На миг в его голове рождается, кажется, гениальная мысль: выдать ребёнка за саскиного. Пусть он падет в глазах возлюбленного, но их малыш будет жив, а Учиха ради друга согласится даже на подобную авантюру… Но сразу же отметает эту мысль, как рожденную в хаосе панического страха. Хьюго потребуют экспертизу – это факт, который ведет за собой последствия. А если ребёнок будет копией Нейджи? А как же чувства и отношения Саске и его цветка? Разбить пару и растоптать их любовь ради собственной выгоды? Нет, на такое он не пойдет, даже если будет на грани отчаяния и безысходности.

Дрожащими руками цепляется за раковину.

- Думай, жалкая омега, - приказывает себе, глубоко и надрывно дыша. – Думай за себя и своего ребёнка. Думай сейчас, если не хватило мозгов подумать до того, как ложиться под альфу, - но в голове ни одной мысли. Он мечется от крайности к крайности, принимая решение то сейчас же бежать, уповая на «авось», то рассказать все Нейджи, поверив в его чувства.

Глухо смеется. А есть ли у альфы чувства к нему? Он – выгодное приобретение. Слепое и безмозглое, раз не вынес урока из предыдущего опыта. Для Нейджи он – любовник, старая, попользованная омега. Единственное, что в нем ценно, это наследие Третьего – жалкое и зыбкое, едва треплющееся. Был бы сильным – сам бы справился и с бывшем мужем, и в нынешней ситуации, а не думал бы о том, кому поплакаться первому – Учиха или же Нара? Безнадежная, отчаявшаяся омега, готовая на все ради малыша под своим сердцем.

- Суйгетсу… - его обнимают со спины. Омега вздрагивает, трепыхается, вырываясь.

- Прости-прости, - шепчет альфа, ещё крепче прижимая его к своей груди. – Я не хотел тебя напугать, а вот сам испугался, - хмыкает, глубоко вдыхая запах его волос.

- Почему? – омега замирает. Даже не дышит, боясь. Ему кажется, что сейчас альфа почует, почувствует, ощутит. Съеживается в кольце сильных рук, и желая, и боясь этих собственнических объятий.

- Не знаю, - пожимает плечами, прикасаясь губами к его обнаженному плечу. – Проснулся, а тебя рядом нет. Такая паника накатила, словно я потерял тебя безвозвратно. Сам не понимаю… - встряхивает головой. – Может, приснилось что-то эдакое.

- Не бери в голову, - осторожно накрывает ладони альфы своими. Внутри его колотит. До сиплого голоса и выступивших клычков. Ведь он и подумать не мог, что связь между ним и альфой столь тесна. Обычный секс и даже вязка ни к чему не обязывают, а вот чувства… Но кроме привычной заботы, нежности, уважения со стороны альфы не исходит ровным счетом ничего. Если причина в общем ребёнке, то у него ещё меньше времени, чем он думал.

- Нет, - категорично, разворачивая его лицом к себе. – Я чувствую, что с тобой что-то происходит, но никак не могу понять – что. Не расскажешь? – серые глаза смотрят так, словно заглядывают в само сосредоточие. Может, и правда, поддаться этой участливости, ведь у него нет причин думать о Нейджи плохо. Альфа всегда был добр с ним и обходителен. Да, слегка нагловат и перебарщивал с напористостью на первых порах, но ему кажется, что за эти месяцы мальчишка действительно стал мужчиной, окружив его вниманием и… подобием отношений. Все-таки они всего лишь любовники, а по документам ещё даже неофициальные.

- Да так, - отводит взгляд, запоздало вспоминая, что, лгучи, желательно смотреть в глаза, - прошлое тревожит, - как аргумент, проводит рукой по огрубевшему шраму на груди. – Я тебе не говорил, но он умер не так давно, а ощущения такие, словно метка все ещё на месте, - чуть морщится. По сути, не совсем и лжет: шрам, и правда, тревожит, зудя и пульсируя жаркой точкой. – Муторное и неприятное ощущение.

- О подобном не стоит молчать, Суй, - нежно прикасается к его губам. – К тому же, я поспрашивал специалистов: я, как более сильный альфа, могу стереть этот след своей меткой.

- Меткой?! – упирается ладонями в плечи альфы. Наверняка, его взгляд сейчас всполошено мечется, а от ритма сердцебиения только и того, что эхо не расходится. – На мне? Любовнике?

- А почему нет? – лукавая улыбка, словно Нейджи и не говорит сейчас о каких-то запредельных, фантастических вещах. – Ставить метки на любовниках не запрещено, просто альфы предпочитают этого не делать из-за своей… – цокает языком, подбирая, скорее всего, оправдывающее слово, - капризности, а лично я никогда не был капризным. К тому же, ещё на нашем первом свидании говорил, что подле меня будет всего две омеги – моя жена, Хината-химе, и ты, Суйгетсу, как официальный любовник. Понимаешь? – аккуратно касается его подбородка. – Всегда, что и будет подтверждено метками.

Суйгетсу не знает, что ответить. Теряется, пытаясь взять себя в руки и не разрыдаться в порыве чувств. Понимает ли альфа, на что он его обрекает такими речами? Понимает ли он, что, даря одну надежду, он убивает другую? Неужели не думает о том, каково будет ему, омеге, которого, скорее всего, стерилизуют после метки, растить детей своего возлюбленного и его жены, как родных? Это жестоко, Нейджи, очень жестоко.

- Я могу над этим подумать?

- Да, конечно, - Нейджи отвечает с заминкой. Наверное, он был уверен в том, что омега примет столь щедрое предложение. Суйгетсу думает о том, что им, альфам, не знающим, что значит дать жизнь, не понять, насколько это важно для каждой омеги. Суйгетсу абсолютно уверен в том, что он выберет ребёнка.

Поцелуи возлюбленного пьянят. Он отвечает с каким-то неестественным, жадным голодом. Буквально набрасывается на альфу, будто чувствует, что это их последняя близость. В любом из возможных для него исходов. А Нейджи так нежен и заботлив, что остужает его пыл своими неторопливыми ласками. Подымает его на руки и относит обратно в постель. И не докажешь ведь, что на носу событие мирового масштаба – презентация новой модели «Bashosen». Не хочется доказывать. Не сейчас, когда почти что слышишь в страстном шепоте столь желанные слова:

- Суйгетсу, я…

- Суйгетсу, я сейчас вышибу эту дверь! Предками клянусь! – омега вздрагивает, судорожно прижимая к груди дорожную сумку.

Он не успел – эта мысль загнанной в угол добычей мечется в голове Ходзуки Суйгетсу. Поддался каким-то обнадеживающим порывам после столь страстной и чувственной ночи, пустив все на самотек, а, когда опомнился, драгоценное время уже безвозвратно утекло. Поддельные документы он сможет забрать только завтра, а в офисе ещё даже заявление на расчет не подал. Все откладывал, так и не найдя в себе силы отринуть наипростейший вариант – доверившись, рассказать обо всем своему альфе.

И все же он, Ходзуки Суйгетсу, безнадежен. Уклонялся от встреч, сетуя на занятость, и тщательно закрывался, дабы скрыть истинное положение вещей, но у судьбы он явно не в фаворитах, раз Нейджи таки что-то заподозрил. Кажется, ощущение, что его сопровождают до дома от самой станции метро, не было беспочвенным. Он поступал, как трус, чем, скорее всего, себя и выдал.

Бежать! Поддаваясь очередному порыву, омега кидается на балкон. Пожарная лестница почти рядом – всего-то надо ступить на перила и уцепиться за её поручни. Но сумка кажется непомерно-тяжелой, хотя в ней лишь самое необходимое, а сердце попеременно бухает то в боку, то в висках. Если бы он рисковал только собой, омега даже не задумывался бы: упал бы и расшибся – значит, такова его судьба, - но ребёнок… Суйгетсу отчаянно хотел, чтобы его малыш жил.

Ради этого… ради своего ребёнка… он делает шаг вперед, приказывая себе не зажмуриваться. Он должен видеть цель, стремиться к ней, а не сигать в пропасть. До скрипа стискивая кулаки на перилах, омега беззвучно смеется. Он уже шагнул в пропасть, пропасть безнадежных, безответных, безвозвратных чувств, из которой теперь пытается выкарабкаться на поверхность. Если бы только сердце могло так просто отпустить свою вторую половинку.

Поудобней закидывает сумку за спину, надевая ручки, словно рюкзак. Упирается в перила, подтягиваясь. Главное, дотянуться до лестницы, а путь вниз он уж как-нибудь преодолеет.

Ему не страшно. Ни капли. Даже когда подошва начинает скользить по гладкому металлу. Совершенно не страшно смотреть вниз, на влажный асфальт и разбросанный у бака мусор. Абсолютно не страшно запрокидывать голову в небо и ловить пальцами воздух. Не страшно отринуть борьбу и отдаться на волю дождя и ветра.