— Он есть… — Неясми так резко ухватил его свободной рукой за запястье, что Арес вздрогнул, чуть подавшись назад.
— Ход, — разлепив тяжёлые веки, сиплым голосом пробормотал Неясми. — Из колодца, под всем Бьёрном, прямо в спины ромеям.
Комментарий к Часть 4.
*Согласно одной из легенд о происхождении скифов, только младший сын Таргитая смог дотронуться к трем божественным дарам (плуг с ярмом, обоюдоострая секира и чаша), став первым и единым царем всех сколотов
========== Часть 5. ==========
Губы жгло, словно их измазали ядом. До дрожи в пальцах хотелось зачерпнуть полную пригоршню воды, щедро плеснуть себе в лицо, а после с неистовством тереть, ногтями сдирая кожу. Да что там лицо: если бы Рэй был хоть чуточку храбрее, он бы, не медля, сорвал с себя эти кричащие, девственно-белые тряпки, напрочь пропитавшиеся запахом другого мужчины, а после безжалостно драил бы всё своё тело.
— Если хоть взглядом сыграешь ненатурально, они все умрут, — предупредил его Йен, прежде чем они вчетвером в сопровождении ратников, несущих тело несчастного Нави, ступили на балкон.
После гибели маленького энареи, в которой он был виноват не меньше Йена, Рэй просто молчал и слушал. Подстрекаемый примером друга и брата, пытался переломить свой мягкий внутренний стержень, который на деле оказался твёрже камня, и посмотреть на мир более широко, не сквозь завесу дворцовой сытой жизни, а глазами воина и защитника, человека, на плечи которого возложена ответственность за судьбы других. Теперь, зная истинную суть брата, он не станет жалеть его, пытаться спасти его душу и уж тем более не будет плясать под его дудку.
Рэй твёрдо решил, что останется непоколебим даже под страхом смерти, — всяко смерть казалась юноше лучшим исходом, чем участь постельной игрушки собственного брата, — однако если его собственная жизнь была мизерно ценна, то жизни других энареи, беременной Славки и Таиса были куда важнее его единственной, мелкой душонки, которая в столь ответственный момент металась от слабости к слабости.
Он не понимал мотивов Йена. Даже поверхностно разбираясь в воинской тактике, Рэй признавал, что брату не стоит мешкать. Йен со своим малочисленным, если брать в расчёт всё ардское племя, отрядом не сможет держать оборону вечно, но о том, чтобы повернуть назад, в Ромею, Чёрный Паладин даже не помышлял. Более того, эта показная встреча с Кронзверем сперва была воспринята вессалийским принцем как нечто бессмысленное, угодное амбициям гордеца. Йену, и это было элементарно очевидно, нужно было до последнего скрывать свою персону, дабы враг продолжал оставаться в неведении по поводу того, с кем он имеет дело. Однако всё стало на свои места в тот момент, когда их с Аресом взгляды пересеклись.
— Мы же договорились, глупый брат? — шёпотом напомнил ему Йен, растянув губы в подобии улыбки, которая исказила его привлекательное лицо до хищной гримасы. — Всего лишь притворяешься моим, и с этого балкона наземь рухнет лишь одно тело.
Это было невыносимо. Отчего-то Рэй не мог взглянуть на Кронзверя, на лице будучи бледным, словно снег, но внутри пылая и сгорая от стыда. Да и не было нужды смотреть, ведь, как только пальцы Йена мёртвой хваткой впились в его бок, радость и надежда во взгляде карих глаз ардского вождя безвозвратно померкли.
Йен, словно зная о ни много ни мало судьбоносной ценности Сейри для всего племени и его вождя в частности, решил бросить ардам смачную кость раздора. Йен провоцировал варваров на контратаку — вот что понял Рэй в тот момент, когда мужчины перебрасывались короткими, но многое решающими фразами.
Фактически тот поцелуй, который Рэй толком и не помнил, ответив на него, подстрекаемый инстинктивным страхом, начал отсчёт до часа, когда арды начнут штурм, когда Арес придёт за ним. Кронзверь его не отпустит. Он — его Сейри, и только Аресу решать, жить ему, стать рабом или же умереть подобно бешеной собаке. Если раньше вессалийский принц думал, что высшей ставкой в этой партии была голова Кронзверя, то после столь показательного выступления понял, что трофеем был он сам.
Не нужна Йену ни голова Ареса, ни военные титулы, ни светская власть. Чёрный Паладин был одержим своим младшим братом, а всё остальное просто прилагалось.
И трюк удался. Арес, до этого наверняка подозревавший в измене Таиса, поверил в его переметничество, отвернувшись от него, бросив, клеймив предателем и вычеркнув из своей жизни. Рэй понимал, что он не в праве осуждать Ареса, по отношению к которому он сам вёл себя далеко не примерно, даже не пытаясь понять его, мужчину и вождя, но в то же время Кронзверя интересовало лишь его сходство с Сейри и совершенно не волновал он сам. Они оба по отношению друг к другу наделали много ошибок, которые Рэй понял только сейчас. Возможно, если бы он изначально жил лишь своим умом, не слушал Босфорца и изначально вёл себя как примерный заложник, то сейчас был бы рядом с Аресом, далёк ото всей этой крови, грязи, похоти и безысходности.
Но в таком случае все энареи уже были бы мертвы. Йен, не заполучив ни головы Кронзверя, ни тела брата, просто сжёг бы карарес и вернулся восвояси, дабы прийти ещё раз, но уже с багряным войском. Получается, произошло бы то, чего Рэй так отчаянно боялся: его единственная жизнь была бы обменена на десятки других.
Как говорил Клавдий, у палки всегда два конца, но только человек выбирает тот, на который он будет опираться. Как-то он, мальчишка, спросил мудрого наставника, что будет, если палку постоянно держать навесу, ведь тогда не придётся выбирать, на что Клавдий ответил, что далеко не всё в этом мире можно решить, придерживаясь золотой середины.
Рэй мудрецом не был. Юноша вообще казался себе потерянным котёнком, вокруг которого кружат голодные коршуны. Однако если сейчас в его руках и была эта невидимая палка, то стоило-таки упереться одним из её концов в земную твердь, и упереться крепко, намертво, пойдя до конца. Раз уж в глазах Ареса он предатель, то пусть так и будет: его чувства к этому мужчине были слишком сумбурны, чтобы понять, ненавидит он его, привязан ли к нему, ожидает ли от него помощи, сейчас бы в себе разобраться и понять, как не допустить того, чтобы вновь пролилась невинная кровь. И всё же…
Славке, заметно побелевшей в лице, позволили прилечь, и кроме приставленной к распахнутой двери извне охраны, в комнате больше никого не было. Только он и Босфорца, медленно вышагивающий у плотно зашторенного окна.
Зависть есть грех, однако Рэй завидовал Таису. Его цепкому уму, его жизненному опыту, его хладнокровию, ему всему, словно тот был недосягаемым идеалом мужа, воина и ромея. Завидовал тому, как на Таиса смотрел его супруг. По одному только тоскливому, но не отведённому ни на миг взгляду было понятно, что Роксан не верил в предательство своего эори, а если бы тот и оказался предателем, то не отвернулся бы от него, за секунды вычеркнув из своей жизни и из своего сердца.
Возможно, если бы они с Аресом не были столь эгоистичны, кто-то из них обязательно сделал бы шаг навстречу другому, и не было бы тогда ни брака по принуждению, ни позорного обряда консумации, ни взаимной неприязни. Рэй не утверждал, что такое ему по силам, но раз Таис смог как-то примириться, то и ему бы удалось. Если не ввиду каких-то чувств к Кронзверю, то памятуя об изначальной причине своего прибытия в Арду точно.
Пересмотреть своё не столь уж и далёкое прошлое оказалось довольно легко, однако изменить его уже невозможно, а вот будущее… Пусть Рэй ещё и не знал как, но чувствовал, что он на верном пути к тому зрелому себе, который всё это время призрачным силуэтом мерцал впереди, терпеливо ожидая, пока Рэй его нагонит.
— Таис, — Рэй подошёл к другу, перейдя на шёпот. Славка, даже если она не поймёт и половины, не должна услышать этот разговор, но и выйти в другую комнату возможности у них не было, — скажи мне, только честно, что происходит?
