Телефонный звонок вывел парня из состояния задумчивости. Мобильник, лежавший перед ним, резко завибрировал, а на экране высветилось знакомое имя. «Бобби Хоран». Гарри удивленно воззрился на имя отца Найла и почувствовал, как сердце проколола раскаленная игла. «Что-то случилось», — подумал он и, скинув наушники на колени, ответил на звонок.

— Добрый день, мистер Хоран, — вежливо сказал парень, подумав, что день-то как раз и не добрый. Предчувствие беды отчаянно не хотело покидать его.

На том конце провода послышались сдавленные женские рыдания, приглушенный голос брата Найла — Грега, и тяжелый вздох того, кто набрал номер Стайлса. Сердце шатена замерло, а по спине побежали мурашки. «Только не это», — промелькнула и растворилась в пустоте ожидания одинокая мысль. Надежда отчаянно билась в душе, как птица со сломанными крыльями, а на лбу выступили капли пота. Они ведь не могли?..

— Гарри, здравствуй, — голос Бобби Хорана был надломлен, словно каждое слово давалось ему с огромным трудом. — У меня… плохие новости.

Ладони парня вмиг покрылись потом, и трубка чуть не выпала из онемевших пальцев. Его губы плотно сжались, а глаза подернула мутная пелена. «Нет. Они не могли. Не могли. Найл не мог… Он жив. Он не мог. Не мог», — настойчиво зазвенело у британца в голове. «Ты так думаешь?» — насмешливо прошептало в ответ его подсознание. На черный подлокотник кресла упала горячая соленая влага. За секунду Гарри вспотел так, словно пробежал марафонский забег. Вот только глаза его оставались сухими, а губы сжались так плотно, что превратились в тончайшую бескровную полосу.

— Гарри, Найл… Они с Зейном попали в аварию. Но они живы.

Живы. Живы, чёрт возьми! Живы…

Парень шумно выдохнул и почувствовал, что сердце снова бьется. Бьется куда быстрее, чем раньше, мощными толчками разгоняя по венам кровь. «Жив. Найл жив. Жив», — с души рухнул камень, грохот от падения которого сложился именно в эти слова. Гарри откинулся на спинку кресла, и усталость накатила океанской волной, словно он выпил двойную дозу снотворного.

— Но… Гарри, они оба… — Стайлс вновь напрягся. Рука на подлокотнике кресла непроизвольно сжалась. — Они оба в коме.

Бац!

С громким стуком наушники упали на пол. Шатен вскочил на ноги, сжимая телефонную трубку так, что костяшки пальцев побелели. Он запросто мог сломать телефон, но сейчас парню на это было наплевать. В его голове набатом звучало лишь одно слово. «Кома».

— Гарри? Гарри, ты меня слышишь? Ты в порядке? — в голосе мистера Хорана сквозила тревога, и Стайлс шумно выдохнул. Беспокойство о нем отца Найла, который и так был на пределе, заставило британца взять себя в руки и попытаться думать логически. Впрочем, мысли всё равно ускользали, теряясь в страшном, холодном, абсолютно ненужном, лишнем слове. Слове, которое так не подходило к веселой улыбке блондина, решившего преодолеть свои страхи. Нет, он должен собраться, он не имеет права на слабость. Только не сейчас. Не сейчас…

Проведя рукой по лицу, шатен сглотнул и ответил осипшим, надломленным голосом, который и сам бы вряд ли узнал:

— Я слышу. Где они? Что говорят врачи?

— Что они могут сказать, — Бобби Хоран был явно недоволен действиями медиков, но поделать ничего не мог. — Говорят, сделают всё, что смогут. Но шансы пятьдесят на пятьдесят. Эта кома… какая-то странная. Повреждения были не такие серьезные, чтобы… — мужчина замолчал на пару секунд, а затем продолжил: — Врачи не понимают, почему они впали в кому при таких незначительных повреждениях.

— Каких именно? — пробормотал Стайлс. Звук его собственного голоса доносился до него словно сквозь вату, а в голове звенела давящая пустота.

— Переломы, разрыв внутренних органов, сотрясение, но их подлатали. Операции прошли успешно. Всё не так серьезно, чтобы… чтобы впасть… — отец Найла еле держался, но всё же надежда в его душе еще теплилась.

— Как это произошло? — едва слышно спросил Гарри. Его безжизненный голос звучал словно из могилы, ноги стали ватными, колени подгибались, но парень не шевелился.

— Зейн был за рулем, — в голосе мистера Хорана промелькнуло раздражение. — Они решили… погонять по городу. По ночному городу. Машина… Что-то пошло не так, тормозного пути не было. Сейчас… идет экспертиза, полицейские говорят, тормоза скорее всего были неисправны, потому они… — мужчина замолчал, а секунд десять спустя закончил рассказ: — Видимо, кто-то выскочил на дорогу, они попытались затормозить, но не смогли, и Зейн… вывернул руль. Машина… врезалась в столб.

Повисла тишина. Мистер Хоран пытался унять дрожь в голосе, глубоко дыша, а Гарри пустым взглядом скользил по строчкам на экране компьютера.

«Где это видано, где это слыхано —

Смерть превратили в сущую мелочь, так, в ерунду!»

Песенка Торговца Черепами из повести Рэя Брэдбери «Канун всех Святых». Веселая песенка праздника Dia de los Muertos. Печальная песенка, покачивающая головой и вздыхающая: «Ничего-то вы не понимаете, смертные!» Как ты права. Как ты права, песенка, призывающая задуматься о том, что живые должны жить, а не играть со смертью!

«Какого чёрта?!» — раздражение заполнило пустоту в душе шатена. Кулаки непроизвольно сжались, и корпус телефона тихо хрустнул. Мысли бегали от одного имени к другому, смешивались, рождали в голове неясные страшные картины. Почему они решили поехать в город? Почему им стало мало пустынных трасс? Почему они сочли возможным поставить на кон свои жизни и жизни тех, кто в их безумном споре со страхами не участвовал? Как они могли?! «Как они могли… бросить меня?» Злость исчезла.

Гарри Стайлс, тебе их не понять. Вот почему в этот отпуск они поехали вдвоем. Потому что есть нечто, что связывает их крепче, чем кого бы то ни было. Потому что ты лишний. Нет, конечно же, ты необходим им как друг, но не больше. Ты не имеешь права испытывать те чувства, что испытываешь уже много лет к Найлу Хорану. Ведь ты его не понимаешь. Не понимаешь, что ирландец не хотел рисковать чужой жизнью, но готов был рискнуть своей. Почему? Потому что не верил в проигрыш. Но ты никогда этого не поймешь, Гарри Стайлс. Потому что ты не знаешь, каково это — сидеть в полном одиночестве в маленькой темной комнате, смотреть на звезды в открытое окно и думать, думать, думать… Думать о том, что ты никому не нужен. Думать о том, что этим вечером отец вновь не придет домой. Думать о том, что если начнется пожар, никто тебе не поможет. И ждать. Ждать, что этот пожар всё же случится, а отец успеет вынести тебя из твоей комнаты и скажет, что ты ему всё же нужен. А еще понимать, что это пустые мечты. Потому что отец никогда не успеет. Ты не поймешь, чего хотел добиться твой друг, Гарри Стайлс. А ведь он просто хотел вырасти. Вырасти из своих страхов и начать жить. Жить по-настоящему, дышать полной грудью, без оглядки на прошлое и на мысль, которая до сих пор не желала исчезать из разума Найла Хорана. «Никто не придет». Потому что даже друзья не могли заменить семью, и ночами, полными беспросветного одиночества, эти слова разрывали душу ирландца в клочья. Ведь по ночам друзья не могли быть рядом. И потому именно в сумраке мальчик отчетливо понимал, что у него нет права быть слабым.

Гарри шумно выдохнул и вновь провел ладонью по лицу. Липкий холодный пот, заливавший глаза, был стерт вместе со злостью на друзей. Глаза парня, зеленые, пронзительные, подернутые мутной пеленой боли, скользнули на другую строку всё той же песни.

«Счастливый, счастливее всех — ты живой, ты жив!»

«Он жив, — подумал Гарри, хватаясь за спасительное слово. — Главное, он жив. Нет, не так. Они оба живы. Это главное. Надо успокоиться. Соберись, Стайлс! Ты сможешь. Давай. Ты нужен Найлу… Нет, им обоим. Давай, чёрт тебя побери, возьми себя в руки! Не раскисай! Сейчас у тебя нет права быть слабым!» «Нет права», да, Стайлс?.. Знаешь, быть может, когда-нибудь ты всё же поймешь, почему той ночью в машине были лишь двое, почему тебя на эту гонку не пригласили, и почему отказаться от нее Найл Хоран не мог. Возможно, когда-нибудь…