Но на Нориджском кладбище обитали и более свирепые и могущественные существа, воплощавшие в себе абсолютное зло…

Туман просачивался меж деревьев, молодых, стремящихся в небо, покрытых темно-зеленой бархатной листвой и старых, криво сидящих своими узловатыми лапами в нориджской земле.

Старые деревья недружелюбно и неохотно пропускали туман в свое самое священное место, в свою крипту – заброшенное и всеми забытое Нориджское кладбище.

Когда-то, много столетий назад, когда Норидж только зарождался, когда только был заложен первый камень, тогда появилось и кладбище.

Туман помнил это.

И кладбище помнило.

Туман полз… извивался… впивался в сырую прогнившую землю своими бесплотными жемчужными пальцами.

Вокруг были покосившиеся, мрачные, затянутые паутиной, грязью и гарью, от древнего пожара, надгробия с начертанными на них именами давно забытых людей, чьи кости давно обратились в прах. Были здесь и мраморные гробницы, разбитые и развороченные неведомой силой, и упавшие, прогнившие деревянные кресты, и слепо и злобно скалившиеся памятники.

Но туман стремился дальше, к темнеющей в центре кладбища черной громаде, возвышающейся зловеще и покровительственно, к которой жались маленькие одинокие могилы.

Туман полз дальше…

Еще ближе…

Еще чуть-чуть, и он различил, что это большой, сложенной из черного раскрошившегося камня, склеп, с незрячими безликими окнами, провалом крыши и негостеприимно распахнутыми дверями.

Туман спешил.

Близилась полночь.

Он проскользнул в капеллу. Углы ее, потолок, и окна были покрыты сажей и гарью, затянуты комками старой паутины, здесь же поджали лапы несколько мертвых пауков.

На полу были повалены две разломанные статуи с отбитыми руками и головами. Искореженные подсвечники валялись здесь же, прикрытые слоями паутины.

Темно…

Но туман различал гнилостный запах, идущий от преющих на холодном камне листьев, заброшенных сюда ветром.

На возвышении посреди капеллы стоял вытянутый прямоугольный гроб с покосившейся крышкой. От некогда прекрасной обивки не осталось и следа, лишь виден изнутри краешек красноватой материи и несколько истлевших лепестков какого-то цветка.

Туман затаился в углах, ожидая…

Луна заглянула в злобно оскалившиеся осколками витражей пыльные окна, – полночь.

Внезапно все вокруг преобразилось. Лунный свет залил мраморные стены капеллы, нигде нет даже намека на грязь и паутину, сверкающий в лунном свете пол усыпан благоухающими лепестками белых и алых роз. У входа замерли статуи двух ангелов, скорбно склонивших свои кудрявые головы. Возле гроба стояли два, сияющих начищенной бронзой, подсвечника, горевшие свечами.

Но больше всего преобразился сам гроб. Его обтягивала ярко-красная атласная обивка, отороченная пунцовым бархатом, крышка откинута и прислонена рядом. Внутри, на алом покрывале и карминовой подушке лежала девушка в белом платье. Она была не просто красива, она являла собой саму красоту, само совершенство, рядом с ней мерк даже лунный свет и блеск драгоценных каменьев. Ее маленькие белые руки были сложены на груди. В них зажат цветок алой розы. На пальце ее поблескивал перстень с большим рубином. Изящная шейка и маленькая головка покоились на шелковой пунцовой подушечке. Ее золотисто-каштановые пышные волосы короной уложены вокруг головы и скреплены венком из алых роз и нитками жемчуга.

Прекрасные глаза закрыты и видны только синие прожилки век и черный бархат длинных ресниц. Маленький нежный как розовый бутон ротик чуть приоткрыт, и видны ровные жемчужные зубки. Лунный свет падает на нежную белоснежную кожу щек и скул красавицы через витраж и создает видимость свежего, застенчивыми цветками распустившегося румянца. Кажется, красавица вот-вот вздохнет и откроет глаза.

Ветер дохнул и подкинул в воздух горсть лепестков, и те закружились, танцуя в столбе лунного света. Но что это? Кружатся, кружатся лепестки, образуя собой человеческую фигуру. Еще мгновение – и вот уже не лепестки танцуют в лунном свете, а прекрасный юноша спускается в капеллу по лунной лестнице. Он красив, как античный бог. Одет в немного готический черный сюртук со стоячим воротником. Под сюртуком видны белые кружевные манжеты с бриллиантовыми запонками, и такое же белое кружевное жабо. На пальцах сверкают перстни с драгоценными камнями. У этого человека мужественные черты лица, волевой подбородок, прямой греческий нос, бархатный теплый взгляд фиолетовых глаз. Черные кудри аккуратно уложены и завиты, он ведет взглядом по капелле. И вот обращает его на юную красавицу, чья жизнь жестоко отнята судьбой. При виде ее нежного свежего лица взгляд человека наполняется любовью, и он склоняется перед красавицей, преклонив одно колено. Он нежно и заботливо накрывает ее белые, сжимающее розу руки своей сильной большой ладонью и целует красавицу прямо в приоткрытые алые губы. Секунды тянутся вечностью… но вот красавица вздыхает и открывает свои сверкающие черные как два агата глаза.

– Кристина, любовь моя… – шепчет мужчина. – Наше время пришло!..

– О, Адриан… я так долго ждала тебя!.. я истомилась, лежа в этом узком и тесном гробу.

– Пойдем же, возлюбленная моя! Ты проведешь эту ночь в моих объятиях!..

Адриан помогает Кристине выбраться из гроба. Целует ее в обнаженные белые плечи. И вот, тесно обнявшись, они летят в лунном свете над лесом, растворяясь в ночи.

Туман ждал.

И вот, в самый глухой ночной час, когда спит вся Англия, объятая темной ночью, они вернулись.

Губы и подбородок красавицы испачканы алой кровью, но она улыбается. Она счастлива, потому что он рядом. В ее улыбке сверкают два белоснежных острых клыка.

Адриан целует Кристину в губы, подхватывает ее на руки и опускает прямо в ее алое ложе.

– Тебя пора, любовь моя, – говорит он. – Ты еще слишком слаба и беззащитна, но скоро мы будем вместе…

Она улыбается и закрывает глаза.

Адриан вкладывает в ее руки алую розу, опять целует ее и…

Видение исчезло, обратившись в прах.

В склепе снова темно и сыро, снова слышен сладковатый запах гниющих листьев. Снова возвышается в центре разбитый, затянутый полуистлевшей тканью и паутиной гроб. Снова видны пыль и мертвые пауки.

Что это было?

Истина?

Или просто сон, приснившийся древнему кладбищу?

Туман отползает.

Он вернется сюда снова… следующей ночью

Он всегда возвращается, чтобы снова и снова увидеть двух безумно любящих друг друга вампиров…

– Господи, что это было?! – чертыхнулась Кристэль и проснулась.

Солнце заливало светом узкую полоску в комнате, просачиваясь сквозь неплотно задернутые шторы.

Было раннее утро. Она проспала сутки?! Неудивительно, с такими то снами…

Уже очень, очень давно он не снился ей. И вот опять…

Кристэль свернулась в клубочек под одеялом, зарывшись лицом в пуховую подушку.

Ее любимый Адриан… судьба отняла его у нее. Навсегда. А все эти проклятые охотники! Проклятый Кассиан! Проклятые Альварадо!

Девушка в сердцах ударила рукой по подушке.

Она уже двести лет ищет их, и никак не найдет. Кто эти Альварадо? Безусловно, охотники. Дилетантов Кассиан бы не нанял. Но больше она ничего о них не знала, и весь мир перевернула в их поисках!

Девушка бросила подушку на пол, та ударилась о туалетный столик, и его содержимое со звоном и грохотом посыпалось на пол.

– Ты что это здесь подушками кидаешься? – дверь отворилась и в комнату вошла Пейдж.

– Настроение плохое, – проворчала Кристэль.

– Почему? Ты же только что проснулась?

– Кошмары мучали. Воспоминания минувших лет.

– Тогда я знаю, как поднять твое настроение, – Пейдж подошла к окну и раздвинула шторы.

Комнату залил яркий солнечный свет, заставивший Кристэль зажмуриться.

– И как же?

Пейдж подняла брошенную на пол подушку и положила ее обратно на кровать.

– Ты заспалась. Я уже успела пройтись по городу, купить местную газету и навести кое-какие справки.