Зеленые глаза неотрывно смотрели в серые и улыбались им, в то время как тонкие губы были плотно сжаты. Серые же глаза преданно смотрели в зеленые и отвечали на улыбку, прося разрешения не забывать это чувство. И они его получали.

— Вроой! Мусор! — крик пепельного блондина заставил Франа поспешно отдернуть руку и отвести взгляд от глаз девушки, которая сжала в кулаке цветок сакуры, исчезнувшей так же неожиданно, как и появилась. — Где эта королевская особа?! Что вы вечно в этот долбаный парк уходите? То ты, теперь и этот гениальный идиот!

— Сэмпай, если фальшивый Принц это услышит, он захочет превратить Вас в кактус! — заявил Фран, а его сэмпай подлетел к лавочке и возмущенно высказал всё, что думает о кактусах, Принце, Лягушках, этом парке и том, что ему, капитану Варии, приходится искать ленивых бездельников, которые непонятно за что получают свои кровные.

— Сэмпай, а Вы сейчас напоминаете Маммона! Неужто я разучился распознавать обман, и Вы ненастоящий?

— Да иди ты, мусор! — рявкнул капитан. — Где этот «Гений», чтоб его?!

— Не знаю, я не сталкер, за людьми следить. Мне неинтересно, как Принц-Дегенерат проводит вечера, я не знаю ни о ком и ничего.

— Эти твои подколки тебя когда-нибудь в могилу сведут, отброс! — бросил мечник и поспешил к выходу из парка.

Закат догорел, но Фран уходить не спешил. Он дождался, пока девушка встанет и посмотрит на свою ладонь, всё еще сжимавшую цветок сакуры.

— Это иллюзия, — безразлично сказал парень, но в глазах его стояла тоска. — Он ненастоящий, как и я.

Она склонила голову, а затем улыбнулась, посмотрела на цветок, на парня, осторожно взяла его за руку и, едва заметно покачав головой, словно сказала: «Ты не фальшивка». А большего ему было и не нужно… Он просто потянул ее к выходу из парка, сказав лишь:

— Но я могу создать любую иллюзию.

Темные улицы, пустынные закоулки. Черный асфальт и бесконечное темное небо, усыпанное мириадами звезд. Теплая бледная ладонь, которую сжимала еще более бледная, но ледяная, и едва слышный шорох шагов, нарушающий абсолютную тишину летней ночи. Три месяца подошли к концу, и ровно в день празднования Дня Города, спустя двенадцать недель после первой встречи, парень с шапкой-лягушкой на голове и девушка с длинными черными волосами впервые вместе покинули парк, вынося свою тишину во внешний шумный мир. Но ведь когда двое рядом, когда черный цвет касается белого и не хочет подстраиваться под него, всё остальное не важно — ни серый цвет, ни шум, ни боль. Потому что их души живут, улыбаются и ощущают весь спектр чувств, главное из которых — недоступное им прежде счастье…

Подойдя к пятиэтажному зданию с обшарпанными серыми стенами, парень остановился, но девушка робко потянула его за руку, и он направился следом за ней. Неохотно, с опаской, ведь ему не хотелось оставаться с ней наедине в пустой квартире, а что она жила одна он знал наверняка: не только Гений мог собрать информацию на кого угодно… Поднявшись на последний этаж, девушка достала из кармана брюк ключ и отперла исцарапанную старую дверь. Фран вошел в ее квартиру первым, отпустив ее ладонь, и неуверенно замер на пороге. Ему отчаянно хотелось покинуть это место. Потому что он боялся. Боялся, что сделает что-то не так, ранит ее чувства, а ведь раньше ему на всех было наплевать, и на себя в первую очередь. Но девушка потянула его за руку в маленькую уютную светлую кухню и, оставив рядом с небольшим белым столиком, ушла в комнату. Вернулась она с аптечкой и кивнула парню на стул.

— Не надо, — апатично сказал он. — Это ни к чему, я обработаю сам, когда…

Но она лишь покачала головой и снова кивнула на стул. Фран вздохнул и сел, не спеша снимать куртку. Она выжидательно на него посмотрела, поставив на стол блюдце, в которое лег иллюзорный цветок. Фран не пошевелился. Тогда она дрожащими пальцами начала расстегивать пуговицы на залитой кровью куртке, но он перехватил ее руки.

— Не надо.

На молчаливый вопрос «почему?» парень не ответил, отведя взгляд впервые за время их знакомства. Ее грудь кольнуло неприятное чувство, давно забытое и ненужное. Обида. Она повернула его лицо за подбородок и посмотрела ему прямо в глаза.

Отвести взгляд? Или ответить? Сказать правду? Или солгать? Сделать счастье иллюзией, поддавшись страху, о котором забыл много лет назад? Или дать надежду на несбыточное? Но ведь есть и третий вариант…

«Задай вопрос!» — просил Король-рыбак сэра Персиваля. Ведь от него зависело, спадет проклятье или нет…

— Я могу создать любую иллюзию, — тихо сказал Фран. — Какую ты хочешь?

Вопрос задан. И ответ он должен услышать. Если вопрос был правильным, проклятие спадет. Если же нет, останется навечно. И тогда чашу священного Грааля ее души уже не наполнить ни кровью, ни слезами, ни мечтами. Она потускнеет и потеряет свою магию.

Девушка нахмурилась, молча вглядываясь в зеленые омуты, и наконец тихо, хрипло, три года не видевшим свет голосом прошептала:

— Мне не нужны иллюзии.

Осколки зеркал, создававших проклятие, рухнули. Молчание обрело голос. Ответ заполнил Священный Грааль. Не верой. Не надеждой. И даже не счастьем. Цветом.

Впервые за долгие годы губы иллюзиониста дрогнули, и на них появилась по-детски робкая, наивная улыбка. Ведь душа его была изорвана еще в детстве, и с тех пор он так и не вырос. Не сумел повзрослеть. Остался ребенком, который уже не верил в сказки. Вернее, он вырос. А вот мертвая душа — нет. И сейчас она была такой же чистой и светлой как тогда, когда эти странные люди с ножами, мечами и иллюзиями пришли в его жизнь. В жизнь мальчика, верившего в Фей, бесов и магию водопадов. Он распахнул свою душу настежь, даря девушке весь ее цвет, и прошептал:

— Ты мои Небеса…

— Обетованные, — закончила она за него, отвечая ему тем же.

Черный цвет души человека, спокойно отправляющего других к последней черте иллюзиями, коснулся белого цвета души девушки, которая до конца боролась за жизнь предававшего ее отца-алкоголика, заставлявшего работать на трех работах. Пальцы Франа коснулись ее щеки, и он тихо попросил:

— Сними с меня это.

Она поняла. Ведь он не лягушка, он не земноводное, он лишь притворяется таковым, чтобы никто не понял, кто он в душе… Осторожно сняв с парня тяжелую шапку и поставив ее на стол, девушка с удивлением обнаружила, что пряди зеленых волос пострижены еще более неровно, чем она предполагала, словно их попросту безразлично срезали ножом.

— А, это я себя стригу стилетами Принца, — флегматично заявил парень, поймав ее удивленный взгляд. — Не люблю, когда ко мне прикасаются посторонние.

Она поджала губы, но он лишь кивнул. Ведь она не «посторонний». Она к нему прикасаться может.

— Тогда… раны… — прошептала девушка. Говорить громко она всё еще не могла: связки, забывшие, что такое речь, отказывались слушаться.

Фран покачал головой и апатично ответил:

— Нет, не стоит.

— Почему?

Этот вопрос поставил его в тупик. Впервые в жизни он не знал, что ответить. Он, мастер провокаций и словесных баталий.

— Нууу… — это всё, на что его хватило, а взгляд зеленых глаз снова устремился к полу. И вновь ей это не понравилось, и она повернула его лицо к своему.

— Почему? — повторила она свой вопрос, наивно глядя ему в глаза. В голове парня всё смешалось. Мысли, чувства, желания… Он мечтал сейчас лишь об одном — хоть на миг коснуться губами ее тонких искусанных губ.

— Фран?.. — девушка ловила его взгляд, но не понимала. Она никогда не видела таких взглядов, обращенных на нее, немую серую мышку. Он был слишком обжигающим, слишком порывистым, слишком… живым. Имя, которое француз, давно уже живший в Италии, терпеть не мог, впервые не резануло слух: оно было таким родным, таким необходимым и впервые сказано было так нежно и без издевки…

— Селия… — прошептал парень ее имя впервые в жизни. «Небеса». Имя, которое идеально подходит для девушки, ставшей его Небесами Обетованными…

Она вздрогнула от звука собственного имени, но Фран вдруг притянул ее к себе, сползая на пол, и осторожно обнял. Невесомые прикосновения его рук к ее спине, легкие, как взмахи крыльев бабочки. Сбивчивое сердцебиение, звучащее в унисон с ее собственным. И дыхание, горячее, порывистое, живое, сливающееся с ее дыханием, становящееся с ним одним целым, но не меняющее цвет. Черно-белое, но не серое. Только так, и никак иначе. Потому что они не будут подстраиваться друг под друга, даже если станут одним целым. Ведь они противоположны, но одинаковы, и в этом заключается их тайна, дарующая возможность говорить без слов.