Нестеров как очень умный художник, видимо, отлично понимал серьезность своих неудач. Он стремится найти новые пути в своем искусстве, однако это удается ему не сразу. Он пытается дать полужанровое решение, основанное на легендах о житии святого, в своем триптихе «Труды преподобного Сергия» (1896–1897; Третьяковская галлерея), но статичность, приобретенная им в работах Владимирского собора, весьма отрицательно сказывается и здесь. Сказывается она не только в этой работе, но и на завершении «Юности преподобного Сергия» (1897), полной стилизаторских тенденций, какой-то слащавой мистики, когда выражение поэтического любования природой приобретает черты ложной экзальтации^[64].

В другой своей картине «Преподобный Сергий» (1898; Русский музей) Нестеров отходит от стилизации в изображении природы и создает удивительно русский, абсолютно реальный, пространственный пейзаж с полями, перелесками и деревянными церковками вдали^[65]. Нестеров делает более суровым образ самого Сергия, лишая его того благорастворенного умиления, которое существовало в его предшествующих работах. Но оторванность фигуры от пейзажа, однозначность самого образа Сергия, отсутствие не только внешнего, но и внутреннего действия, наконец, нарочитая статичность композиции, придают картине черты иконности.

Но уже в первой половине 90-х годов в творчестве Нестерова наблюдаются новые поиски. К 1895 году относится картина «Под благовест» (Русский музей). Во многом она может показаться близкой «Пустыннику». Однако, несмотря на великолепно написанный поэтический пейзаж, тема единения человека и природы, умиротворенной ее красоты не является главной. Здесь дана сцена повседневной монастырской жизни. Изображая конкретную, частную сцену, художник отмечает разнообразие характеров людей, их отношение к религии^[66]. Нестеров останавливает внимание зрителя прежде всего на индивидуальном характере людей, углубленных в чтение молитвенников, сравнивает умудренную старость одного монаха с настойчивой педантичностью другого. В этой картине больше конкретности, больше внимания к индивидуальности изображенного человека, к жизненной выразительности образа^[67].

В картине «Под благовест» Нестеров намечает весьма важную для него в дальнейшем тему — тему индивидуального, глубоко личного отношения к жизни, к миру, к религии. Эта тема находит свое решение в серии картин 90-х годов, главным героем которых является женщина. Прежняя тема — тема умиротворения человека, верующего и нашедшего свой покой вдали от мира, уже не удовлетворяет художника. Нестеров обращается к новой теме — теме человека, страдающего и ищущего покоя. Начиная с 1896 года он создает ряд произведений, продолжающих линию «Христовой невесты».

Тема человека, ищущего праведный путь в жизни, человека, страдающего и не находящего успокоения, — одна из характерных тем русского искусства второй половины XIX века. К ней обращались и многие писатели того времени — Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, Н. С. Лесков, П. И. Мельников-Печерский. Очень часто нравственные искания их героев были или тесно связаны с исканиями религиозными, или приводили к ним.

Знаменательно, что и в исторической науке 60–80-х годов был широко распространен тот взгляд, что в допетровский период религия являлась как бы одной из форм, в которой находили выход идеальные устремления русского народа, и в особенности устремления русской женщины, для которой религия была ее общественной жизнью. И. Е. Забелин отмечает в качестве основного духовного идеала русских людей допетровского времени, особенно женщин, — идеал иночества. «Летописцы, — писал Забелин, — ни о каких других женских подвигах и не рассказывают как о пострижении, о построении монастырей и церквей, потому что в их глазах эти-то подвиги одни только и заслуживали и памяти и подражания»^[68].

Нестеров, следуя своему этическому идеалу, продолжает именно эту линию в развитии русской мысли. Художник мог бы повторить вслед за Лесковым: «Не хорошие порядки, а хорошие люди нужны нам». Для него главной всегда была моральная точка зрения, основанная на вечных началах «нравственности», на «нравственном законе». Желая наполнить свое искусство большими идеями, большими чувствами, противопоставить своих героев «мелочам жизни», Нестеров вступает на путь отражения нравственных поисков человека. Однако, в отличие от героев Лескова, Л. Толстого, Достоевского, герои Нестерова пассивны, они никогда не протестуют. Показанные односторонне, они зачастую лишены черт, присущих современникам, что делает их очень часто более близкими к своим историческим прообразам^[69].

Очень характерен в данном отношении цикл Нестерова, посвященный женской судьбе. Картины на эту тему возникают время от времени на всем протяжении творчества художника. Они разнообразны по своему решению, подчас по своей концепции, но направленность их одна — они говорят о чистоте женской души, о ее возвышенности, о ее скорби, трагедии, бывшей или будущей, о стремлении к лучшему, светлому, к тому, чего нет в повседневной жизни. Сюжеты цикла картин 90-х годов на эту тему были во многом навеяны романами П. И. Мельникова-Печерского «В лесах» и «На горах» и, в частности, судьбой одной из героинь этого романа — Фленушки^[70]. Образ Фленушки принадлежит, пожалуй, к одним из лучших созданий Мельникова-Печерского — он подкупает чистотой, реальным, живым обаянием, он трогает, а подчас потрясает своей трагедией, в основе которой лежит реальная жизненная драма.

В 1896 году в Уфе Нестеров пишет картину, получившую название «На горах» (Государственный музей русского искусства в Киеве)^[71]. Само название уже связывает произведение с образами Мельникова-Печерского. Мотив его несложен. Изображена женщина, стоящая на высоком берегу, за которым простирается река, противоположный, подернутый дымкой берег. Но она не смотрит на огромные, манящие своей далью пространства, ее взгляд, полный затаенной печали, обращен в сторону, в ее руке пучок яркой рябины — символа осени, грусти, увядания.

В основе картины лежит раскрытие внутреннего состояния героини. Изображая одинокую фигуру на фоне пейзажа, Нестеров отказывается от развернутой сцены, он пытается раскрыть свою идею односложно. Различные точки зрения на фигуру (снизу) и на пейзаж (сверху) отделяют их друг от друга, подчеркивают одиночество женщины.

В картине применен композиционный прием, новый не только для творчества Нестерова, но и для большинства работ того времени. Используя низкий горизонт, выдвигая фигуру на передний план и тем самым отделяя от пейзажа с его большими пространственными планами, Нестеров стремился найти нужную ему степень отвлеченности образа.

Однако на этом пути он не избежал натянутости общего решения. Желая сделать свою мысль ясной для зрителя, художник слегка поворачивает фигуру женщины, с тем чтобы можно было видеть ее печальное лицо с широко раскрытыми глазами, вкладывает в ее неестественно протянутую руку пучок рябины, прибегая к столь привычному символу. Нестеров соединяет очень подробную, почти описательную характеристику человека, с отвлеченностью общего замысла^[72]. Стремясь сделать свою героиню символом печальных переживаний, тоски и одиночества, он еще находится во власти внешних и описательных приемов.