Бегите, смертные! Бегите, пока можете!

А холодный безразличный смех за спиной гнал сильнее ножей.

Щелк, хрусть, бац, ши-ши-ши!

Не останавливайтесь! Не замедляйте шаг!

А накатывающее лавиной чувство безысходности заставляло колени дрожать.

Эта игра всё же стоит свеч, потому что жизнь стоит ран, не правда ли, игроки со Смертью?

Беглецы не оглядывались и не надеялись на чудо. Они просто хотели жить. И сотни трупов, мелькавших в окнах домов, подворотнях, у серых стен, уже не вызывали ни отвращения, ни рвотных позывов. Просто потому, что желание выжить было сильнее сочувствия к рассыпавшимся в прах видениям и даже страха, шептавшего: «Все твои мечты ждет такой же финал». Ведь пока ты жив, сможешь еще побороться за счастье. Даже если борьба эта обречена на поражение.

Туман сгустился.

Зейн споткнулся о чью-то оторванную руку, и в тот же миг трое их с Найлом одноклассников — мертвых! Истлевших! Смеющихся! — бросились к друзьям. Найл краем глаза заметил слева от себя бывшего товарища и, как только тот приблизился, из последних сил оттолкнул его, ударив кулаком в грудь. Зейн сжал зубы и прибавил скорость, правой рукой придерживая Хорана за ноги, а левой со всей силы наотмашь ударив оставшихся мертвецов.

«Чтобы выживать, надо убивать».

А смех за их спинами вдруг стих.

— Глупые смертные. Но Принцесса заплатила Принцу болью за свое счастье с рыцарем, а рыцарь переступил через свою гордыню ради Принцессы. Принц больше не хочет на вас охотиться. Вы решили жить. И слушать разум, а не собственный эгоизм. Прощайте, игроки, ши-ши-ши… Вот только помните, что побеждает всегда Смерть. Она и никто другой!

Туман поглотил всё вокруг, смех Принца-Потрошителя, холодный, безразличный, замер в вязкой тишине. И только биение двух сердец давало понять, что этот мир еще не совсем мертв. Слизывая с асфальта струпья, туман начал отползать в подворотни, не оставляя на дороге ничего, что напоминало бы о только что смеявшихся над мечтами игроков живых мертвецах. И шаги Зейна замедлились, а Найл поднял голову, посмотрев на дорогу.

Улица была пустынна.

Два шумных вздоха, слившихся в один, и Малик подбежал к стене дома. Усадив ирландца на мерзлый асфальт, он оторвал кусок от собственной штанины и приложил его к ране на животе друга. Еще пара рывков, и черные штаны превратились в связанные между собой лоскуты ткани, а Малик начал перевязку. Не говоря ни слова, не глядя в глаза друга, он улыбался. Потому что верил, что они победили.

Но ведь вас предупреждали: дальше будет только хуже. Почему же вы оба так отчаянно надеетесь на чудо, смертные?..

====== 10) Сокрытое под масками ======

Комментарий к 10) Сокрытое под масками Предложение в конце, лишенное знаков препинания, таким и задумывалось — это не ошибка. Надеюсь, оно не вызовет неудобств. Спасибо всем, кто читает этот рассказ.

«Там, где правила игры не позволяют выиграть, английские джентльмены меняют правила». (Гарольд Джозеф Ласки)

В мертвой тишине никогда не жившего мира застывали, покрывались инеем и разбивались на сотни осколков два дыхания. Два сердцебиения. Два судорожных желания жить. А город смотрел пустыми глазами на глупых смертных, решивших, что естественный отбор — сказка для их далеких предков из палеолита, но не для них. Они ошиблись. А Разрыв стягивал к узкой подворотне, где они прятались от судьбы, холодный, пропитанный ужасом и безразличием туман. Беззвучные шаги не могли нарушить тишину, и по рваному, изъеденному временем асфальту неслышно ступали японские шлепки гета. Мужчина в алом кимоно пустым, прямо как у города, взглядом смотрел прямо перед собой — в никуда и одновременно на весь этот серый, безликий, пропащий мир. Мир боли и скорби. Мир отвергнутых надежд.

Подойдя к одному из переулков, мужчина замер. Словно рваные раны, скалились на небо очерченные инеем провалы трещин. В воздухе пахло озоном и росой, и этот запах распалял жажду… игроков. Ведь мужчина в алом не нуждался в подобных мелочах.

Тем, кто не ведает страха, неведомы и иные слабости смертных.

Вязким, как кисель, облаком туман закружился вокруг своего Хранителя и исчез, распавшись на миллиард старых, истлевших лоскутов. Кёфу пустым взглядом посмотрел на вжавшихся в стену, перепуганных насмерть пленников Разрыва и, не разжимая губ, прошелестел:

— Я пришел, чтобы сообщить вам две вещи. Первое. Только что вы оба прошли Второй Уровень испытания — не потеряли разум в момент, когда инстинкты затуманивали его сильнее, чем туман Нибльхейма скрывает землю от неба. Силой, данной мне Разрывом, я, Хранитель его, Кёфу, объявляю Второй Уровень пройденным.

Звуки труб заунывно вознесли к небу прошение о помиловании. Раскат грома ответил им отказом. Город тяжко вздохнул, и воздух прокатился по улицам ледяной лавиной. Стекла задрожали в рамах, иней опутал трещины на них морозной вязью. Разрыв закрыл глаза ставнями, чтобы не видеть счастливых улыбок на губах двух глупых смертных, начинавших верить в чудо, роняя на серый асфальт уже неживые алые капли.

— Второе, — продолжил Хранитель, лишь только город отвернулся от своих пленников. — Вы можете задать вопрос, и я отвечу на него. Три минуты даю я вам, чтобы определиться.

Игроки переглянулись. Шатен что-то быстро зашептал на ухо другу, но ирландец, мутным взглядом смотревший в серое небо, явно его не слушал. Он был и здесь, и где-то очень далеко, за многие мили. Он дышал этим воздухом, но видел живое, синее небо. Он чувствовал пульсирующую боль в глубокой ране на животе, а его тело ощущало покой и безмятежность вечного забвения.

Вот только это был не конец. Ведь они еще не заплатили сполна.

Зейн Малик поднялся и подошел к Кёфу. Подошел на расстояние вытянутой руки. Его глаза горели решимостью.

— Назови способ вылечить Найла… — начал было Зейн, но боль в начинавшей неметь руке напомнила ему простую истину: кровопотеря может привести к летальному исходу, и тогда Хорану придется выживать в одиночку. А ведь он обещал защищать друга до самого конца… И потому вопрос был изменен: — Нет, скажи, как вылечить нас обоих от тяжелых ран.

Хранитель смерил игрока скучающим взглядом и перевел его на небо. Серое. Здесь всё было серым. И лишь иногда окрашивалось в алый. Кёфу не видел других цветов, не иллюзорных, давно, очень давно — многие тысячи человеческих жизней… И не вспоминал того, что видел в прошлом, таком далеком, что даже отголосков не сыскать. Но порой он всё же видел на горизонте нечто, удивительно похожее на радугу, и эта радуга вспарывала его память, словно старый скальпель вспарывает истлевшую плоть. Хранитель забыл все свои эмоции, лишь только появился Разрыв. Он стал олицетворением этого безучастного ко всему мира. И лишь радуга могла напомнить ему о прошлом… которое также было ему безразлично.

— Ты получишь исцеление глубоких ран для себя и своего друга, если сумеешь ответить на один вопрос, — ответил Хранитель, вслушиваясь в неслышный шепот города и оглашая его приговор. — А вопрос этот звучит так. «Назовите имя, коим неверно называли смертные Хранителя Разрыва».

Зейн замер. По смуглому виску пробежала холодная капля. Парень поджал губы. В голове роились сотни мыслей, но он с силой сжал кулаки и внимательно всмотрелся в безучастное, скучающее лицо Хранителя.

«Видел бы этого типа Гарри, он сразу бы его распознал», — со злостью на самого себя подумал Малик и решил, что, пожалуй, стоит попытаться хотя бы раскрыть некоторые секреты Хранителя — тогда станет ясно, как его могли называть люди.

— А я могу давать неверные ответы, или у меня всего одна попытка? — уточнил он, лихорадочно продумывая варианты дальнейших действий.

— Мой путь должен продолжаться. Если захочешь ответить, ищи меня. Попытайся найти того, кого нет, и назвать ошибочное имя. Найдешь — вариант будет рассмотрен. Нет — Разрыв не примет даже верный ответ.

Туман заклубился вокруг алых пол кимоно, поглощая их, как огонь поглощал рубища ведьм, привязанных к позорным столбам инквизиции.