Малыш Неясми… Рэй, таки удостоверившись, что мальчик выжил, улыбнулся бы и вздохнул с облегчением, однако в своей ладони этот ребёнок крепко сжимал стилет. Такой большой для хрупкой руки энареи и тоже весь покрытый кровью. Карие глаза мальчика ошалело блестели, а взгляд был переполнен жаждой убивать. Убивать его, Рэя, клинком.

Изодранный зелёный плащ с золотистым витком виноградной лозы. На глаза принца навернулись слёзы, но почему-то они так и не скатились по щекам, застряв в глотке очередным комком горестной правды. Ромея и Арда были тайными союзниками, и его, вместе с другими родовитыми отпрысками, просто принесли в жертву. Как тот скот, который скармливают забредшим хищникам, дабы уберечь от их нападения людское поселение.

Матильда смотрела на него полными сожаления и вины глазами, и Рэй вдруг подумал о том, что кровавый мазок на её веснушчатой щеке придаёт рыжеволосой воительнице некоего магического шарма. Столь эпичный момент, а его голова забита глупыми мыслями. Рэй усмехнулся: а чего ещё стоило ожидать от того, чьё существование с самого начала было бессмысленным?

— Сдавайся, Йен, — это Матильда. Она ступила вперёд, непоколебимо и решительно. Уверенно подняла меч, направив его острие на Чёрного Паладина. Нет, на собственного брата. Рэй даже губу закусил, дабы не засмеяться: у Матильды рука не дрогнет, а у него дрогнула. Слабак, что тут ещё скажешь.

— Вот как? — Йен лишь бровь приподнял, продолжая улыбаться. — Я бы внял твой просьбе, дорогая сестра, однако из твоих уст это требование звучит смешно. Ты всего лишь пешка, за спиной которой прячется настоящая тёмная лошадка императора. Выходи, Босфорца! — Чёрный Паладин небрежно махнул свободной рукой. — Я более чем уверен, что ты прибыл лично, дабы своими глазами удостовериться в смерти того, кто представляет угрозу для столь обожаемого тобой императора.

Таис, всё это время лишь наблюдавший, затаившийся и выжидавший подходящего для ответного хода момента, вскинулся. В отличие от других, на одежде твёрдо сделавшего шаг вперёд мужчины не было ни капли крови. Безупречная осанка, прямой взгляд, небрежно-обманчиво отведённые назад парные клинки — в своё время Максимилиан Босфорца стал для него не только отчимом, но и учителем, примером для подражания, путеводной звездой, к которой все эти годы Таис пытался дотянуться. И вот сейчас Босфорца, ни капли не сомневаясь в своей силе и своих идеалах, выступил против врага империи, в то время как он, Таис Кревца, сын мага-отступника и беглой аристократки, прятался в тени врага, сомневаясь в каждом своём последующем шаге. И он ещё надеялся когда-нибудь достичь тех вершин, тень от которых затмила бы его происхождение, которое, словно клеймо, не смывалось даже с годами, будь он Багрянородным, Босфорца или же просто тысячным генералом.

Наверняка Таису только показалось, но вполне возможно, его и правда окликнули. Или же это было некое судьбоносное проведение, ведь когда юноша поднял взгляд, то больше не смог его опустить.

Роксан возвышался над всеми, и не только благодаря своему дюжему росту. Просто для Таиса весь мир резко сузился до одного-единственного человека, для которого не имело значения, Кревца он, Багрянородный или же Босфорца. Рядом с Роксаном он всегда мог быть просто собой, но всё равно упрямо оставался Таисом Босфорца, за время их супружества не услышав со стороны мужа ни единого упрёка по этому поводу.

— Ты та ещё заноза, Таис, — фыркнул Роксан, во весь свой могучий рост вытянувшись на постели.

Босфорца отвернулся, не собираясь смотреть на бесстыжего мужчину, не соизволившего прикрыть свою наготу. Отчасти юноша был и смущён: воспоминания этой ночи были слишком яркими, вгоняющими графа в краску и только усугубляющими его смятение. Оставаясь неприступным, холодным, расчётливым и преданным своей родине днём, ночью он не мог отвергнуть супруга, желая его и отдавая всего себя. Да, Таис не собирался упрямиться и сопротивляться, ведь участь супруга варвара была уготована ему изначально, но если с ролью постельной утехи он смирился, то принять чувства к врагу, постепенно заполонившие его сердце, не смог. Это была не любовь. Это было предательство.

— Кто бы говорил, — не без сарказма бросил Босфорца, ещё плотнее закутываясь в халат. — Почему бы тебе просто не оставить меня в покое и не уйти в свою комнату? Весь карарес уже шепчется о том, что я тебя приворожил. Ещё чего доброго устроят мне «ведьмин суд».

— О! — Роксан приподнялся на локтях, прищурив повреждённый глаз. Видеть им он-то видел, но очень плохо, а в темноте так вообще никак. Не самое приятное увечье для воина, да и шрам… Впервые Роксану хотелось не выставлять напоказ свидетельства его битв и побед в виде шрамов, а наоборот, хотя бы спрятать их под одеждой.

Например, тот, что от стрелы ирка на груди. Верховная авхат была уверена, что это многоликие отвели остриё от его сердца, сам же мужчина считал, что ирк-лучник просто оплошал. Многоликим нет дела до таких мелочей, им и в семимирье забот хватает, вот, видать, за неуважительное отношение к держателям столпов мира его и наказали, обезобразив лицо. Был бы его супруг обычным энареи, Роксан бы и не вспоминал об этом шраме, но Таис… Рядом с этим багрянородным Роксан чувствовал себя куда менее уверенно, чем то показывал.

— Кто-то в моей парсе мутит воду?

— Не то чтобы, — равнодушно ответил Таис, бросив мокрое полотенце прямо на пол, но так и оставшись у столика, рассматривая фрукты. Будто ему хотелось есть! На самом деле не хотелось возвращаться в постель, в объятия своего мужа, который мирился, но всё же был не доволен тем, что каждый раз после близости эори смывал с себя его запах. — Просто Майю искренне в тебя влюблён и ещё не теряет надежды стать хотя бы любовником.

— Глупый мальчишка, — с неким сочувствием бросил Роксан, садясь и всё-таки обматывая бёдра покрывалом. За эти несколько минут супруг ни разу не посмотрел в его сторону, очевидно придерживаясь ромейских правил приличия, а варзу так хотелось увидеть эти холодные глаза цвета серебра, в которых не так давно пылал огонёк раскалённого золота страсти. — Так ты ревнуешь, мой дорогой супруг?

— Ревную? — Таис искоса посмотрел на варза. — По-моему, я уже говорил тебе, что мне всё равно до того, сколько у тебя любовников или жён. Ты же сам прекрасно знаешь, что наш союз всего лишь часть соглашения между Ардой и Ромеей, так что смысла в том, чтобы быть супругами даже в таких, — юноша выразительно подчеркнул это слово, — нюансах, я не вижу.

— Ты так этого хочешь? — со всей серьёзностью спросил Роксан. — Чтобы я позабыл о твоём существовании и оставил тебя в покое? Так, как ты привык: в одиночестве, без опоры и защиты, полагаясь только на себя?

— Да, хочу! — не сдержавшись, всё же повысил голос Босфорца. — Чтобы всё было так, как я привык! Чтобы ты не вторгался в мою личную жизнь, в мои планы, в моё сердце, в конце-то концов! — юноша гулко ударил себя ладонью по груди, сжав ткань халата в крепком кулаке.

— Ты ничего не знаешь обо мне, Роксан, — опустив голову, пробормотал Таис, — так что брось свои попытки стать для меня тем, в ком я не нуждаюсь.

— Знаешь, Таис, — Роксан поднялся, но к мужу так и не приблизился. Изучил его достаточно за время их супружеской жизни, чтобы понимать, когда тот просто капризничает, а когда может и крепким кулаком приложить, — я вот всё думал, почему ты, имея статус, влияние, наречённую и ребёнка, будучи, в конце-то концов, в шаге от престола целой империи, согласился стать заложником и супругом врага. Что тобой движет, Таис? Не преданность родине, нет, — не дав юноше ответить, продолжил ард, словно просто размышлял вслух. — Это личные мотивы, которые ты прячешь даже от самого себя. Признай, Таис, что мне удалось покорить твоё тело и сердце, а я в свою очередь признаю, что заполучить твою душу мне не по силам.

— Почему ты не отступишь, Роксан? — с некой тоской спросил Босфорца. — Если знаешь, что я никогда не признаю своих чувств к тебе, почему просто не оставишь меня?