Помнится, Торстен что-то говорил о задетой гордости, сумятице и душевном раздрае в тот период, когда пытался принять то, что проникся чувствами к бете. Подложному бете, который на самом деле оказался нестандартным омегой. Понимаю, какой сумбур из чувств он сейчас испытывает — и разочарование, и облегчение, — однако как-то по-омежьи наивно надеюсь, что Фран почувствует нашу… Связь говорить глупо. Скорее, совместимость наших запахов и духа, хотя объяснил бы кто мне самому, что это означает.

Фран, приподнявшись на локтях, явно что-то хотел мне сказать. Его глаза в тот миг потемнели, и я, почувствовав себя обнажённым до самой своей омежьей душонки, вздрогнул. Впрочем, удачно списал этот тик на внезапно раздавшуюся трель звонка. Кому не спалось в такую рань, мне было всё равно. Успев натянуть штаны, я быстро полопотал к двери, сбегая. Кто бы ни был по ту сторону, но он явно предотвратил назревающую между мной и Торстеном ссору.

— С добрым утром, Панич, — прямо в лицо мне ткнули огромный букет роз, и я, не ожидав подобного и глубоко вдохнув, тут же чихнул. Знаете, как говорят: между Сциллой и Харибдой. Вот и я чувствовал себя так же, за огромным алым веником заметив распухшую морду лица Горана, а на своей спине ощутив тень могучей фигуры Франа.

— Кто таков? — Торстен сразу же, не позволяя даже пикнуть, прихватизировал меня, прижав к своей обнажённой груди. Откровенно говоря, альфа был обнажён полностью, и я, получается, своим задом прикрывал его пах. С приподнявшимся членом. Мои треники смазкой пропитались в считанные секунды. И стало так стыдно перед Гораном: ещё вчера я врезал ему за то, что тот меня домогался в почти приличной манере, а уже сегодня сучкой потек от одного только прикосновения другого альфы.

— Ухажёр, — бросаю нервно, выпутываясь из крепких объятий Торстена.

— Твой хахаль, Панич? — задаёт встречный вопрос Горан. Альфы, столкнувшись с языковым барьером, просто сверлят друг друга взглядами. Тяжёлыми и угнетающими, от которых у меня, находящегося на их пересечении, мурашки ползут по телу.

— Мой альфа, — такое чувство, что я стравливаю этих двоих. Двадцать лет не удостаивался столь щепетильного внимания противоположного пола, а тут сразу прямо в котелок страстей угодил. А ещё у меня течка, и если не совладаю с эмоциями сейчас, снова пущу в ход кулаки. Горану-то что, он парень бывалый, а вот Франу демонстрировать эту мою истирично-омежью сторону как-то неохота.

— В таком случае разбирайся сам, Свят, — небрежно бросает Торстен, в мой адрес и меня заодно, возвращаясь обратно в спальню, словно ему всё равно, что на его омегу претендует другой. Лично я ожидал громких разборок вплоть до применения грубой силы, так что поступком Франа был озадачен и неприятно удивлён. Я бы обиделся, если бы вовремя не понял, что таким образом Фран даёт понять, что доверяет мне. Интересно, был бы я типичной хрупкой куколкой, он бы загородил меня своей широкой спиной?

— Послушай, Горан… — пытаюсь подобрать слова для того, чтобы раз и навсегда спровадить этого альфу, а сам думаю о том, как бы поскорее снять мокрые штаны. И объясниться в Франом. Мне кажется, что он всё-таки приревновал, и его покладистое поведение — это всего лишь разумное затишье. Мы с Торстеном не настолько хорошо знаем друг друга, чтобы действовать опрометчиво.

— Что, без вариантов, да? — оказывается, Горан не такой уж и дурак. По крайней мере, он только что избавил меня от необходимости или резать правду-матку ему в глаза, или подбирать слова, чтобы как-то помягче отвадить его. Всё-таки мне кажется, что Горан что-то испытывает ко мне, и, зная, какова на вкус неразделённая любовь, я не хотел, чтобы он затаил на меня злость, а обида, как и чувства, со временем пройдёт.

— Как видишь, — пожимаю плечами. Я, ещё даже не принимавший душ, словно насквозь пропитан запахом Франа. К тому же в одних штанах, и россыпь мелких засосов по моему телу прекрасно видна альфе. Не то чтобы доказательство любви, но Горан — а я всё твёрже убеждаюсь в том, что он всё-таки не такой идиот, маску которого носит, — понимает, что я, двадцать лет хранивший девственность, абы кому её бы не отдал.

— Хоть цветы возьми, что ли, — альфа хмуро тычет букет мне в руки. — Всё равно же выброшу. Жалко.

— Спасибо, — букет я принимаю и просто молчу. Ни разу не был в такой вот щекотливой ситуации, поэтому и не знаю, что сказать.

— Ну, бывай, Панич, — Горан досадно машет рукой. Только теперь я замечаю, что сегодня альфа в обычном костюме и без своих дорогих цацек. Да и букет сложен со вкусом. Может, Горан и простоват, груб и далёк от моего альфьего идеала, но то, что он старался для меня, словно обязывает, отчего я чувствую себя вдвойне неуютно. — Счастья вам и всего такого.

— Спасибо, — повторяю ещё раз. Альфа шаркает ногой у порога, словно чего-то ждёт, но, наткнувшись на моё недоумённое молчание, всё-таки разворачивается.

— Горан… — хрен его знает, что я собирался сказать. Скорее всего, извиниться за то, что всё вышло так… коряво.

— Не надо, Панич, — Горан приподнимает руку, качая головой. — Свет на тебе клином не сошёлся, так что переживу.

Уже закрыв дверь, я осознаю, что те слова Горана были и прощальными, и прощающими. Мол, не парься и строй свою личную жизнь. Всё-таки есть в нём капля благородства, и я обязательно помолюсь Триединому за то, чтобы Горан встретил достойную пару.

За секунды плюхнув цветы в воду, мигом возвращаюсь в спальню и, стянув мокрые штаны, мчусь в ванную. Фран молчит, лёжа на диване в одних трусах, запрокинув руки за голову. В мою сторону даже не посмотрел, будто на потолке было что-то намного интереснее его течного омеги. Это уже не доверие, а обида, хотя обижаться тут под стать мне, оставленному своим альфой едва ли не на произвол судьбы.

Душ, гигиенический тампон и свежее белье успокаивают мои нервы. Подышав глубоко для профилактики, принимаю решение серьёзно поговорить с Франом, но, как только снова оказываюсь в спальне, омега во мне вновь обиженно надувается. Завтраком заниматься мне неохота, хотя в животе урчит, уйти в гостиную и завалиться перед теликом — глупо, да и альфу не выставишь за порог, так что сажусь на диван и забиваюсь в угол, бросая на Торстена хмурые, требовательные взгляды. Альфа сам заварил эту кашу ревности, так что и первая ложка расхлёбывания за ним.

— Не будь таким ершистым, — Торстен набрасывает на меня покрывало и, словно куль, сгребает обратно в свои объятия. Усаживает у себя между ног и крепко прижимает к своей груди, и кажется мне, что если бы был я тщедушным, как большинство омег, то не было бы в этом соприкосновении наших тел гармонии. — Мне нужен муж с характером, а не закомплексованная бука.

— Муж? — запрокидываю голову и во все глаза, с явным недоверием, смотрю на невозмутимого и явно непредсказуемого альфу-красавца из моих, как мне думалось, несбыточных грёз. Обида вмиг улетучивается. На её место приходит трепетное, волнительное, зыбкое неверие. — Торстен, у тебя что, жар?

— Малость есть, — кивает Фран утвердительно, прижимая меня к себе ещё крепче. Альфа и правда горячий, особенно в том месте, к которому я сейчас прижимаюсь поясницей. Похоже, меня попросту из-за неопытности щадят, сдерживая собственное желание. Чувствую себя виноватым: битостерон угнетает не только секрецию и обоняние, но и либидо, так что в данный момент, удовлетворённый, страстью я не пылаю. Скорее всего, альфу это обижает.

— К тому же предполагаю, — Фран специально шепчет мне на ухо глубоким интимным голосом, от которого мое тело сотрясает дрожь, — что наши родичи нас уже благополучно сосватали, поженили и имена нашим детишкам подобрали.

— Ну, последнее это вряд ли, — фыркаю, уже не имея ничего ни против продолжения сегодняшней ночи и столь пленительных объятий, ни против планов на совместное будущее, хотя не настолько я и наивен, чтобы мнить всё это сиюминутной реальностью. — Я бета, не забыл?

— Ты упрямец, – Фран шутливо щёлкает меня по носу, а после задумчиво проводит пальцем от локтя до запястья, снова касаясь старых шрамов. — Уверен, что это тоже было сделано из-за упрямства и опрометчивости.