— Рэй, — голос вождя не дрогнул, однако в ответ на звучание этого имени удар сердца тянущей болью разлился в груди. Неприемлемая в данной ситуации ярость, сжигающая ревность, злоба и даже обида — всё это вождь цепко держал в себе, не позволяя эмоциям взять верх над разумом, надеясь на то, что ему ещё выпадет шанс выплеснуть их. Первым от его руки падёт Чёрный Паладин, а после… После придётся решать, что имеет больший вес: ценность Сейри или же нанесённое ему оскорбление.
— Это невозможно! — Матильда резко поднялась, инстинктивно запрокинув руку за спину, но вместо привычно ложащейся в ладонь рукояти меча ухватив лишь воздух. — Кто угодно, но только не Рэй! Ты что-то путаешь, Кронзверь!
— Если я и спутал лично увиденный мной поцелуй с чем-то, — жёстко, чеканя каждое своё слово, начал Арес, — то у меня есть два свидетеля, которые подтвердят не только сговор твоих братьев, но и их греховную связь.
— Это уловка, — тяжело упёршись ладонями в стол, прошептала Матильда, смотря Кронзверю прямо в глаза. В их глубине была сплошная темнота. Нет, этот мужчина уже всё для себя решил, поэтому не станет слушать её, чужачку и сестру. Что бы там ни произошло между Зверем и её братом, похоже, увиденное цепко задело арда, глубокой занозой засев в его опалённом злобой сердце.
— Я уже давно замечала, что он смотрит на Рэя не так, как на других, но даже не мыслила… — Матильда задыхалась, понимая, сколько ей нужно сказать, но не находя подходящих слов, не в силах высказать то, на что она сама смотрела сквозь пальцы все эти годы. — Я думала, что он ненавидит Рэя, потому что тот признан королём как законный сын от своей любовницы, потому что отец любил и опекал Рэя даже больше, чем наследного принца. Я видела ненависть, которая могла угрожать жизни Рэя, но даже не подозревала, что за ней может прятаться нечто подобное, ведь Йен… — тяжело вздохнув, Матильда села обратно, по так и не изменившемуся в своём выражении лицу вождя поняв, что её слова так и не достигли его сердца. — Все знали, что Йен презирает плотские желания, из-за чего наш отец даже был вынужден отказать семье ещё в отрочестве помолвленной с ним девушки.
— Очевидно, вы заблуждались, — если эта женщина и хотела обелить имя хотя бы одного из своих братьев, то добилась она лишь обратного. Внимательно выслушав сбивчивый рассказ, Арес только убедился в том, что всё началось ещё в Вессалии, в каком-нибудь укромном уголке, в котором братья, предавшись страсти, обсуждали будущее целой империи и свою роль в его сотворении. Конечно, Сейри не походил на гения стратегии и тактики, зато у него на вооружении было не менее мощное, чем проницательный ум, оружие. Его красота и обаяние пленяли при первом взгляде на юношу, и тот, кто этим воспользовался, знал, на что делал ставку.
— Подумайте сами: сперва мальчик, которого никто не воспринимает всерьёз, выказывает столь ревностное желание стать заложником и мужем врага. После его вызывается сопровождать именно Чёрный Паладин, ведь так? — его слова были жалящими. Арес видел, как дрожат медные ресницы, прикрывая зелёные, словно изумруды, глаза, но щадить женщину он не собирался. Ни у кого из присутствующих в ответственный момент не должна дрогнуть рука: ни у сестры, ни у друга, ни у мужа.
— Всё это время, пока Рэй жил в моём караресе, он пытался выяснить наше прошлое, понять причину нашего прихода в Ромею, неоднократно упрашивал меня позволить ему обучаться всему ардскому и даже проник в дарс, где хранятся реликвии моего племени. Отчасти я тоже повинен в том, что нашему общему врагу удалось достичь своей цели. Я был покорён Сейри, однако понял, что вместо котёнка пригрел на груди змею только тогда, когда он остался в захваченном караресе, зная, что пути назад нет. В итоге в плену у паладинов около двух десятков энареи и примерно столько же, как я надеюсь, адептов, в обмен на которых они требуют мою голову к закату. К тому же ваш брат более чем чётко дал нам понять серьёзность своих намерений, бросив к нашим ногам тело двенадцатилетнего мальчика. В это же время ваш второй брат, тот, который Рэй, стоял возле Чёрного Паладина, рука об руку, разделяя его судьбу. Вы не считаете, что доказательств более чем достаточно?
Матильда низко склонила голову, так ничего и не ответив. Она не верила в предательство Рэя, однако спорить сейчас со Зверем было не только бессмысленно, но и неуместно. Неумолимо поджимало время, а зная Йена, труп ребёнка, демонстративно брошенный к ногам врага, — это лишь малое из того, на что способен этот человек. Тем более теперь, когда Йен был в шаге от того, чтобы заполучить то, что, похоже, стало его извечной страстью, — корона и Рэй.
— Ничего этого не было бы, если бы вы, Арес, придерживались изначального плана, а не поступали в угоду своим прихотям.
Второй человек, оставшийся в стороне и так и не снявший капюшон, впервые с момента начала столь напряжённой встречи включился в беседу. Его голос был ровным, уверенным, с лёгкой хрипотцой, но при этом не лишённым приятной слуху, аристократичной бархатистости. Арес, слышавший этот голос лишь единожды, всё равно узнал бы его даже из тысячи.
— Мой император заключал этот союз не для того, чтобы он рухнул, наткнувшись на первый подводный камень, — мужчина, ступив на свет, таки снял капюшон. — А мой сын жертвовал столь многим не только ради своей державы, но и ради твоего племени, Зверь.
Воспоминание было таким ярким, словно событие полугодовой давности произошло только вчера. Ромей, одинокий всадник в предрассветных туманных сумерках, наступивших после проливного грозового дождя, остановился у входа в их походный лагерь. Мужчина, в ответ на приказ дозорного безропотно отдавший свой меч и взамен потребовавший личную встречу с вождём.
Он говорил на ардском: далеко не идеально, но достаточно для того, чтобы понимать и изъясняться. На тыльной стороне его серебристого плаща скрестились чёрное и белое крылья, а на груди, поверх мягкого кожаного доспеха, крепилось распятье. В его голубых глазах не было и тени страха, когда мужчина ступил под свод шатра самого вождя. Его голос звучал мягко, но уверенно. Он сидел напротив, поджав ноги под себя, расслабленно, но в то же время готовый в любой момент обороняться до последнего вздоха.
Высокий, гибкий, грациозный и опасный, словно хищник. Его речи были уверенными, достойными того, чтобы их слушать и обсуждать, удивительно проникновенными и незыблемыми, словно камни, способные остановить поток кровавой реки, возведя мост между двумя противоположными берегами.
Его губы улыбались обманчиво вежливо, тонкие пальцы нарочито небрежно сжимали поднесённый в качестве угощения кубок, а волосы золотом рассыпались по широким плечам. «Natus ut primus sin», — гасила надпись на серебряном перстне, который на безымянном пальце правой руки носил, помнится, не снимая, граф Максимилиан Босфорца.
— Обстоятельства изменились, — порывисто бросил Арес. Всё это время, слушая женщину, он дожидался, когда же этот человек снимет капюшон и заговорит с ним. Может, ромейский император и был наивен и далёк от всех тонкостей управления столь огромной державой, но его первый министр, оставаясь в тени Багрянородного, был именно тем связующим канатом, благодаря которому Ромея ещё не развалилась на куски.
У Максимилиана Босфорца была железная рука и проницательный ум. Именно он, опираясь на зыбкие речи императора о всеми позабытом древнем пророчестве, сумел выторговать для Ромеи мирный договор с ардами, взамен предложив то, что им было нужно, — не меньше, но и не больше — и попросив об ответной, но жизненно важной для Империи услуге.
Кардинала нужно было уличить в измене, однако, несмотря на все усилия всё ещё верных императору подданых, глава церкви оставался безгрешен и безнаказан, только набирая силу, влияние и популярность среди простого народа. Адриан Босфорца превратил слово божье в свой меч, наверняка продумав план по захвату власти уже давно, когда принял решение отречься от графского титула и наследства в пользу младшего брата и принять сан.
