Разрыв не жалел смертных. Но он умел даровать им шанс. Даровать шанс измениться тем, кто заигрался с судьбой, и шанс выжить тем, кто не хотел умирать. Вот только в этом мире Разрыв не может изменить ход событий — он может лишь стать проводником для тех, кто способен на них повлиять.

Успеете ли вы, смертные? Пока не стало слишком поздно?..

Кёфу медленно удалялся от двух игроков, только что прошедших третий тур. От игроков, спросивших, всё ли в порядке с их друзьями, и получивших туманный ответ: «Пока да, они лишь немного больны». Эти слова породили еще больше вопросов, но ответов на них игрокам узнать было не суждено. Ведь Разрыв не дает авансов. Он лишь планомерно объявляет один уровень за другим, превращая мечты в кошмары. Как пару минут назад в унылом, безликом переулке, когда глупые смертные обрадовались началу самого главного ужаса своей жизни.

Мужчина в алом неслышно ступал по мерзлому асфальту, всё дальше уходя от «счастливцев», вышедших на финишную прямую. Он уходил, не оглядываясь. Замерли в тумане звуки барабана, отгремел вой ветра, застыл плач грома. И слова Хранителя, объявившие начало четвертого, последнего тура, умерли вместе с ними.

«Для Зейна Малика и Найла Хорана игра продолжается. Четвертый уровень. Фобия. Не потеряйте свои чувства, иначе не сможете обрести свет».

Кёфу не думал об этих смертных. Не искал ответ на вопрос: «Сумеют ли они справиться с самым главным страхом своей жизни?» Он просто ждал. Ждал, когда судьба вскроет карты и покажет этому миру и самим игрокам, чего они стоят на самом деле. Проиграют — что ж, станут очередными вечными пленниками Разрыва. Выиграют — обретут силу и свободу. А главное, самих себя. Вот только Хранителю, как и Разрыву, безразличны игроки, потому что они слабы, а победители — потому что они больше не нарушат главное правило мира.

Не рискуй понапрасну, играя со смертью, иначе она сыграет с тобой по своим правилам.

Когда-то Кёфу играл людьми, терзая их души ужасом понапрасну. Терзая так, что они умирали, не выдержав пытки. И он заплатил за свои жестокие развлечения вечной жизнью в созданном богами мире страха. Жизнью, в которой его любимое развлечение больше не могло его радовать. Ведь все эмоции божество оставило в мире живых. И эти эмоции породили Безликих — духов, что встали на службу Разрыва, в промежутках между заданиями мертвого мира играя со смертными на их территории. Они продолжили веселиться вместо Кёфу… Но ему было уже всё равно. Он не мог даже позавидовать этим осколкам самого себя, а его имя забыли люди, как забыли они и страх, что вселял он в их сердца кошмарами, несравнимыми с безобидными шутками Безликих. И его карой был не страх и не вечная жизнь, не жажда и не бесконечное одиночество. Его платой оказалось безразличие. А оно порой убивает душу сильнее самой черной темноты.

Хранитель удалялся прочь от нервно смеявшихся смертных, совсем еще детей, не знавших толком, что такое жизнь, и даже не задумывался об их судьбе. Он прислушивался к всхлипам и стонам, что липкий холодный туман приносил ему в подношения. Он искал в этом беспросветном царстве ужаса слова, которые мало кто говорил.

«Я не сдамся. Я буду бороться до конца. Я не проиграю».

Их сказали те двое, но им уже выдали новое задание. А значит, Хранителю пора было двигаться дальше, внимательно следя за тем, чтобы туман давал отдых тем, кто уже не мог играть, и чтобы не позволял слишком успокоиться тем, кто уже отдохнул. Слушая стоны и плач, мольбы и проклятия, Кёфу бесшумно брел вперед, невидящим взглядом тысяч окон глядя на серый безликий город. Такой же безликий, как и он сам. Хранитель страха, смерти и вечного одиночества, лишенный эмоций. Кукловод, наказанный сильнее, чем все давно обезумевшие, забывшие самих себя пленники Разрыва. Ведь он был в своем уме. И он помнил, что у него забрали.

Бесшумно расползался по подворотням туман, вязкий, как трясина. Дома смотрели на дороги потрескавшимися глазами-стеклами. Двери бесшумно отворялись и снова захлопывались, изгоняя смрад из застоявшихся комнат. А где-то вдалеке, в темном, безлунном небе, освещавшем мертвый город ярче тысяч фонарей, город готовил последнюю иллюзию. Ту, которая сумеет сломать счастливцев, не сошедших с ума лишь благодаря глупому «спасательному кругу», символу, который в этом безумном мире никому не понятен. Рука в руке — этого слишком мало, чтобы выжить, но достаточно много, чтобы не потерять надежду на лучшее.

А может, эти смертные просто уже не могли иначе, и символы были тут не при чем?

Спящие тела окутывал туман, пробиравшийся под одежду, путавшийся в слипшихся волосах, леденивший раны. Чуткий сон уставших игроков ничто не тревожило. И лишь капли воды, застывшие между ними и асфальтом, скользили по своим собратьям, относя тела мирно спавших, прижавшись плечом к плечу, игроков в один из домов.

Но вы ведь уже готовы к пробуждению в Аду, не так ли, смертные?

Зейн очнулся первым. Резко вскочив, он зашипел от боли: раны по всему телу ненавязчиво напомнили заигравшемуся человеку о том, что он не ящерица, и полная регенерация за несколько часов сна — для него лишь недостижимая мечта. Малик огляделся. Найл еще спал, мерно вдыхая затхлый воздух и порой тихо всхрапывая. Он казался безумно уставшим ребенком, пробежавшим марафон, но выигравшим в конце путевку в Диснейленд — на губах его играла чистая, светлая улыбка. Ведь приз, снившийся ему, был куда лучше: друзья и родные за круглым столом, праздновавшие его с Зейном возвращение к жизни. Вот только породившие этот сон слова Кёфу, объявившего начало четвертого уровня игры, у знающего человека вызвали бы скорее испуг, чем радость… Но знающих людей в Разрыве не существовало. Они все были безумны. И только Хранитель мог пояснить, что радоваться нечему, но… он предпочел промолчать.

Ведь неожиданная боль страшнее боли ожидаемой, если ожидание не сводит с ума.

Зейн обошел пустую комнату, застывшую в тишине, и нахмурился. Как они оказались в доме, если заснули на улице? Кто перенес их и зачем? Но ответов он найти не мог, и лишь догадывался, что это сделал город. А потому пакистанец посмотрел на Найла и задумался об ином. Будить или не будить? Этот вопрос встал перед ним со всей серьезностью.

«Тоже мне, Гамлет, обратившийся к земным проблемам», — фыркнул бы Принц, насаживая на стилет очередного должника своей Королевы, если бы знал о терзаниях игрока. Но у Принца были другие заботы.

Потрескавшиеся стекла смотрели на серые стены, пропуская в комнату потусторонний свет темного неба. Грязные потеки на стенах, выкрашенных в любимый — а может, и нет — цвет города, ненавязчиво, алыми разводами, намекали на то, что в этом месте умирали, а может, и убивали. Но это же не повод отсюда бежать? Ведь весь Разрыв изукрашен алым, только его искусно маскирует под бесконечность серого иней…

Малик открыл окно и посмотрел вниз. Третий этаж. Плохо, надо спускаться на первый, чтобы не повторить судьбу женщины, с громким хрустом сломавшей шею пару дней назад. «Интересно, ее переломы уже зажили?» — подумал бы любой, кто не провел в Разрыве пару дней. Но Зейн Малик лишь безразлично отметил, что им с Найлом стоит уходить из этой комнаты, чтобы не повторить судьбу того трупа. Забавно, не правда ли? Ведь повторись та картина сейчас, она не напугала бы вас, смертные. Она даже не скрутила бы ваши желудки рвотными позывами. Может, вы стали жестокими? Или просто научились расставлять приоритеты и слушать разум, а не эмоции?..

«Кто знает», — вздохнул бы город. Ведь он не собирался разгадывать загадки человеческих душ. Ему привычнее было эти души ломать.

— Подъем, Найл, нам очередную гадость приготовили, — тихо сказал Малик и обернулся к другу. Тот зевнул и тут же закашлялся, испуганно воззрившись на друга снизу вверх.

Малик подал ему руку и помог встать. Тихое шипение друга сказало ему, что и Найл, несмотря на сделку с Кёфу и мгновенно исцелившуюся глубокую рану, усиленной регенерацией всё же не обладает. Бегло осмотревшись, Хоран кивнул товарищу и направился на выход. Вот только дверь, распахнувшаяся так легко, словно только этого и ждала, протяжно скрипнув, обнажила Ад, много лет раскаленным железом выжигавший на сердце Зейна Малика слово: «Фобия».