«Он ведь согласился им поверить не потому, что увидел Гарри?»
«Смешной Вы человек!» — слова Моэма стали бы любимыми словами города, будь ему хоть какое-то дело до глупости игроков.
— «Отрава» — игра, описанная в одном из рассказов Рэя Брэдбери, я о ней оттуда узнал, — с готовностью ответил Стайлс и двинулся к друзьям. Найл с Зейном попятились назад. Шатен замер. — Вы чего?
— Не подходи ближе, мы тебе не верим, — процедил Малик, подходя к ирландцу вплотную и вставая с ним плечом к плечу.
— О’кей, как скажешь, — пробормотал Гарри, поднял руки и сделал шаг назад. — Так лучше?
— Намного, — кивнул Зейн.
А с висков игроков срывалась испарина, шептавшая, умирая, что нервное напряжение — не лучший советчик уставшему разуму.
— Найл, как колено? — смерив пакистанца хмурым взглядом, сменил тему уроженец графства Чешир.
— Нормально, тут и посерьезнее вещи есть, — нехотя ответил блондин, покосившись на мрачневшего с каждой минутой Малика.
— Ладно, как скажешь, ты тут босс, — сделав еще шаг назад, улыбнулся Гарри. Заразительно. Ярко. Дружелюбно. Совсем не как видения, желавшие уничтожить игроков. Найл поежился, чувствуя, что начинает верить, и боясь этого.
— Тогда вернемся к «Отраве», — продолжил разговор шатен, словно ничего не произошло. — В этой игре дети прыгают через плиты, которыми мостят улицы. Они находят плиту, на которой выбито имя того, кто ее делал, и прыгают через нее. Кто наступит на плиту, тот «отравился», ведь считается, что под плитой с именем похоронен тот, чье имя на ней указано. Наступать на плиту нельзя ни в коем случае. Я рассказал правила, теперь ваша очередь, парни. Вы ведь не просто так кажетесь провернутыми через мясорубку?
— Какое точное определение, — нервный смешок совался с губ Найла вместе со словами. Но в сердце уже окрепла вера, и сомневаться в том, друзья ли перед ним, он больше не хотел. — Ты всегда знаешь, как сказать гадость, на которую и не обидеться…
— «Опыт — сын ошибок трудных», — развел руками Гарри, а Луи, подойдя к нему, вмешался в разговор:
— Парни, давайте поищем плиту, а по дороге Найл с Зейном расскажут нам, что вообще тут творится. Нельзя терять время, у меня нехорошее предчувствие насчет этого места. Оно… странное.
— Более чем, — пробормотал пакистанец и скомандовал: — Не подходите к нам ближе чем на десять метров, потому что я вам не верю, ясно? Вы можете быть иллюзиями.
— Ты с катушек съехал, Малик? — возмутился Лиам, отстраняясь, наконец, от стены. Серой, грязной. Безликой. — Какие еще иллюзии?
— Пошли на поиски, я расскажу, — устало вздохнул Найл и побрел прочь из подворотни. Вот только руку Зейна, как раньше, он уже не сжимал. И это вонзало в сердце пакистанца острые иглы обиды и раздражения, словно средневековый инквизитор загонял щепки ему под ногти.
А небо роняло фальшивые слезы, напоминая о жажде и невозможности ее утолить.
Туман рваным серым саваном змеился по дорогам, вычерчивая контуры трещин новой морозной вязью. Слепые окна домов безразлично смотрели на дождь сквозь плотно закрытые ставни. Яркими пятнами расчерчивали дорогу багряные лужи, давным-давно обледеневшие, но всё еще напоминавшие о тех, кто ронял вниз частички жизни вместе с сотнями лейкоцитов, тромбоцитов и эритроцитов. А громоотводы стонали, не в силах больше выносить эту сладкую пытку электрическими разрядами.
Город просто существовал, как многие зимы до этого дня, как и многие лета после… Вне времени, пространства и чувств.
Однообразные улицы сменяли одна другую, мимо путников порой пробегали перепуганные насмерть, давно погибшие, но продолжающие бесконечную схватку со страхом игроки. Найл хрипло пересказывал события последних дней — или недель? Или лет? Ведь здесь нет времени! — и спрашивал, что же произошло после аварии там, в таком далеком, но, казалось бы, таком близком после появления друзей мире. Известие о том, что Бобби Хоран и Саафа Малик заболели, причем довольно серьезно, выбило тех, кто только что пережил их смерть, из колеи. Гарри, любивший строить теории, тут же выдвинул предположение о том, что Разрыв, создавая иллюзию человека, влияет на ее прототип, и если иллюзии больно или она умирает, то заболевает и оригинал, а учитывая, что перед заездом он связывался с матерью Найла, и она сказала, что Бобби совсем плох, и ему пришлось обратиться за помощью к врачу, влияние Разрыва на реальных людей довольно велико.
А ведь от жара можно и умереть, если сбить его не удастся, не так ли, смертные?
И Зейн с Найлом, не знавшие, верить друзьям или нет, поняли, что даже если перед ними лишь видения, пострадай они, могут пострадать и оригиналы. Но и в этом они еще сомневались, а потому пакистанец прошептал другу: «Как только пройдем уровень, спросим у того… псевдо-японца, влияет ли Разрыв на настоящих людей, которые остались в нашем мире». И Найл кивнул в ответ, чувствуя, что правду знать он всё же не хочет. Ведь случись что-то с его отцом и друзьями из-за его беспечности, простить себя ирландец уже не сумел бы. А потому он решил защищать тех, кто был рядом с ним, не важно, иллюзии это были или нет, чего бы ему это ни стоило.
Он забыл о том, что в естественном отборе каждый сам за себя. Вот только его лучший друг это отлично помнил. Потому что он помнил шипящий смех и слова, до сих пор звеневшие у него в ушах.
«Чтобы выживать, надо убивать».
А нарушать клятву Зейн Малик не собирался. Однажды он чуть не предал друга ради видения, но больше так не обманется. По крайней мере, он в это верил.
Но ведь не всё происходит так, как вы планируете, смертные! И уж тем более так, как вы того желаете…
А дождь всё плакал и плакал, терзая души и царапая горло игроков крупной наждачкой жажды.
— Воды бы, — пробормотал Луи, с завистью глядя на небо. — Залезть бы на крышу и хоть в ладони набрать, что ли…
— Это иллюзия, здесь нет воды, — поморщился Малик, а в голове зазвенело: «А правда ли это? А может, стоит рискнуть?»
— А кто знает? — фыркнул Томлинсон, в тысячный раз попытавшись растереть отчего-то замерзавшие в отсутствие холода пальцы. — Вдруг тот тип вам соврал?..
— Вряд ли, — нахмурившись, перебил друга Гарри. — Если тот тип и правда связан с Безликими, но намного сильнее них, то он не дух, а божество. Божества же вряд ли бы стали врать. Да и смысла не было.
— Гарри, ты слишком наивный, — похлопав друга по плечу, рассмеялся Пейн. Нервно. Наиграно. Фальшиво. Но это всё же было лучше, чем ничего… — Ложь — такая штука, что никогда не знаешь, какую выгоду она принесет солгавшему.
— А я всё равно хочу верить… хотя бы божествам и своим друзьям, — развел руками Стайлс и улыбнулся. Вот только улыбка получилась обреченной. Но это хотя бы был не спазм.
— Смотрите! Нашел! — хриплый крик Луи прервал спор.
Широкая безликая улица, такая же серая, как и сотни других, застыла между грязных, исчерченных потеками домов. Асфальта здесь не было — его заменяли большие бетонные плиты, в которых навечно застыли куски щебня, куда крупнее, чем в асфальте. А еще куда острее. И это была очередная насмешка над босыми игроками. Черные провалы между плитами, уходившие в бесконечность, скалились на небо беззубыми пастями, а иней могильным прахом очерчивал их края. В клубившемся по подворотням тумане рождались нестройные всхлипы далеких видений, а громоотводы вторили им, воя вместе с несуществующим ветром.
Скрип.
Ставни плавно распахнулись, и люди, еще не вступавшие в битву со страхом, вздрогнули.
— Нормально, тут всё время так, — пробормотал Найл, даже не поежившийся от этого мерзкого звука. Словно когтями провели по стеклу. Но привыкнуть можно и не к такому, верно? И ирландец привык. Но не настолько, чтобы говорить об этом так обыденно, словно хозяин говорит о странностях собственного нового дома, в котором, возможно, живет призрак. Так почему же Найл Хоран говорил так спокойно? Потому что не хотел показывать друзьям свои слабости, чтобы на них не сыграли, или потому что хотел казаться сильнее, чем есть на самом деле?..
