багровая ночь душила прохладу. Солнце, окрашенное в кроваво-красный цвет, из последних сил цеплялось за горизонт. Море вскипало, как кислота, пузырилось, пенилось, шипело, соприкасаясь с солнцем.

Могилы нориджского кладбища испуганно жались к часовне, которая злобно оскалилась, реагируя на приближение двух человек. Они были закутаны в темные плащи с капюшонами, их лиц не было видно. На запястьях рук и ног поблескивали серебряные браслеты. В небе не было луны, темная непроглядная ночь освещалась редкими звездами. Первый человек залил склеп снаружи по периметру святой водой, после чего перешагнул порог. В руке у него был самострел, заряженный деревянными стрелами. Что-то внутри застонало протяжно и тоскливо.

Человек вздрогнул и поежился.

– Не нравиться мне все это… – шепотом сказал он своему спутнику, после чего достал белый мел и начал рисовать изнутри на стенах склепа ритуальные древние руны.

Второй человек держал наготове арбалет и внимательно осматривался.

– Поторопись, – сказал он, и в голосе его слышалась тревога. – До полуночи пара минут…

Внезапно, как и многие ночи до этого, все вокруг преобразилось и стало до нереальности прекрасным и чарующим.

По возникшей из воздуха лунной лестнице в склеп спускался человек античной божественной красоты.

Поздно, слишком поздно он заметил сковывающие его знаки на стенах и удерживающую от превращений святую воду.

Взвыв от ярости, как раненный зверь, Адриан кинулся на незваных гостей, но спущенная с арбалета деревянная стрела пригвоздила его прямо к полу, заставляя корчиться в судорогах.

– Вот мы тебя и поймали, – удовлетворенно сказал один из людей. – Столько лет поиска и охоты – и вот ты наш…

Адриан зарычал по-звериному дико и яростно, когда один из людей подошел к гробу и заглянул внутрь.

– Только тронь ее, – вкрадчиво сказал он. – И я заставлю тебя корчиться в муках вечность…

Человек усмехнулся и приподнял девушке верхнюю губу. Судя по клыкам, ей было не более двух лет, а умерла она на заре девятнадцати лет. Совсем слабая.

О, да. По сравнению с Адрианом она была не просто народившимся младенцем, а едва сформировавшимся зародышем.

– Любовь слепа, – прокомментировал человек. – Она сделала тебя уязвимым.

– Если хоть волос упадет с ее головы… – зарычал Адриан.

– Да что ты? – удивился человек и резко за волосы поднял Кристину из гроба.

Та застонала хором тысячи страдающих голосов.

– Смотри, – прошептал человек… – И помни это вечность…

Широко распахнутые от ужаса глаза Кристины видели как человек в безумном приступе ярости отсек Адриану голову деревянным кинжалом, и та полетела, разбрызгивая кровь. Открытые от изумления глаза Адриана застыли такими навеки.

Кровь лилась рекой, склеп вновь превратился в заброшенный, чары спали со смертью Адриана.

– Тебе повезло, что ты слабая… – с презрением сказал человек. – Мы охотимся только на таких монстров, как он… идем отсюда! Альварадо потребует доклад, забери его голову…

И они ушли, оставив потрясенную, онемевшую и ослепшую от горя и боли Кристину распластанной на холодном полу склепа в объятиях мертвого тела Адриана…

Он не успел ей сказать ни слова…

Он не успел сказать ей «люблю»…

Его глаза больше не излучали теплый фиалковый свет…

Его губы больше никогда не прижмутся к ее…

Катрина закрыла дрожащей рукой измученные фиалковые глаза Адриана, из которых жизнь ушла навсегда…

Все вокруг вдруг стало пустым, глухим и нереальным.

Она крепче прижала к груди тело Адриана.

Изнутри ее разрывала боль, ненависть и ярость. Она хотела убить себя смертью в тысячу раз более мучительной, чем умер Адриан… она хотела к нему, туда, куда ушел он, быть вместе с ним, всегда, навсегда…

Боль от потери Адриана была невыносимой. Катрина задыхалась от слез, боль становилась все сильнее, заполоняя все сознание, становилась ощутимой физически. Ей хотелось кричать и извиваться, корчась на холодном полу склепа. Грызть его зубами, разбивать руки в кровь, царапать себя, разрывать на части собственное тело.

Она задохнулась и упала на землю, скорчившись и обняв руками колени. Она ослепла от боли, не чувствовала ничего, даже своего тела. Пропало ощущение всего, весь мир сосредоточился в одной-единственной пульсирующей болью точке.

Кровь заливала ее руки и платье, она думала, что так ненавидеть невозможно, но она ошибалась.

Их она ненавидела. Так сильно, что кровь миллиона человек не могла усмирить ее ненависть.

Ее ярость.

И боль.

Кристэль потрясла головой.

Еще один кошмар. Вся ее жизнь вереница мучительных кошмаров, вьющихся нескончаемой чередой.

Они окружают ее, будто бесплотные призраки, и каждый напоминает о себе, касаясь ее холодными пальцами в ночное время суток, когда она не властна над своим разумом.

Кристэль поежилась и встала с кровати, чтобы налить себе стакан воды и промочить пересохшее горло.

Она коснулась рукой щеки. Мокрая. Во сне по ее щекам катились слезы.

Девушка залпом осушила стакан и налила себе еще. Присела за столик, вгляделась в измученное бледное отражение.

Лунный свет просачивался сквозь неплотно задернутые шторы, пронизывая воздух призрачным светом. В этом свете кружились невесомые пылинки, поднятые ею, когда она спрыгнула с кровати.

Кристэль положила подбородок на руки.

Нет смысла мучить себя болезненными воспоминаниями об Адриане. Лучше она сделает вид, что ей ничего не снилось, тем более, что Адриан умер совсем не так. А завтра, так уж и быть, она навестит этих Альварадо.

Неожиданный резкий короткий звон заставил ее обернуться. В оконное стекло прилетел мелкий камешек, ударился об него с тихим «дзынь» и улетел вниз.