Я решил во что бы то ни стало понять, что происходит и какова истинная цель наших миссий. Что касается моих коллег, они просто прекрасно устроились в том мире и получали удовольствие от пребывания в нем, периодически с негодованием отвлекаясь на миссии. Пульхерия стала главой фонда по экспроприации культурных ценностей, Никдол дошла до руководителя комитета по цензуре, Константин купил себе фальшивое дворянство в своей монархической стране и завел себе гарем, а Броссер стал генералом в самой агрессивной из противоборствующих сторон. Лишь только Андра так и остался потерянным и стал скитающимся фокусником, впрочем, довольно посредственным.
Эта ситуация затягивала всех, даже меня, и поэтому почти сразу я попытался изучать артефакты, которые я тихо забирал с каждой миссии. К сожалению, изъятие артефактов пришлось прекратить. Кураторы дали мне замечание о недопустимости сбора вещей из других миров и довели тяжесть моего проступка до всей команды. Я пообещал ничего подобного более не делать и стал более аккуратным в сборе информации и образцов. Мне удалось привлечь к этому Андру. Судя по всему, Кураторы так и не догадались о продолжении моего поиска, уже более дистанционного, но не менее обнадеживающего
Через год он начал приносить первые результаты, и я стал больше понимать пока еще не связанные факты о природе наших миссий.
Ручка странной двери, моего первого трофея была уничтожена мною самим по приказу наших Кураторов. Но до этого я успел изучить ее изотопный состав. Она содержала на себе пыль другого состава, нежели почвы этого мира-базы. Я предположил, что мы вошли и вышли через одну и ту же сторону той двери. Затем я стал изучать другие способы возвращения из миссий в штаб, и моя догадка подтвердилась: все предметы через которые мы проходили были одним и тем же на обеих сторонах. Моя интуиция говорила мне, что эти предметы не принадлежали изначально этим мирам и были присовокуплены перед началом миссий. Вскоре мои наблюдения показали, что и наш вход в миссии подчинялся тем же законам. К сожалению Кураторы следили за тем, чтобы никто из нас не приближался к месту входа в уже выполненные миссии. Я боялся манипулировать предметами переброски, так как это могло привести к совершенно непредсказуемым результатам. В конечном счете я переключился на анализ самих заданий. Они отличались от наших первых миссий. Нам почти не приходилось изымать предметы и передавать кураторам. Все чаще нашими целями было манипулирование с предметами во время миссий. Выход не появлялся раньше выполнения заданий и иногда мы застревали в мирах довольно надолго. Они не были слишком агрессивными или странными, но эти случаи быстро показывали все противоречия в группе. Никдол по-прежнему ненавидела Броссера.
Пульхерия и Константин начинали страшно злиться, если миссии затягивались. В то же время, во время наших редких встреч между миссиями оба они были довольны и безмятежны. Я завидовал им, ибо каждую минуту моего бытия пропитывало тягучее уныние.
Моя база находилась в старинном здании посредине старой улочки одной из столиц. Всякий раз, когда я подходил к нему, я представлялся себе этаким Фаустом, идущим по своему безмятежному Штайфену. Те же узкие улочки, зажатые между соборами и крепостями. Блеск наружи, а спустя пару сантиметров внизу начиналась преисподняя. В моем случае это был не ад в христианском понимании, а скорее бесконечный хаос возможностей. А я, как и сам доктор Фауст, осмелился попытаться понять его и вырваться из замкнутого круга.
Я очень быстро убедился в том, что это будет очень трудная задача. Все миры, в которых я появлялся, были слишком сложны, чтобы быть понятными сразу.
Первые месяцы я фанатично накапливал все научные знания, доступные в этом мире. В сердце моей базы, хорошо скрытом подвале выросла огромная гора книг, которые я пытался прочесть. Я тщательно прочел первую пару, в поисках зацепок и потратил на это три недели. И не нашел ничего.
Затем я стал просматривать их быстро, дабы успеть между миссиями. Тот же результат. Гора бумаги росла, а понимания не прибавлялось.
В конечном счете я понял, что коплю лишь бесполезные факты и впал в уныние. Физические законы этого мира, тем более в несовершенном переложении в виде книг не указывали на причину, по которой я оказался в нем и тем более ничего не говорили о природе моих тюремщиков.
Месяцы соединялись в годы, а годы наползали друг на друга, грозя слиться в десятилетия. Я очень сомневался в том, что мою жизнь можно как-то продлить.
Свободное время я посвящал наблюдениям. Это помогло мне сохранить память о моей старой жизни и давало надежду.
Я помню тот вечер, когда первая искорка понимания упала на меня.
Я ужинал у себя, находясь, в привычном унынии. Вечер наползал на город, оставляя лишь свет уличных фонарей и фар редких проезжающих автомобилей. На следующий день предстояла миссия. Как ожидалось, довольно легкая. Кураторы приказали нам выстрелить из петард по демонстрации каких-то "светлячков". Броссер накупил то ли дешевых петард, то ли артиллерийских снарядов и пообещал принести к миссии еще чего-нибудь более взрывоопасного.
Я медленно доедал курицу в сливовом соусе, когда в двери появился мой слуга, Курьё. Этот добродушный лысеющий толстяк нес бутылку белого вина как любимого ребенка. На ней проступал конденсат, и мне показалось, что от нее даже шел легкий пар. Слуга был в замешательстве.
-Сударь, вы совсем забыли вино! - сказал он
-Уж точно, похоже, и ты про него забыл-
Курьё поставил бутылку на стол. Она оказалась запечатанной. Обычно слуга приносил ее уже открытой.
Он увидел это и воскликнул, затем вскинул руки, и убежал за штопором и бокалом.
Я остался один на один с бутылкой. Это была роскошная бутылка ручного производства с белым вином самого лучшего качества, разлитым задолго до того, как я прибыл в этот мир. Подарок от властей за мою службу. Я наблюдал за ней, смотрел как играют блики от огня на стекле. В памяти всплыл мой школьный приятель Сергей, который был художником. Я помню, как прибежал к нему домой одним вечером более 20 лет назад и застал его с пустой бутылкой.
-Тоже сокровище- сказал он с чувством важности и промаршировал в свою комнату. Там он повесил занавеску перед стеной, поставил бутылку на табуретку перед ней и стал рисовать бутылку и кусочек гнилой табуретки, на которой расположил свое вожделенное стеклянное сокровище. Я помню это как вчера - немного кисловато-ржавый запах его комнаты, теплый и приглушенный цвет от 50 ватной лампочки и скрип мольберта. Вначале мы весело болтали, но затем он углубился в рисунок. На его лице проявилось сначала замешательство, а затем он начал прикусывать губу от раздражения. Как он сам объяснял, бутылка не получалась, хотя, по моему мнению, рисунок был абсолютно точной копией натуры.
Столько смысла в пустой бутылке! Для него в тот момент она была единственной реальной вещью в этом мире.
Я вспомнил это так как не мог оторвать своих глаз от бутылки. Моя интуиция, дремавшая все эти годы, отчаянно кричала о том, что в этой бутылке тоже есть смысл. Не в многотомных учебниках физики, не в памфлетах и брошюрах. В бутылке.
Курьё влетел в комнату, с суетливой нелепостью почти поставил бокал на стол. Яркий, сочный звон отразился в темных окнах. Он достал штопор и с важным видом зафиксировал бутылку.
-Господин, вы никогда не видели, как, я открываю их.
-Да уж
-Между прочим, штопор есть великое изобретение- сказал он, воткнул его в пробку и начал его крутить.
-В природе есть много вещей, похожих на него- сорвалось у меня с уст.
-Какие вещи, сударь? - спросил слуга, вбуравливаясь в пробку все глубже.
-Спираль ДНК, например. И вся вселенная тоже как спираль вкручивается в нарратив мироздания... И наши жизни есть тоже движение сквозь в пространство-время.
-Ну не знаю- покачал слуга головой со скепсисом -По-моему, все просто ходит по кругу.
-Это иллюзия - сказал я - То, что мы считаем кругом на самом деле лишь еще один виток спирали, просто очень-очень большой. И с каждым поворотом она двигается вперед.
