Хочанский Андрей Николаевич
Шкатулка и странники
Поиск потерянного прошлого
Шкатулка и Странники
2017
Мир не то, чем кажется. И порой даже наши судьбы могут оказаться всего лишь движением шестеренок сломанного механизма. Герой жертвует всем: своей старой жизнью, своей целью и даже избранностью для того, чтобы узнать правду.
Из меня вышел бы плохой писатель еще худший поэт. Я всегда был уверен в этом. Конечно, я люблю художественную литературу и могу отличить Гюго от Бальзака, но сам не могу писать красиво, вдыхать легкость и чувство в текст. Такой уж я ограниченный и неотесанный.
И тем не менее, мне необходимо описать все события, участником и, в конечном счете, творцом которых я оказался. Для этого требуется несколько больше таланта, чем для написания отчетов и научных статей.
Я был и остаюсь генетиком по диплому, немного математиком по необходимости. В общем, я знаю матанализ лучше, чем обычный зоолог, а генетику хуже, чем Уотсон и Крик. Но то, чем мне пришлось заняться, лучше характеризовать как нечестивый гибрид информатики и метафизики с вкраплениями эзотерики. Как ваш покорный слуга, скромный биолог, дошел до жизни такой, будет описано позже. Все-таки эта история не из тех, которые изучают в школе.
Жена говорит, что ничего не исчезает без следа. Она уверена, что все наши поступки сохраняются в мироздании для какой-то неизвестной нам цели.
Не могу сказать, что с ней полностью согласен, но в одном она все-таки права: все, что мы делаем, оказывает влияние на наши пути.
-- Призыв Гильгамеша
Лето 1977 года было жарким. Особенно июль. Это не имело никакого значения для меня, я не любил июль каким-бы он ни был: холодным или знойным, сухим или дождливым; не важно, июль всегда приводил к бедам. В июле развелись мои родители, в июле ушла жена, в июле взлетела на воздух моя лаборатория, которую я собирал со времен студенческой скамьи. Этот июль не стал исключением.
Тому месяцу суждено был быть последним месяцем моего пребывания в ставшем привычным и предсказуемыми мире.
Но что я мог сделать с неостановимым ходом моей судьбы? Я смирился с неизбежным и лениво плыл через летний зной и тупое блаженство вынужденного тунеядца.
Мне не нужно было теплого лета, чтобы ожить после зимней спячки, считанные поколения назад мои предки пришли с юга и мое сердце горело независимо от климата. Отпуск не был мне нужен тоже, так как уже на протяжении года после гибели лаборатории мне нечем было заняться. Вместо устоявшегося годами ритма я тратил дни или на медленное чтение книг, на прогулки по Москве и выдразнивание настойчивых агентов органов.
В тот полдень, я сидел в уютной тени старого дуба в Сокольническом парке и наблюдал, как медленно плывут по синему небу идеально белые облака.
В этом есть своя прелесть простоты. Наблюдать несмешение цветов в гармонически правильном движении небесной сферы.
Все испортили две жирные студентки, решившие сыграть в бадминтон прямо на лужайке передо мною. Их хохот, мат и мощный выброс эмоций заставил меня подняться с пригретого места и пойти искать себе новое лежбище.
-Тише, гражданочки- бросил я им - Вы мешаете отдыху достопочтенных людей
-А вы не знаете, сколько вы времени лежите здесь под солнцем - сказала, полусмеясь, одна из них - Если бы вы могли понять, где находитесь и куда вам надо идти, все стало бы намного лучше. Вы же отлежите себе бок и экзистенцию, заработаете ячмень и плохую карму.
"Философичка", подумал я с раздражением и понял, что таким витиеватым способом она послала меня к чертям. Ругаться с ними у меня не было сил, и я решил, что пора перебраться туда, где было тише.
Лужайка перед фонтаном выглядела не самым плохим вариантом. Публика держалась от нее подальше, справедливо считая ее слишком скучной для такого драгоценного дня. Поэтому я снова прилег на изумрудный ковер травы и сорняков и стал продолжать свое бесполезное изучение узоров облаков в небе. Но все это длилось совсем недолго.
Мое периферическое зрение разглядело человека, который вдруг появился рядом со мной и стоял, уставившись на меня сверху вниз. В обычной ситуации я бы страшно смутился от такого бесцеремонного вторжения в мой маленький мирок, но в этот раз чувства мне подсказали, что с этим человеком было что-то не так.
Он был в огромной кожаной шляпе и легкой куртке цвета хаки, под которой просвечивала клетчатая рубашка. На нем также были странные джинсы и сапоги, похожие на ковбойские.
Само по себе лицо появившегося откуда-то незнакомца не было особо выделяющимся: обыкновенное лицо мужчины моего возраста, с серыми среднерусскими глазами, носом-картофелиной и бородкой, постриженной в испанском стиле. Но общее впечатление от него было таким, что у меня возникло сомнение в том, не видение ли он.