— Вивиан будем говорить?
— Нет, ни в коем случае! Ты разве не видишь, что она ведет двойную игру?
— Вижу. — Франческа помассировала глаза подушечками ладони. — А еще эта старая жаба — мастерица бить людей их же оружием. Наверное, так она и стала вице-канцлером.
— Ты про «удовлетворение», вогнавшее меня в краску? — хмыкнул Сайрус.
— И про мое жалкое блеяние в ответ. — Франческа покрутила шеей. — Ненавижу проигрывать в словесных поединках.
— Не принимай близко к сердцу. Итак, что предпримем?
— Сон — лучшее лекарство, — ответила Франческа, хлопая себя по щекам. — Мы оба без сил, а заняться до отлета в Авил все равно нечем. Боже всевышний, у меня сегодня умерла пациентка…
Франческа прислушалась к себе, ожидая привычного всплеска стыда и ужаса, но все чувства притупились от изнеможения.
Сайрус улегся на своей кровати.
— Дейдре нарочно подстроила так, чтобы ты ее не спасла.
— Ее спасали прежде. Мастер-целитель справился бы.
— Но ты ведь еще не мастер. Тебе и шестидесяти нет.
— Среди моих ровесников попадаются и мастера, — вздохнула с досадой Франческа. — Так что и мне следовало бы…
— По-прежнему не щадишь себя, магистра?
— Помалкивай, небесный дозорный, — велела она, поворачиваясь на бок. — Кто тут уже который год мечтает о капитанстве?
Сайрус притворился, будто не слышал.
— Что будем делать, когда окажемся в городе?
— Искать ту самую муху, которая увязла в паутине еще безнадежнее, чем мы.
— Никодимуса Марку, — невесело усмехнулся Сайрус.
Ветер за окном взвыл сильнее, по крыше забарабанил дождь.
— Этот Никодимус, он ведь какограф?
— М-м-м… — пробормотала Франческа, за годы целительской практики в совершенстве овладевшая умением засыпать, едва коснувшись головой подушки.
— А какографы — это те, кто творит заклинания задом наперед? Или заучивает в обратном порядке?
— Нет-нет, — Франческа перевернулась на другой бок. — Может, конечно, есть и такие… Но в основном они своим прикосновением заражают ошибками любой текст. Произнести про себя нужные магические слова они могут, но пишут их неправильно.
Соседняя кровать скрипнула под Сайрусом.
— Значит, какография в каком-то смысле сродни афазии?
Ноги Франчески свела секундная судорога, как часто бывало перед сном.
— Наверное… Сайрус, ты к чему ведешь?
— Не знаю. Просто… Может, Вивиан ошибалась, и афазию наслал вовсе не дракон? Может, ее наслал какограф-отступник?
— Давай обсудим… потом, — пробормотала Франческа.
— А точно какография — это не когда задом наперед?
— М-м-м…
Сайрус еще что-то говорил, но Франческа уже не разбирала. Убаюканная барабанной дробью дождя, она погрузилась в сон.
Вивиан молча прислушивалась к шагам иерофанта и целительницы, покидающих кают-компанию. Когда шаги затихли, она осталась сидеть в той же позе, но рука Лотанну с ее плеча исчезла. Судя по звуку, направился к двери.
— Ушли? — прошептала Вивиан, и утолки губ сами собой поползли вверх.
Ответом было фырканье — это Лотанну подавил смех, а потом все-таки разразился басовитым хохотом.
И тогда она тоже, не удержавшись, засмеялась в голос.
— Небесное пламя, Вив! — полушепотом восхитился Лотанну. — Ты нарочно, что ли? Юный Лотанну! Только что мысли не угадывает! Погасшая преисподняя, что за цирк?
— Создатель помилуй, я бы все отдала, чтобы увидеть лицо этого иерофанта, когда я с ним заигрывала.
— Бедняга! — ухмыльнулся Лотанну. — Он тут перед своей павой щеки надувает, а ты одним-единственным словом заставляешь их заалеть, как зад бабуина.
Вивиан затряслась от хохота, пришлось даже руку к груди приложить, чтобы унять участившееся дыхание.
— Ну не счастье ли оказаться здесь, вдали от всех распрей? Как в юности…
— В моей юности. О том, что творилось в мире во времена твоей юности, боюсь, исторических хроник не сохранилось.
— Не заводи меня, — усмехнулась Вивиан. — Я уже почти забыла, как прекрасно не испрашивать разрешения Долгого совета на каждый чих и не спорить до хрипоты, чем это чревато для будущего Альциона.
Соседний стул скрипнул под усевшимся Лотанну.
— Пламя ада, у меня Альцион уже в печенках сидит. Слава Создателю, все повернутые на пророчестве академики сейчас по уши заняты Огуном, а Долгий совет знать не знает, какие беседы мы тут ведем.
— Не знает и никогда не узнает. — Вивиан помолчала. — Удалось тебе присмотреться к городу во время полета?
Написанное Лотанну заклинание позволяло (как именно, для Вивиан оставалось загадкой) «разглядеть» четвертичные мысли других чарословов.
— Было три сущности в святилище, мысливших магическими текстами, но на таком расстоянии видно лишь контуры, — сообщил он с досадой.
Вивиан потерла подбородок, пытаясь представить, каково оно — различать чужие мысли. Лотанну как-то дал ей попробовать, набросив на голову тонкую золотую сетку, и тогда, в этом измененном состоянии сознания — гибрид мозговой деятельности и чар — она поняла. Она видела, как формируются в голове Лотанну четвертичные мысли; видела, как они зреют и растут в процессе беседы, как они объединяются с ее собственными четвертичными мыслями, образуя что-то новое.
Но как только Лотанну снял чары, способность исчезла. Вивиан тогда словно очнулась от сна — абсолютно логичного и понятного, но мгновенно превращающегося в бессмыслицу после пробуждения.
— Три сущности в святилище, порождающие четвертичные мысли… — задумчиво проговорила Вивиан. — Только в святилище? Больше нигде?
— Я не видел.
— В таком случае одну вычеркиваем — это канонистка.
— Определенно. Схожий рисунок я наблюдал у других мелких богов.
— А еще двое?
— У обоих рисунок мыслей был незнакомый, — припомнил Лотанну. — У более сильного, к тому же, достаточно тревожный. Стремительные мысли, закручивающиеся вихрем. У меня создалось впечатление власти и… уязвимости.
— Тайфон.
— В святилище?
Вивиан кивнула.
— Это подтверждает наши подозрения насчет Кейлы. А третий «мыслитель»?
Молчание.
— Обычно такая тишина означает, что ты хмуришься.
— Я хмурюсь.
— Давай я за тебя похмурюсь, а ты расскажешь про третьего.
— Я уже не уверен, было это одно сознание или множество, объединенных одной думой. Какая-то зыбь, сливающаяся с фоном, — как медуза в океане. Смотришь и видишь то медузу, а то воду сквозь нее.
— Незавершенный полудракон, о котором подозревала наша агентура, — убежденно проговорила Вивиан.
— Полагаешь? — усомнился Лотанну.
— А кто еще?
— Кто-нибудь совсем неожиданный. Будем уведомлять Долгий совет?
— Ни в коем случае, — замотала головой Вивиан. — Узнай сепаратисты, что Никодимус поблизости, они сбегутся толпой. И тогда плакали наши замыслы. Какое тут восстание иерофантов, если в город нагрянут чарословы-сепаратисты? Даже если привести в действие запасной план, сепаратисты и политеисты все равно друг друга найдут. И тогда волшебник пойдет на волшебника, иерофант на иерофанта, в потасовку вмешаются мелкие боги, и от города камня на камне не останется.
— Но если полудракон способен…
— Тогда лучше заняться им, не оставляя сепаратистским кликам шанса взяться за оружие.
Лотанну прокашлялся — он всегда так делал перед тем, как указать ей на очевидную глупость.
— А если сепаратисты уже в Авиле? Вдруг Лига Звездопада не пустые слухи?
— Придется испытать судьбу, — расправила плечи Вивиан. — Мы это уже обсуждали.
— И все равно не нравится мне такой расклад. — Лотанну помолчал. — Думаешь, Никодимус тоже в святилище?
— Его владение праязыком — кирпичик в теле полудракона. Так что он должен быть неподалеку.
— Прелестный наборчик — полудракон, демон и Буревестник в праздничной упаковке из песчаника и черепицы.
— Это ты от голода язвишь. Ты всегда становишься желчным, когда в желудке пусто.
— Считай, что я не слышал.
