Итачи согласен с её величиной. Аки Бездна. Потому, что их обоюдная Первородность не оставляет ни шанса на какие бы то ни было отношения. Но в таком случае, какого демона Бездны вертихвост Китсунэ благословил их союз, оставив на сущности каждого из них отпечаток своего священного пламени? Сущность взволнованно шуршит крыльями. Ей все равно. Она, сущность самого Десятого, этим совершенно не возмущена. Его глупый отото был абсолютно прав, когда настаивал на том, что этому чувству, чувству истинности, невозможно сопротивляться.

- Я хочу её увидеть, - заявляет категорично, захлопывая крышку ноутбука. – Предоставленные тобой, Итачи-сама, материалы, конечно, ценны, но я не могу работать с абстракцией. Мне нужно, - на секунду взгляд меняется. Альфе кажется, что за этой мимолетной теменью синевы скрыта какая-то просьба, - самому почувствовать то, что я должен донести покупателю.

- Конечно, - подымается. Удивленно смотрит на горку оберток съеденных ими конфет. Улыбается такой простоте в общении с омегой, хотя простыми эти несколько часов в обществе Дейдары Намикадзе сложно назвать. – Сейчас же и поедем.

- Отлично, - спорно натягивает легкую кожаную куртку, высвобождая длинный хвост. Куртка облипает стройное тело, издевательски повторяя каждый его изгиб. Как и узкие джинсы.

Каждый раз, когда омега поворачивался к нему спиной, альфа спешно отводил взгляд, дабы не сметать собственное самообладание. Современные омеги в большей степени считают себя мужчинами и никак не соотносят себя с женщинами. Итачи знает всего одну омегу мужского пола, которой плевать на этот стереотип. Теперь двоих. Полусапожки на невысоком каблучке очень подходят такой искусной, искушающей омеге, как Намикадзе Дейдара.

- Если кот за порог, то мыши не обязаны пускаться в пляс, - предупреждает своих подчиненных и те синхронно, словно болванчики, кивают головами. Итачи чувствует удивление, зависть, умиление, одобрение и ещё много эмоций, сплетающихся в единую эфирную дымку.

В какой-то мере он и сам не понимает, почему такой видный омега, как Дейдара, в свои двадцать семь ещё без мужа. Хотя бы без любовника. Как альфа, имеющий виды на эту омегу, он более чем доволен подобным раскладом, но, как Учиха, что-то подозревает. К тому же, омега не девственна. Омега это не скрывает. Не считает нужным потому, что ей опять-таки плевать на общественное мнение, но и напоказ не выставляет. Итачи только сильнее сжимает кулаки, пытаясь не думать о том, что, будь он порасторопней, Дейдара стал бы его ещё лет десять назад, и они бы не упустили столько бесценного времени.

- Итачи, скажи, это только потому, что меня считают профессионалом своего дела? – спрашивает уже в машине. На безопасном расстоянии от чего-то, когда они только вдвоем.

Альфа сразу же чувствует эту перемену. В голосе. Во взгляде. Сущностно. И снова удивляется тому, столь искусен этот омега в своей игре. Он хотел джокера? Он его получил. Знать бы только, что с ним теперь делать.

- Отчасти, - он не может ответить ни да, ни нет. Боится сделать неправильный выбор. Он, Учиха Итачи, гордость своего клана и исключение из всех правил. Саске – тоже гордость и исключение. Но ему ещё нужно подрасти, дабы понять сущностную суть этих слов. Понять суть крыльев за его спиной. И цепей, на которых стоит его, братская, печать создания.

- Знаешь, - смотрит на него взволнованно, чуть покусывая нижнюю губу, - я могу ответить тебе так же, - у альфы такое ощущение, что на него сперва вылили ушат ледяной воды, а после бросили в кипяток. Так воспринимаются эмоции омеги, когда он не прячет их за чертой.

Он отчаянно хочет знать, что решил Дейдара. А Дейдара что-то решил. Без него. Руководствуясь чем-то. Хотелось бы знать – чем. Итачи думает о том, что не смирится с отрицательным ответом даже тогда, когда омежья черта наследника Девятого разорвет его в клочья. И ни при каких обстоятельствах не применит Мангекё. Если любовь или даже ненависть, то только настоящие, а не навеянные дурманом его сущностной силы.

Остаток довольно-таки длинного пути они проводят в молчании. Дейдара сперва о чем-то думает, а после достает телефон, наушники и углубляется в слушание чего-то. Подобное можно расценивать как неуважение, но стоит бросить всего один взгляд, чтобы понять, что это важно.

Омега сперва упорно тыкает пальчиком в сенсорную панель. После хмурится. Изредка кивает головой или же отрицательно, категорично машет ею. В какой-то момент он снова поддается слабости и заправляет длинную прядку за аккуратное ушко. Омега резко оборачивается. Его взгляд смягчается, улыбка становится смущенной и чуточку нежной. Щемящая боль разливается в груди. Ползет от сердца к средоточию сущности медленной, раскаленной лавиной. Слабости всегда имеют привкус боли. Ему, как наследнику Учиха, стоит это запомнить.

Дейдара, похоже, находит то, что искал. Вскидывается на сидении так резко, что Итачи едва по тормозам не бьет в порыве. Этот омега если не сведет его с ума, то доведет до нервного срыва точно. Взгляд омеги отсутствующий. Такое впечатление, что именно в этот момент он что-то видит своим внутренним взором. Видит то, от чего его омежья черта на миг исчезает полностью. Итачи подавляет в себе приступ очередной слабости и просто ведет машину дальше.

Дейдара откидывается на спинку сидения, прикрывает глаза. На его губах довольная, предвкушающая улыбка. Итачи кажется, что омега только что нашел вариант разрешения той проблемы, над которой уже более месяца корпел весь рекламный отдел «Bashosen», пусть и не понимает, как это может быть связанно с какой-то песней. Остается только положиться на личностные принципы омеги, которые не позволяют ему выполнять свою работу плохо или недобросовестно.

- Это просто шикарно! – выдыхает омега, как только они входят в ангар. – Серьезно, Итачи, - прикасается к гладкому, блестящему капоту алой красавицы, любовно скользя по нему ладошкой, - если у меня хватит денег, эта будет моей.

- Если рекламная кампания пройдет на ура, она будет твоей и так, Дей, - облокачивается о бок такой же красавицы, только черной, и смотрит на омегу. Дейдара прав: рядом с ним эта огненная «Bashosen-Sweet»* смотрится, как влитая. Именно так – машина рядом с омегой. Наверное, причина всему огненная сущность Девятого.

- А она пройдет, Итачи, - кивает, улыбаясь лукаво, словно лис, - так что готовь дарственную.

- Посмотрим, - отвечает уклончиво. Наблюдает. Омежка, словно это уже его собственность, бесцеремонно лезет под капот, что-то ворча о приводах, лошадях и системе впрыска. Открывает дверку и заглядывает в салон, снова чем-то восторгаясь. Кажется, тем, что салон не бежевый, а привычно-черный. Пожалуй, стоит отдать должное его отото за столь удачную идею относительно дизайна.

Итачи отводит взгляд. Омега слишком беспечен. Одной коленкой упирается в сидение, наклонившись и провоцируя его столь соблазнительным видом. Альфа даже не мыслил, что у него могут быть всякого рода фетиши. Например, на длинные волосы или же округлые попки, обтянутые простой джинсовой тканью. Куртка чуточку задирается, обнажает светлую полоску кожи и ободок темного белья. Именно этот контраст толкает его на очередную слабость.

- Учиха… – омежья черта бьет не хуже прямого удара под дых. Пожалуй, Намикадзе Дейдара – единственная омега, боль от сущностного давления которого он воспринимает, как желанное удовольствие. Сколь многого, оказывается, он о себе не знал. Или же во всем виноват этот соблазнительный наследник Китсунэ?

- Просто давай проясним все сейчас, - предлагает. Настойчиво и чуточку требовательно. Омега имеет полное право оттолкнуть его. Даже в суд на него может подать за домогательство. В ангаре они только вдвоем, а он прижимает свободного омегу к гладкому боку машины, упираясь в кромку её крыши. Мог бы – сжал бы в своих объятиях. Но слабостный порыв не настолько завладел им, чтобы действовать ещё и недостойно. По крайней мере, ещё более недостойно, чем он поступает сейчас.

- Отлично. Давай, - соглашается слишком быстро. Окутывает себя сущностным ореолом и складывает руки на груди. Может, он, и правда, поспешил. Может, за время сотрудничества позиция омеги смягчилась бы. Или же он сам нашел бы какое-то решение. Но все эти «но» или «может быть» слишком болезненны. Ещё более болезненны, чем их полное отсутствие, которое не предопределяет надежду.