— Похоже, ты плохо меня знаешь, вождь, — со вздохом отвечает Рэй, опуская глаза. Взгляд супруга, жадный и переполненный чувствами, смущает. Не лишает решительности, скорее вызывает уже знакомый жар во всём теле, когда дрожат ноги и алеют щёки, а внутри всё сжимается, требуя прильнуть к сильному телу, став беззащитным и податливым.

— Напротив, — переходя на шёпот, отвечает Арес, приподнимая голову супруга за подбородок. — Поэтому говорю сразу: никаких свидетелей. Я ревнивый и эгоистичный супруг. И у меня, — мужчина усмехается, — словно у молодого варза, сейчас поджилки трясутся.

— Будто я знаю, что мне делать в подобной ситуации, — ворча, отвечает Рэй, чуть хмурясь.

— Немного обождать, — отстраняя супруга, бросает вождь, спеша в ванную. — Всего-то пару минут.

Рэй лишь кивает и, когда остаётся один, обхватывает себя руками, вздрагивая. Стены комнаты вновь покрываются изморозью, а у его ног клубится снежная пыль. Даже зная, что Арес уже привык к подобным вывертам, Рэй всё равно чувствует неловкость. Пара минут на то, чтобы он успел ещё раз всё обдумать и… Передумать. Рэй знает, что супруг примет любое его решение.

Арес возвращается в спальню обнажённым и мокрым после спешного обливания холодной водой. Он тяжело дышит, осматривая комнату шальным взглядом. Волнуется и не верит, что всё происходит взаправду. Рэй нарушает традицию, сбрасывая из себя порядком надоевшую ему накидку, и, спешно преодолев разделяющее их расстояние, прижимается к мужу. Туника моментально пропитывается влагой, и юноша вздрагивает. Он так и не совладал с магией, и в комнате ощутимо прохладно, но тело его супруга горячее, к нему хочется прикасаться, скользя подушечками пальцев по литым мышцам и вдыхая щекочущий ноздри запах.

— Мой Сейри, — шепчет Арес, осторожно обнимая мужа и невесомо, слегка неуверенно касаясь губами его виска, на котором проступили рисунки изморози.

Уже после, когда туника будет сброшена на пол, а супруг недовольно ударит его сжатой ладонью по плечу, сетуя на то, что мужчина своим весом буквально вдавил его в постель, Арес улыбнётся и прильнёт к алым губам. Рэй ответит, смущаясь ещё больше, но после, отбросив все предрассудки и прикрыв глаза, обнимет мужа, зарываясь пальцами в его волосы. И даже тихонько рассмеётся, откидывая голову и подставляя шею для поцелуев, когда супруг, осмелев, примется ласкать его ещё усерднее. Он же всего-то обвил бёдра мужа ногами, чуть поёрзав. Всего-то провёл ладонью вдоль спины мужчины, рисуя на ней узоры снежной пыли, которые никогда больше не исчезнут, сплетясь с отметкой многоликого воедино.

— Тебе больно? — с толикой вины спрашивает Арес, круговыми движениями водя ладонью по пояснице лежащего на животе супруга. Тот более не стесняется своей наготы, уложив голову на скрещенные руки и смотря на него сквозь завесу белоснежных волос.

— Скорее непонятно, — честно отвечает Рэй, прислушиваясь к ощущениям в своём теле. — Не то чтобы это было плохо или же больно, просто… — юноша пожимает плечами. — Признаться, я и не рассчитывал на то, что получу удовольствие в свой первый раз.

— Ты задеваешь моё мужское самолюбие, Сейри, — притворно хмурясь, отвечает Арес. — И вынуждаешь меня это исправить.

— Уж прости, — Рэй, улыбаясь, касается лица супруга ладонью, — но с близостью придётся подождать.

— Ты наивен, Сейри, — целуя тонкие тёплые пальцы, с ухмылкой отвечает Арес, — и я этим воспользуюсь.

Когда муж нависает над ним, начиная целовать каждый сантиметр его тела, Рэй не сопротивляется, хотя и особым желанием не горит. Ему приятно внимание, нежности, ласки, и он просто уступает супругу. До тех пор, пока мужчина не приподнимает его бёдра, но при этом не перестаёт осыпать его ягодицы поцелуями. Рэй утыкается лбом в подушку и, сгорая от стыда, принимает каждую ласку и каждое прикосновение.

Наверняка Арес боится его потерять и поэтому действует столь нагло и обезоруживающе. Рэй понимает, кусая губы и сдерживая стоны, но говорить о том, что страхи супруга беспочвенны, не спешит. Даже Творцу потребовалась седмица, чтобы сотворить мир, им же, просто людям, порой нужна вся жизнь, а порой достаточно и мига, чтобы понять простые истины.

— Тай! — Роксан оборачивается, смеряя молодого расма прищуренным взглядом.

Он только что передал своих не шибко упорствующих в тренировках адептов Зеврану и, честно сказать, пребывал не в лучшем расположении духа, причём с самого утра. То ли из-за донимавшего его летнего зноя, то ли из-за наглого энареи, которого он вчера застал в своей постели и которого немедля выставил за дверь, то ли оттого, что сегодня поймал себя на том, что он уже больше недели не был в комнатах покойного супруга. Больше года прошло, но ещё ни дня, до этого момента, не проходило, чтобы он не посещал комнаты Таиса, чтобы не говорил с супругом, чтобы не тосковал по нему. Роксан знал, что рано или поздно его раны сердечные затянутся, но твёрдо был уверен в том, что забыть он не сможет никогда.

— Что там? — строго, даже не скрывая своего недовольства, спрашивает Роксан.

— Ромеи у ворот, — на выдохе отвечает расм.

— Так пропускай, — отмахивается Роксан, разворачиваясь и направляясь в карарес. — Наверняка очередная делегация к вождю пожаловала.

— Вообще-то вас просят, тай, — слегка неуверенно окликает мужчину расм.

— М? — Роксан вновь оборачивается, приподнимая бровь. Ромеев он, дело понятное, не ждёт, но и к тому, что в любой момент его вместе с отрядом призовут на запад, мужчине не привыкать. Наместника там Арес поставил хорошего — Абракса руководит жёсткой рукой и спуску соседям не даёт, — однако в землях князей порой бывает весьма неспокойно. Всё ещё много среди ромеев приверженцев кардинала, вот и приходится оказывать имперцам, согласно договорённости, посильную помощь.

Ромеи топчутся за воротами крепости и переступать её порог явно не собираются. Все всадники, ни одного пешего, из чего Роксан делает вывод, что путь до Бьёрна они преодолевали быстро и скрытно. В такую жару, если бы не крайняя необходимость, скакать во весь опор, о чём явно свидетельствует «мыло» на лошадях, не стали бы. Нет, это не посыльные западных князей: слишком уж столичный лоск дорогих мундиров бросается в глаза.

— Я Роксан, сын Сагара, — называет своё полное имя мужчина, внимательно присматриваясь к всадникам. Четыре на шесть — довольно странное построение для отряда, если, конечно, внутри этого панциря нет никакого двадцать пятого, не армейского лица. — Что привело вас к стенам Бьёрна?

— Приказ, не более, — цедит сквозь зубы вояка средних лет. — Сперва преклони колено и опусти голову, ард, а уже после подавай голос.

Роксан в ответ на этот выпад лишь фыркает. Как там говорил Арес? Щёголь? Вот и Роксан думает так же, с первого взгляда понимая, что не воины это — так, дворцовая охрана, даже не слышавшая, как поют клинки противников, схлестнувшихся в настоящем сражении. Такого, нанёсшего ему оскорбление, и на поединок чести вызывать только потехи ради.

— Нам не о чем говорить, — Роксан разворачивается с твёрдым намерением вернуться в крепость. Кто бы там ни приехал, а если он предпочитает прятаться, то пусть прячется дальше.

— Постой, ард, — к нему обращаются на ромейском, и Роксан, заинтересовавшись, оборачивается.

Панцирь расступается, и человек, сидящий на лошади и закутанный в походной плащ от макушки до пят, выступает вперёд.

Перед ним женщина — это Роксан понимает ещё до того, как всадник снимает капюшон, однако он не просто удивлён. Роксан поражён, обескуражен и выбит из колеи. У него дрожат ноги и спазмом сжимаются внутренности, щемит в груди и комом душит в горле: пусть сходство и не столь явное, но эти две родинки под нижней губой и глаза цвета серебра… Это насмешка многоликих и не иначе: женщина, так похожая на его возлюбленного, женщина, перед которой он готов стать на колени, признавая свою вину.

— Что привело вас в Бьёрн, графиня? — сглатывая вязкий ком, спрашивает Роксан на ромейском.