Найл пытался оттащить «отравленного» от Гарри, но безуспешно: в того словно вселился демон, и длинные когти рвали плоть друга, не замечая жалких попыток Хорана остановить этот кошмар. Секунда, и на голову псевдо-Лиама вдруг обрушилась ржавая труба.

— Цербер. Взять.

Найл закричал.

Вторая мохнатая голова с издевательской усмешкой облизнулась и разинула пасть. Зейн схватил Найла за запястье, другой рукой резко дернул истекавшего кровью Гарри, помогая ему подняться, и поспешил назад.

Хрусть. Чавк. Ахахаха!

Весело играть со смертью, забавно играть со страхом, интересно играть со своими слабостями, а, смертные?

Найл что-то шептал, Зейн не прислушивался. Они отходили всё дальше от чудовища, пожиравшего их друзей, а Гарри улыбался. Грустно, обреченно, безжизненно. Словно знал исход. Остановившись у плиты с именем, он вдруг взял Хорана за руки и прошептал, дождавшись, когда тот посмотрит ему в глаза:

— Однажды я сказал, что не буду за тебя бороться. Сегодня решил попытаться. Проиграл, как и всегда. Ну и ладно, Зейн о тебе позаботится, раз я не смог. Он ведь куда надежнее меня, не вылезающего из книг… Найл. То божество в кимоно сказало, что победит та команда, которая останется верна себе до конца. Я, пожалуй, всё же выиграл. Потому что поступлю так, как и тогда. Отдам тебя Зейну ради твоего же блага.

— Гар… ри?.. — слова застревали в горле Хорана, а его руки дрожали, словно через них пропускали ток.

— Но я эгоист. Хочу попрощаться с тобой как тогда. Можно? — улыбка. Теплая, добрая, светлая. Не похожая на спазм.

Найл кивнул. Зейн замер. «Он помнит? Он тогда не спал?» — пронеслось в голове пакистанца.

Гарри коснулся ладонями щек Хорана и смахнул превращавшиеся в лед соленые капли испарины. Окровавленные губы на миг коснулись дрожавших, пересохших, растрескавшихся губ ирландца. А в следующую секунду босая ступня Гарри Стайлса коснулась плиты с именем, и последние его слова были обращены к Зейну.

— Ты ведь сможешь сделать для Найла хоть что-то, Малик?

Скрииип!

Ставни поддержали смех детей. «Отравился! Отравился!» И правда. Отравился и обезумел. Зейн не заметил, как опустился на колени, а в следующую секунду глаза Гарри остекленели, и он, распахнув огромные черные крылья, как у гигантского ворона, рванулся к Найлу. Секунда, и пальцы с черными когтями сжали горло ирландца, а длинный, как у змеи, язык коснулся раны на плече Хорана, слизывая застывшую кровь. Найл закричал. А в следующую секунду ржавая труба обрушилась на голову страшного существа, превратившегося в жалкое подобие карасу тэнгу,* и его всхлип утонул в хриплом, едва различимом крике Найла Хорана.

Серые брызги смешались с красными и осели на асфальт. Откуда они взялись? Силы удара не хватило бы для того, чтобы пробить череп! Но разве иллюзии нужен повод, чтобы изобразить красочную смерть? Вовсе нет. А потому «Гарри Стайлс» осел на землю, выпустив из когтистых лап шею обезумевшего от ужаса Найла Хорана.

Черное перо бесшумно упало на могильную плиту.

— Гарри… Луи… Лиам…

— Ахахахаха!

Найл стоял на коленях перед телом существа, некогда напоминавшего его друга, а Зейн, положив рядом с собой окровавленную трубу с прилипшими к ней серыми комочками, опустился рядом с ирландцем.

— Найл, послушай. Это была иллюзия, я точно знаю…

— Цербер. Взять.

Истерический крик Хорана, кинувшегося к телу Гарри, был заглушен веселым смехом тысяч невидимых детей. Зейн схватил друга в охапку и не давал вырваться, а трехголовый пес протяжно завыл.

— Только не Гарри, нет, не надо!

«А почему «только не Гарри»? Почему его тронуть нельзя?» — шептал Внутренний Голос Малику, решив, видимо, помочь Разрыву сломать своего хозяина. «Неужели ты опоздал? Неужели ревновал справедливо?» — вторило ему Нехорошее Предчувствие. «А может, эта жертва стала для Найла толчком к осознанию того, что Гарри был для него самым дорогим человеком? А может, это просто благодарность? А может, если ты тоже пожертвуешь собой, он обратит внимание и на тебя?» — интриговала Безудержная Фантазия.

«Жалкий мусор. Слабый… В чем ваша честь, отбросы? В том, что пока один защищал другого, второй тешил свою гордыню, пытаясь отомстить?.. Принц больше не хочет на вас охотиться. Вы решили жить. И слушать разум, а не собственный эгоизм. Ши-ши-ши!»

Малик вздрогнул. Почему сейчас, почему опять? Почему этот вкрадчивый манерный голос не желал оставить его в покое? Потому что эти слова задели тебя, смертный. И ты сам не хочешь отпускать их, чувствуя, что они нужны тебе… как воздух. Всего лишь для того, чтобы раскаленным железом прижигать старые раны, когда твои инстинкты снова подтолкнут тебя к пропасти. Смертным ведь нужен стоп-кран. Так почему бы им не стать безумному смеху и жестоким словам Принца, знавшего цену жизни, смерти и бесчисленных побед?

Малик глубоко вздохнул и отпустил Найла. Тот кинулся к Гарри, не заметив, что в пылу борьбы рассек бровь друга — настоящего, не иллюзорного, живого друга.

Вы даже на собственных ошибках учитесь не всегда, смертные. И это ваша вечная беда.

Малик же взял трубу и, как только Цербер вновь завыл, встал рядом с телом псевдо-Гарри. Цербер усмехнулся. Третья голова плотоядно облизнулась и зарычала, отгоняя жалкого человечишку, вставшего на пути самой смерти. Вот только Зейн Малик не собирался вступать в схватку со смертью. Не в этот раз. Он лишь давал другу время осознать происходящее и возможность сделать выбор.

Что тебе дороже, Найл, иллюзорный труп одного друга или еще живой, сражающийся за твое будущее и твои мечты друг, убивший ту иллюзию?

«Ши-ши-ши, выбор очевиден», — ответил бы Принц. «Люди никогда не знают, чего хотят на самом деле», — вздохнул бы Хранитель. «Понять самого себя порой сложнее, чем понять других. Но смертные не хотят в это верить», — развел бы руками город. Вот только им было, как всегда, всё равно.

Лязг челюстей. Алая слюна, разъедавшая бетон. Глухие удары ржавого железа о гигантскую, покрытую шерстью собачью морду. Смех тысяч мертвых детей, прятавшихся в тумане. И слезы Найла Хорана, застывавшие на мертвом лице Гарри Стайлса.

Зейн вскрикнул. Челюсти пса лязгнули на том месте, где он только что стоял.

— Чёрт, Найл, я долго не продержусь, что делать?!

Нет, Зейн знал, что нужно делать. Бросить эту иллюзию и бежать. Вот только он хотел, чтобы это понял и Найл. Потому что, попытайся он увести друга силой, и Разрыв добился бы своего. Всего пару дней назад он не раздумывая схватил бы Найла и оттащил от этого кошмара, но не сейчас. Ведь пелена ярости, страха и собственной беспомощности уже не застилала ему глаза. Он научился видеть, понимать и думать даже тогда, когда инстинкты гонят прочь сильнее смотрящего в висок дула пистолета. А потому он уклонялся от зубастых пастей, лязгавших клыками, так похожими на огромные костяные клинки, и наносил несильные, но звонкие удары по мохнатым мордам. Просто для того, чтобы дать Найлу понять: здесь идет бой, и истерикой делу не поможешь. Равно как и грубой силой, кстати, ведь что такое ржавая труба в бою против исчадия Ада?

— Зейн…

В глазах Хорана появилось осмысленное выражение. Он перевел взгляд с мертвого друга на живого. Пока живого… И страх за Зейна всё же перевесил горе от утраты Гарри. Просто потому, что один еще был жив, а второго было уже не спасти.

Хоран подскочил и, не замечая боли в изорванных ступнях, бросился на помощь другу, но замер на полпути. Оглядевшись, он подбежал к дому и со всех сил дернул еще один ржавый водосток. Труба поддалась, и Найл, крепко сжимая старое бесполезное железо, забежал Церберу со спины.

— Зейн, бежим! Он отвлечется — бежим туда, откуда пришли!

А ведь тебе для этого придется оббегать трехголовое чудовище, смертный. Сумеешь ли? Справишься? Или тебя съедят, как съели твоих слабых друзей?

— О’кей, — препираться Малик не стал, хотя сердце болезненно сжалось.

Удар. Злой насмешливый рык. Зейн рванулся в сторону, лишь только монстр отвернулся к Найлу, а Хоран изо всех сил бросился бежать мимо чудовища, пытаясь обойти его со спины. Вот только обернуться тому не составило труда…