Франческа покачала головой.

— Дейдре велела не доверять другим иерофантам.

— Но можно ли доверять Дейдре?

— Неизвестно. Поэтому давай не будем расширять круг тех, в ком мы не уверены.

— Ты скрываешь от меня что-то важное.

— И не одно, — вздохнула Франческа. — Объясню, когда приземлимся. А пока скажи, этот твой корабль уже достаточно близко? Теперь ты наконец сознаешься, почему он тебя так тревожит?

Сайрус оглянулся на север. Белая искра за это время превратилась в длинную стрелу.

— Да уж, — констатировал он. — Плохи дела.

— Тогда выкладывай побыстрее.

— По-моему, это «Королевская пика». Ручаться не возьмусь, пока не подберемся ближе. Я ходил на ней старшим помощником полтора года.

— И что в ней страшного?

— Это «кречет».

Франческе это ни о чем не говорило. Она почувствовала легкий укол совести. Давным-давно, когда они были вместе, Франческа пробиралась иногда украдкой на крышу лечебницы и поднимала в уголке синий флаг. Сайрус прилетал к ней на свидания, выкраивая время между патрульными вахтами.

Во время этих свиданий он показывал ей взлетающие и садящиеся над садом ветров воздушные корабли, перечисляя достоинства и недостатки каждого. Но у Франчески голова была наглухо забита зубрежкой, и ни на что постороннее места не оставалось, тогда как Сайрус всегда интересовался и медициной, и жизнью Франчески в лечебнице. Через полгода свиданий он мог перечислить на память все пястные кости, а она по-прежнему путала такелаж с багажом.

Судя по тому, как сузились глаза Сайруса, он тоже припомнил ее былое равнодушие и свою обиду.

— Корабли класса «кречетов» относятся к особенно смертоносным. «Кречеты» способны… хотя нет, ты не поймешь. Смотри: обычные воздушные корабли пишутся на льне. Крейсеры — в большинстве своем на хлопке. И лишь «кречеты» — на иксонском шелке.

— Ого! — поразилась Франческа, пытаясь прикинуть, во сколько обходится такая уйма дорогущей ткани.

— До Гражданской войны, — продолжал Сайрус, — когда в Остроземье еще царил политеизм, каждый бог держал собственную флотилию — несколько стай воздушных змеев, пару эсминцев, иногда крейсер или авианосец с боевыми конструктами. Когда Селеста со своими канонистами принялась объединять Остроземье, они заказали себе целых пять «кречетов». Политеистам против них было не выстоять, «кречеты» развеяли их флотилии по ветру. За всю войну монотеисты потеряли только два «кречета».

— Прелестно, — буркнула Франческа. — Значит, «кречет» — символ монотеистического Остроземья под властью Селесты?

— Именно. Из трех оставшихся к западному флоту приписан только один. Называется «Королевская пика», и я готов биться об заклад, что это именно он сейчас подходит к городу, завершая внеочередной рейс с Луррикары.

— И ты опасаешься, что он прибыл с целью продемонстрировать власть Селесты над Авилом и канонисткой Кейлой?

— Вот-вот.

Не связано ли прибытие корабля с событиями в лечебнице? Сайрус, видимо, задался тем же вопросом.

— Фран, что все это значит? У тебя нет предположений?

— Найдется парочка, — ответила Франческа уклончиво. — Я ими даже поделюсь, если ты совершишь умственное усилие, подвластное любому безмозглому попугаю, и научишься называть меня Франческа.

— Франческа, — закрыв глаза, сдержанно поправился Сайрус.

— Посади нас на садовую башню, и я расскажу.

К счастью, Сайрус не стал перечить и послушно повернулся к стропам.

Примерно в миле впереди хребет Багряных гор прорезала крутая седловина, одетая густой секвойной шкурой на склонах и короткой луговой шерсткой на дне. Густо заросшая, усеянная грузными серыми валунами, она рассекала горный кряж надвое, расширяясь к морю и сужаясь с противоположной стороны.

Сайрус объяснял как-то, что в сезон дождей этот перевал превращается в рупор, усиливающий океанский ветер. В засуху горячий воздух над саванной поднимается в небо, а на его место приходит холодный и более тяжелый воздух с океана. В результате здесь образуется одно из самых ветреных мест на континенте, поэтому авильские иерофанты вырабатывают больше воздушных чар, чем любой другой сад ветров.

Змей поплыл над седловиной, и Франческа разглядела внизу около двух дюжин ветроуловителей — массивных продуваемых насквозь устройств, которые и составляли сад ветров. Каждый написанный на белой льняной парусине ветроуловитель был не чем иным, как гигантским цилиндрическим воздушным змеем. Собранные вместе и развернутые к морю, они напомнили Франческе косяк рыбы, плывущий с открытыми ртами против течения.

Сайрус направил змей над ветроуловителем, заякоренным за валун. Он оказался футов в сотню длиной, входное отверстие футов тридцать в диаметре. Хвост слегка загибался вниз. Когда-то давно этот наклон привел Франческу в замешательство: она и не подозревала, что цилиндрические воздушные змеи способны располагаться под углом в горизонтальном потоке ветра. Но потом она вспомнила змеи-фонарики, которые запускали ребятишки на Празднике красок, — те тоже, как и ветроуловители, задирали нос кверху.

Самое интересное обычно происходило внутри цилиндра. Франческа попыталась заглянуть внутрь того, над которым они пролетали, но как раз в этот момент Сайрус ухватил ее за локоть.

— Чтобы подняться на башню, нужно удвоить парусность. Держись.

Садовая башня, сооруженная из песчаника, секвойных брусьев и зачарованной парусины, помещалась у прибрежного выхода из перевала — с наветренной стороны от сада — и напоминала акулий спинной плавник.

Сайрус коснулся обвивающего их с Франческой парусинового кокона, и тот, развернувшись, взметнулся ввысь, образуя второй прыгошют. Но даже с удвоенной парусностью они летели над перевалом вполовину медленнее прежнего.

На подлете к обтекаемой ветрами башне впереди мелькнул кусочек океана — темно-синяя полоса, над которой курились серые тучи.

На вертикальной подветренной стенке располагались посадочные причалы — прямоугольные короба из парусины, туго натянутой между деревянными брусьями. Сделав несколько стремительных редактирующих пассов, Сайрус ловко приземлил змея на узкие мостки.

Франческа выпуталась из лямок. Без ревущего в ушах ветра мир показался непривычно тихим, поэтому девичий голос, произнесший: «Добро пожаловать, пилот. Страж башни просит вас сообщить имя и цель прибытия» — заставил ее вздрогнуть.

Обернувшись, Франческа увидела невысокую стажерку в зеленой мантии. Тюрбан с вуалью скрывал почти все лицо, кроме темных глаз.

— Сайрус Аларкон, небесный дозорный Авила, — доложил Сайрус. — Выполняю экстренную эвакуацию после предположительного нападения на святилище. Сегодняшний пароль — гранит, огонь, юг. Мой поклон стражу. Прошу дозволения предстать перед ним и ветряным маршалом.

Стажерка поспешно скрылась за парусиновым пологом.

Франческа вздохнула поглубже. Прохладный воздух пах морем. Вокруг поскрипывали стропы и паруса. Жалобно верещали чайки.

Франческа потерла онемевшие от холода щеки — и впервые посмотрела на пышные иерофантские тюрбаны с завистью.

Взгляд ее скользнул по зеленой мантии Сайруса. Как и полагалось воздушному магу, несмотря на атлетически сложенную, тонкую в поясе и широкую в плечах фигуру, он не выглядел здоровяком. Иерофанты отбирали себе учеников по росту: лишняя тяжесть в воздухе ни к чему. Однако и коротышкой Сайруса назвать язык не поворачивался. При своих без пяти дюймов шести футах он был, пожалуй, самым высоким из виденных Франческой пилотов.

— Мы приземлились. За тобой обещанные объяснения, — напомнил Сайрус, собирая прыгошют. Тот мгновенно разрезался на полосы и сплелся в аккуратный прямоугольник.

Глядя на красный парусиновый сверток, Франческа думала о сарсайе — магическом иерофантском языке, энергия которого сосредоточивалась лишь в волокнах ткани. В воздухе тексты на сарсайе растворялись, превращаясь в мощные ветряные потоки.

Сарсайские руны производятся только в сердечной мышце, поэтому иерофант порождает магический текст очень медленно и вынужден носить пышную мантию, в которой можно запасти большое количество чар. С каждым ударом сердца иерофант выбрасывает в правый желудочек несколько магических фраз, которые последующим сокращением сердце гонит вместе с кровью в легкие. С выдохом они выпускаются на волю — и тотчас улавливаются почти никогда не снимаемой вуалью.