«Кто знает?» — сказали бы тебе недвижимые губы мужчины в алом кимоно, если бы он знал, что творится у тебя в душе. Потому что будущее смертным неведомо. И они могут лишь бороться за свое счастье.
— Мистер Хоран, — заставил себя озвучить собственные мысли Гарри, — я хочу помочь. Сделаю, что смогу. Я приеду к вам. Скажите, где…
— Не стоит, Гарри, — перебил парня отец его друга. — Здесь есть все условия, а транспортировка пока невозможна. Тебе сюда ехать ни к чему: дорога дальняя, а… мы не знаем, сколько времени уйдет на то, чтобы они пришли в себя и…
— Не важно, — поморщился Стайлс, снова и снова перечитывая слова: «Счастливый, счастливее всех — ты живой, ты жив!» — Я приеду. Не смогу быть далеко. Просто скажите, где они.
— Блэкпул, центральная больница, — вздохнул Бобби Хоран, понимая, что спорить бессмысленно. — Мы здесь втроем: я, Маура — мать Найла, и Грег…
Мужчина вновь вздохнул, и шатену показалось, что на том конце провода женский плач усилился.
— Приезжай, Гарри. Найл всегда очень ценил тебя. Он был бы… рад, если бы ты приехал. Поселим тебя в одном номере с Грегом.
— Я позвоню Луи и Лиаму. Предупрежу их. Вы не против?
— Конечно, нет. Ты хороший парень, Гарри. Спасибо, что присматривал за Найлом.
«Присматривал». Прошедшее время полоснуло по сердцу шатена раскаленным лезвием. Да как он может?.. Как может Бобби Хоран терять надежду на лучшее?! Нет, так нельзя. И Гарри Стайлс ему это докажет. Он не привык сдаваться, а уж бросать друзей в беде — нонсенс, о котором при нем лучше было не упоминать. И он еще поборется. Поборется за жизнь тех, кто ему дорог.
— Приеду сразу, как только смогу, — отчеканил шатен и нажал «отбой».
Медленно, спокойно и очень плавно он положил телефон с треснувшим серым корпусом на край стола. Не спеша, осторожно поднял наушники и повесил их на спинку кресла. Пальцы скользнули к кнопке отключения питания компьютера.
Щелчок.
Несохраненный доклад по повести Рэя Брэдбери «Канун всех Святых» растворился в небытии. Экран погас. Строки, призывающие людей жить, исчезли. Но они были высечены в сознании Стайлса штрихами, горящими кроваво-алым пламенем. Он не забудет. А его друзья не умрут. Надо лишь продолжать бороться. И не опускать руки.
Шатен развернулся и на негнущихся ногах двинулся прочь из комнаты. Сначала надо было позвонить отчиму, попросить его поговорить со знакомыми врачами, коих у того было довольно много, а затем сообщить Луи и Лиаму о том, что произошло. Гарри был уверен: парни бросят все дела и вместе с ним отправятся на побережье. Но для этого надо было еще собрать чемодан и проверить банковскую карту… Вот только продумать план действий у шатена не получалось. Перед глазами вновь и вновь вставало смеющееся лицо Найла Хорана, а в голове звучали слова, сказанные им когда-то давно. «Я привык веселиться. Но это не значит, что я не умею грустить. Только вот веселиться мне всё же нравится больше, и потому я ни за что не перестану это делать. А заодно и вас развлекать, парни!» Ни за что. «Ни за что», Найл. Это было обещание. Но сумеешь ли ты его сдержать?..
Дверь бесшумно закрылась, а в опустевшей комнате продолжал звучать голос Короля рок-н-ролла, вырывавшийся из плена черных профессиональных наушников, соединенных черной змеей-проводом с музыкальным центром, стоявшим на полке возле компьютерного кресла.
«Little things I should have said and done,
I just never took the time…
You were always on my mind,
You are always on my mind…»*
Почему ты так любишь эту песню, Гарри Стайлс? Любишь настолько, что поставил на «повтор» и слушал вновь и вновь, пока печатал доклад. Почему именно в эти строки ты жадно вслушивался, с тоской в глазах перекладывая их на собственную жизнь? Потому что ты уже понял, что Найла Хорана тебе не поймать, и всё, что у тебя осталось — лишь воспоминания о его улыбке и его дружба. Но скажи, разве этого мало? Нет. Иначе ты никогда бы не улыбнулся, слушая эту песню. А потому ты будешь бороться до конца — за жизнь друга, за его улыбку и за его счастье. Ведь ты понимаешь, что жизнь — это не игра. И за каждую ошибку в ней приходится платить. Поэтому ты отпустишь его, чтобы не причинить боль — отпустишь к тому, кто его понимает, но не к смерти. Хотя… Ты ведь его уже отпустил. Не так ли, Гарри?
Некоторые люди взрослеют раньше остальных. Раньше, чем их друзья и знакомые. Они понимают цену жизни, руководствуются голосом разума, а не эмоций, умеют отпускать, прощать и искренне радоваться чужому успеху, даже если он причиняет боль им самим. Они умеют принимать жизнь такой, какая она есть. Но разве играть с ней не веселее? Разве не интереснее преодолевать себя, уничтожать барьеры и смеяться в лицо костлявой старухе с косой в истлевших руках? Интереснее, ведь это помогает почувствовать себя на грани, познать вкус победы, рассмеяться от чувства эйфории, вызванной резким выплеском адреналина в кровь! Вот только в каждой судьбе прописан момент, когда человек должен осознать, что он не играет. Он живет. И кнопку «Replay» нажать он не сможет. А ведь порой так хотелось бы…
Но на ваши желания судьбе наплевать, смертные. Как и на вас самих. А потому вы вынуждены всегда играть по ее правилам.
====== 5) Ты видишь это?! ======
Комментарий к 5) Ты видишь это?! *Calavera — череп (с испанского).
*Calaveras de los Muertos — черепа мёртвых (с испанского).
*El Dia de los Muertos — День Мёртвых (с испанского). Праздник, посвящённый памяти умерших, проходящий ежегодно 1 и 2 ноября в Мексике, Гватемале, Гондурасе, Сальвадоре.
«Я не играю в шахматы — в шахматах я борюсь». (Александр Алёхин)
Туман играл со смертными, перебирая в воздухе нити холода, влажности и страха. Капли пота, срываясь с висков двух бежавших по дороге парней, обращались в лед, не долетая до земли, точно так же, как и кровь, что оставалась навечно на сером полотне асфальта, выступая из многочисленных ран на босых ступнях. Почему именно лед? Потому что холод — это смерть. Тишина — это могила. А в этом мире жизни нет. В нем есть лишь существование, наполненное безумием…
Зейн подтащил Хорана к одной из трещин, соединявшей два абсолютно одинаковых дома по разным сторонам дороги, и замер. Разлом шириной примерно в пять сантиметров, который он запомнил навсегда за то недолгое время, что смотрел на него, мучаясь от дичайших спазмов, вновь оказался перед парнями. Лужа желудочного сока, превратившегося в лед, подтверждала, что эта та самая впадина, лучше любых слов.
Всё возвращается на круги своя, а, смертные?
— Какого чёрта? — прохрипел Найл и присмотрелся к трещине. — Мы ходили кругами!
— Вот именно! — рявкнул Малик и, отпустив руку друга, сжал кулаки. Костяшки пальцев побелели, а губы парня превратились в тонкую полосу. — Эта тварь нам солгала! Дорога не бесконечна — просто проложена вокруг города кольцом! Значит, из него можно выбраться, свернув!
«А соврал ли он?» — промелькнуло в голове Хорана. Блондин всматривался в мерзлый асфальт, кусая губы, и вспоминал слова Хранителя. «Весь этот мир состоит из одного города, выхода из которого нет». Но про дорогу он не говорил ни слова. И ты это отлично запомнил, не так ли, Найл?
— Зейн, но ведь он не говорил, что дорога бесконечна, — нахмурился ирландец, посмотрев на брюнета. — Он только сказал, что отсюда нет выхода.
Пакистанец задохнулся от возмущения. В карих глазах промелькнула ярость, а руки сжались еще судорожнее.
— Ты его что, защищать решил?! — рявкнул он срывающимся, хриплым от жажды голосом.
— Да прям! — фыркнул Хоран, скрещивая руки на груди и начиная отстукивать бешеный ритм ногой. Он почти не чувствовал боли от порезов, ведь мерзлая кровь так приятно холодила раны, заставляя и их замерзнуть… — Он явно знает больше, чем говорит. Но он нам не врал — это факт. По крайней мере, он не говорил, что дорога бесконечна, насчет остального — кто его знает.
— Найду эту гадину — всё из него вытрясу, — прорычал Малик и махнул рукой, словно нанося удар невидимому противнику. Смуглый кулак рассек воздух. Капля пота сорвалась вниз и звонкими осколками разлетелась по мостовой. Ведь законы физики здесь были сильно искажены. Как и законы жизни.
