— Принцесса, неужели Вы не хотите надеть туфельку и стать самым важным человеком для Принца официально? — бормотал он.

— Эта туфелька мне даже на нос не налезет, — резко ответил Хоран, переходя на бег и не замечая, как гравий вспарывает ступни. — Твой Принц ошибся, так и передай.

— О, во сне люди всегда немного меньше, чем в реальности, не беспокойтесь! Это точно были Вы! — оптимистично улыбнулся Паж, а в глазах его промелькнула холодная решимость. — Принц не мог ошибиться: он гений во всем! И надеть туфельку не составит труда…

По спине Найла побежали мурашки. Он вдруг вспомнил изначальный вариант сказки о Золушке и то, как ее сестры пытались обуть слишком маленькую туфельку… А хрустальный башмачок на алой подушке призывно сверкал, словно смеясь над мыслями Хорана. «Тебе ведь всё равно не уйти от меня, Принцесса!»

— Я уже попробовал надеть на Вас туфельку, но ничего не вышло, — лучась оптимизмом, продолжал Паж. — Поэтому мы просто…

Словно в ответ на мысли Хорана, юноша запустил руку во внутренний карман камзола, которого там не должно было быть, и вытащил нечто длинное. Металлическое. Острое… Отвратительное.

— …мы просто отрежем Вам пальцы! — сияя белоснежной улыбкой, с воодушевлением провозгласил парень.

Портняжные ножницы щелкнули, разрезая воздух. По спинам парней пробежал озноб. Зейну давно расхотелось смеяться, но лишь сейчас он понял, почему Найл испугался видения. Точнее, ему показалось, что он понял. Он подумал, что Хоран вспомнил изначальный вариант сказки и то, как сестры Золушки отрезали собственные пальцы, чтобы упасть в объятия Принца. Вот только Малик не понимал, что гораздо больше, чем этих ножниц, Найл боялся того, что какое-то чудовище, город, живущий за счет чужой боли, знает не только о его страхах, но и о его мечтах. И превращает светлые воспоминания в кошмар наяву.

А падать с небес больно. Как и терять грезы, роняя их в сточную канаву.

Неприятно, когда топчут самое светлое, что было в душе, так, смертные?

— Давайте же, Принцесса! Я быстренько отрежу Вам пальцы и отведу к Принцу. И Вы будете с ним до самой смерти! Он будет дышать Вами! Ну же! — слова манили, как пение сирен, и были отвратительны, как дыхание циклопа. Такие правильные слова, которые Найл так желал услышать, в этом городе звучали как изощренная издевка, и он не верил им. А неверие порой бывает страшнее острозаточенных ножниц в руках убийцы.

— Да пошел ты! — крикнул Найл, со всех ног убегая от ничуть не отстававшего Пажа. А ужас душил его, затягиваясь на шее удавкой из высмеянных снов, надежд и желаний.

— Вы отказываете Принцу? — нахмурился юноша.

— Да пошли вы оба! Я не Золушка! — срывая голос, крикнул Хоран в ответ.

Бац!

Ставни с гулким грохотом захлопнулись.

— Жаль, ведь Принц не отпустит свою Принцессу. Никому не отдаст ее, — вкрадчивый шепот просачивался в души.

Звяк!

Окна домов покрылись трещинами, а по асфальту разлетелись мириады хрустальных осколков.

— Теперь Золушке не стать Принцессой официально, — довольный голос Пажа звучал откуда-то издалека. — Я свою работу выполнил, пойду доложу моей любимой Королеве, что она может спать спокойно. После похорон Принц всегда забывает о глупых наивных Принцессах, не сумевших стать ими официально. Они ведь не хотят даже пальцы отрезать ради Принца, они его недостойны! А вот он ради них готов на всё. Даже убить их, если они его предадут…

Толпы мурашек пробежали по спине Хорана. «Любовь — это взаимоотдача, — вспомнились ему слова матери. — Если один лишь получает, а второй лишь отдает, всё закончится трагично». Только вот для кого-то трагедия — это развод, а для кого-то…

Ставни протяжно заскрипели.

Малик сжал руку друга, шепча, что не отдаст его «какому-то маньячному видению», а туман плотной шалью окутывал город. Дома мерно моргали ставнями-веками и провожали топот двух пар ног протяжными всхлипами. А на искореженном временем асфальте застывали алые разводы, покрывавшиеся морозной вязью, и беглецы не замечали, как коричневую корку со ступней срывали острые края гравия, награждая кожу новыми ранами.

— Ши-ши-ши.

Странный мужской смех, какой-то неестественный, будто мертвый.

Ставни хлопнули.

— Жертвенной Принцессе не сбежать от Принца.

Громовым раскатом женский голос расколол тишину.

Туман плотной стеной, вязкой, как кисель, застилал всё вокруг.

— Королева, позвольте Принцу поохотиться на предателей. Это ведь так весело!

— Конечно, дорогой мой. Ведь ты этого заслуживаешь. Забери у них всё, что хочешь. Жизни, например…

Воздух задрожал, поглощая отступавшую мутную пелену с сотнями холодных водяных капель, которые не могли утолить жажду.

— Ши-ши-ши.

Смех мертвеца, восставшего из Ада, безжалостной острой стальной полосой рассек воздух.

А смертные всё бежали, оставляя на асфальте частички себя — алые капли, белые лоскуты кожи и вырванные из зияющих ран багровые кусочки плоти. Это ведь мелочи, если за тобой гонится тот, кто мечтает забрать всю кровь, а не эти жалкие крохи, не так ли?

— Что за чёрт, как сказка могла в такое превратиться? — слова праведного негодования сорвались с губ пакистанца, забывшего о том, что сказке стать кошмаром проще всего, ведь она изначально являлась выдумкой.

— Как-то могла, — пробормотал Хоран, и срывающееся дыхание скрыло нервную дрожь голоса. Ведь он, в отличие от Зейна, знал. Знал причину этого вполне логичного превращения.

А туман, отступая в переулки, обнажал изрытый трещинами асфальт.

Ставни протяжно скрипнули, словно смеясь над глупыми смертными. Мерный гул заполнил пространство, будто по тысячам проводов вдруг пустили ток. Двести двадцать вольт под кожу — не хотите проверить, выживете ли, смертные?..

Под темным небом, не скрытым больше миллиардами водяных капель, натянулись струны. Гитарные струны, дрожавшие в безветренном воздухе. Но были ли эти нити и впрямь струнами? Или это было нечто иное?

— Ши-ши-ши.

Сотни нитей пришли в движение и рухнули на город. Тонкие. Прочные. Острые. Распахнутые ставни с грохотом упали на пыльную дорогу, и город устало вздохнул. Нити срезали его веки, заставив неотрывно наблюдать за погоней. А может, за охотой? За человеческим сафари с неизбежным исходом!

Нити медленно поползли по асфальту к последним клубам тумана.

— Играть в прятки так же интересно, как и охотиться!

Манерный голос, полный абсолютной уверенности в исходе. Он знал цену жизни, знал цену смерти, знал цену страха. Он любил дарить его. В отличие от города. А лишившиеся ставень дома безразлично смотрели на игроков, бежавших изо всех сил и понимавших, что теперь они просто дичь. И спасти их может лишь чудо.

Но ведь чудес не бывает, а, смертные?

Последние обрывки серой дымки лизнули кровь, примерзшую к асфальту. Расползаясь в стороны, они открывали городу сюрреалистическую картину, набросанную им самим. Бежевые сапоги до колена, странные, спортивного фасона, с багровыми шнурками и подошвами. Черные брюки, облегавшие худые спортивные ноги. Тонкая водолазка, подчеркивавшая достоинства идеальной фигуры чередовавшимися полосами: алый-черный-алый-черный-алый-черный… что за испорченный рояль! А может, не испорченный? Просто белые костяные клавиши обагрили кровью… На губах пришельца играла усмешка — беспощадная, кровожадная, обнажавшая идеально-белые зубы, не имевшие ничего общего с демоническими клыками. Это был человек. И этот человек прятал от мира свои глаза за длинной светлой челкой, казавшейся ширмой. Вот только надежды на то, что челка мешала ему видеть, не было. Ведь над головой молодого мужчины парили в воздухе десятки метательных ножей, привязанных к концам тех самых, тонких, почти прозрачных нитей. Острых.

— Принц объявляет сезон охоты открытым, — протянул мужчина и взмахнул руками, словно дирижер.

Сотни ножей пустились в пляс.

Туман исчез, оставив на дороге человека, чьи соломенные кудри венчала сиявшая в серой беспросветной мгле диадема. Принц рассмеялся шипящим смехом, а где-то далеко, за несколько кварталов от него, двое смертных бежали прочь, задыхаясь от паники, сдавившей горло, глядя на мир полными ужаса, но уже верившими в происходящее глазами. Расширенные зрачки искали путь к спасению. Нервная дрожь маршировала вдоль позвоночников сотнями мурашек. А две потные, липкие ладони с силой сжимали друг друга. Только на этот раз дружба может и не спасти, не правда ли? Ведь за вами гонится сама Смерть…